Осенний полонез. Сборник рассказов. Лирика, драма, ирония, юмор

В паузу, пока разливали спиртное и подкладывали закуску, дед не преминул воспользоваться моментом и взялся за своё:

– Увольнение на берег для настоящего моряка вещь сурьёзная! – дед тянул вверх дрожащий палец. – Ежели не выутюжишь брюки до бритвенной остроты, не выдраишь до золотого блеска бляху, можешь и схлопотать от патрульного офицера. А то и на гауптвахту загреметь!… Был как-то случай…

– Ты на внука гляди, а не болтай про старое, да рюмку легче дави! – привычно напустилась баба на своего памятливого мужа.

– Вот отсталая женщина, не даёт разумное слово высказать, – опустил руку дед и, не дожидаясь приглашения, лихо опустошил рюмку. Потом смачно крякнул, ухватил куриную ножку и крепко впился в неё зубами, которых у деда был ещё полон рот.

– Недавно показывали по телевизору, в Америке народ в городах стал болеть ожирением! Вскорости и до нас дойдёт сия напасть, – вставил своё умное слово сосед, дед Мотя. – Так что верно ты, Санёк, поступил: в нынешних городах жизни никакой…

Больше всех возвращению сына радовались отец и мать: у них появились планы относительно земли, расширения и обустройства хозяйства. Такому повороту в судьбе крестьян способствовало то, что в парламенте приняли, наконец, новый закон о земле, и появились перспективы, особенно в части банковских кредитов, для селян, желающих работать.

Отец восторженно трепал сына за руку и приговаривал:

– Хорошо, что ты вернулся! Мы тут такое фермерство развернём!…

Санька смотрел на это родное привычное, на свою первую любовь, Меланью, покачивал мощными плечами и с трудом сдерживал предательские слёзы…

01.08.07 года.

Знамение или дерьмократическое ЧП

(почти по Чехову)

Шахтёрский городок Степной – центр одноименного района – казался вымершим. Слабый ветерок кропотливо собирал в ямках, густо усеявших уличные тротуары и дороги, мусор самого невероятного сорта, назначения и калибра. После вчерашнего дождя досыхали на остатках асфальта последние лужи, оставляя грязные круги. Сквозь армаду серо-белых облаков пугливо выглядывало солнце. По вытоптанным газонам перед помпезным, с тёмными водянистыми разводами, зданием райисполкома бегала стайка бродячих собак. Время от времени из здания торопливо кто-нибудь выходил. Реже – заходили внутрь. Слева в тени сиротливо пылились два японских джипа…

Унылый провинциальный пейзаж маленького городка, однако, разбавляли красочные плакаты: намечались выборы в местные органы власти. Плакаты присутствовали везде, где могла (и не могла!) достать рука человека: на заборах, столбах, тумбах, на растяжках между проводами высокого напряжения, над и под крышами домов. Кто-то умудрился даже над входом в кладбище повесить скорбную физиономию под зовущим лозунгом: “Сохраним и умножим прах наших невинно усопших!” А внизу жирным шрифтом: Голосуйте за “Партию жертв мудалитаризма (ПаЖеМу)”.

Старший лейтенант степновского отдела внутренних дел, постоянно исполняющий обязанности участкового, Михаил Михайлович Зашибеев, заложив руки за спину, слегка отдуваясь, с важным видом обходил вверенный ему участок наблюдения за законностью и порядком. Выпирающий живот затруднял передвижение, но старлей крепился и виду не подавал. Он грозно хмурил брови, многозначительно надувал толстые щёки и округлял глаза, демонстрируя монументальность и значимость своей персоны.

Реденькую кучку людей, что-то шумно обсуждающих на упомянутом выше исполкомовском газоне, приметил издали и внутренне напрягся, ощущая знакомое, сосущее предчувствие назревающего непорядка. Пока не торопясь шёл, до него доносились странные речи. Первого различил деда Пантюху, бывшего марафонца-любителя, который каждое утро, вот уже десять лет, по десять раз оббегал райисполком, символизируя плачевное состояние спорта в городке.

– Что вы мне ни доказывайте, мужики, а это дурной знак и попахивает выборными грязными технологиями!

– Ну, скажет, пахнет оно… конкретно… дерьмом… – возразил хриплый, надтреснутый голос, принадлежавший известному в городе сапожнику Кузьмичу.

Кузьмич был высоким худощавым мужиком с привязанными к затылку очками. Так что его голова со шнурочным бантиком на худосочной шее отчётливо выделялась среди остальных. Сапожник часто бывал в запое и, когда опохмелялся, становился очень говорливым и рассудительным.

– И сделано всё неспроста! Гляди какая кучища, да ещё и на голове! В этом, граждане дорогие, может быть намёк на некое знамение. Помню, в прошлом годе по весне сучка соседки Марфы загадила так весь двор, что вонь на улицу вышла. Не прошло и месяца, как соседка отдала концы… вместе с сучкой. Так-то…

– А у нас был обратный случай… – вмешался в разговор дворник, дядя Митя, с реденькой метлой бочкообразный мужик, одетый в жёлтый зипун. – Кобель, по кличке Хлястик, перестал мочиться. Так его хозяйка Жанна неожиданно забеременела и родила двойню в свои пятьдесят лет!

– Это ещё что!… – вмешался третий участник обсуждения, но нарастающий азарт предметной беседы прервал подошедший Зашибеев.

– Что за сбор в неурочный час и в неположенном месте! – грозно рявкнул он и своим внушительным брюхом раздвинул строй возбуждённых людей.

– А это… – хотел он продолжить, оттеснив Кузьмича, и замер с открытым ртом и застрявшим в горле последним звуком ч…

У старлея застучало в верхней части живота и галопом понеслись тоскливые мысли. Они как гончие поросята наталкивались друг на дружку, хрюкали и не могли определиться, где и во что им ткнуться. Участкового ошарашило, опустило до самой земли шокирующие зрелище. На огромном предвыборном плакате пропрезидентской партии, лежащем на земле с улыбающимся портретом самого…, творилось невообразимое и непостижимое!

Аккурат на голове (чуть выше лба) высилась солидная куча… дерьма. Перед ней, высунув язык, весело и смело поглядывая на собравшихся зевак, вертела коротким хвостиком собачонка. Время от времени она трясла головой, строила глазки и в паузах – одобрительно подгавкивала. Животное абсолютно не смущалось окружавших людей и чувствовало себя раскованно!

– Гав! – увидев живот участкового, поприветствовала собачонка и даже слегка подпрыгнула на месте, очевидно от радости. Хвостик завертелся ещё интенсивнее.

От собачьего приветствия старлей вышел из столбняка и, дав петуха на высокой ноте, рявкнул по инерции, очевидно вспомнив Чехова:

– Чей собака?

Народ сразу же утих в знак уважения к представителю власти. Стал вопросительно переглядываться. В его, представителя, голосе вместе с понятным возмущением послышался даже отдалённый намёк на наличие мозгов: начал-то с собаки, как возможной причины безобразия, а не с какого-то там дерьма!

– Прокуророва это Муська! – звонко нарушила паузу мальчишечья голова, высунувшаяся из-за туши дворника дяди Мити и тут же спрятавшаяся. – Они её с вечера ищут… – донеслось издали.

– Прокурора… – было задумался Зашибеев и сходу нашёлся. – Подайте её, бедолагу, сюда: надобно людям помочь… А не чесать языки срання! – вновь возвысил голос и набросился на зевак старлей, лихорадочно обдумывая, как поступить с дерьмом и плакатом.

На команду первым среагировал Понтюха. Он нагнулся и хотел взять собачонку на руки. Но… Муська напряглась, перестала вилять хвостом и грозно зарычала! Марафонец инстинктивно отпрянул и цензурно ругнулся:

– Ах! Мать твою… Ещё цапнет!

– Не! Это не прокуророва! – снова высунулась голова мальчишки. – У них незлая и крупнее этой дворняги. Наверное, это Нюськи-алкашки. Её намедни из подвала супермаркета “Всё от народа” турнули. Так она теперь вон там, на лавочке ночует… собак приваживает: они ей закусь таскают… – И пацанёнок повернул голову и ткнул пальцем в сторону сквера, что примыкал к исполкому.

Все как по команде, в том числе и участковый, машинально повернулись в том же направлении.

– А, по-моему, такую кучу может наваять только кобель, которого кормят не менее чем три раза на дню и польской колбасой. От неё всегда желудок сводит! – Обновил дискуссию до сих пор молчавший лысенький низкорослый мужичок. – Или сметаной… польской…

Все дружно повернулись к лысому.

– Эти олигархи, ни дна им не покрышки, – вдруг присоединилось новое лицо – проходившая мимо небезразличная персональная пенсионерка местного значения, – кормят своих собачек таким, что нам и не снилось. Вот, на днях, моя дочь работала у такого…

– Отставить! – зеленея, прервал излияния с политическим запашком вновь оживший, берущий ситуацию в руки, Зашибеев. – Собаку убрать! Кто у нас дворник?… – Старлей грозно поводил глазами и свирепо уставился на дядю Митю. – Плакат отмыть, прочистить, пропыле… и водрузить на место. Ясно!

– Так точно! – Приставив метлу к плечу, чётко стукнул пятками сапог дворник и выпятил вперёд округлый подбородок и незапятнанный ещё зипун.

– Приступай! – уже миролюбивее кинул Зашибеев и хотел разгонять толпу, но опять вышла заминка.

Собачонка злобно зарычала. Более того – ощетинилось и оскалила зубы! Она явно не хотела покидать то ли кучу дерьма, то ли плакат с ликом самого… В общем, дворник откровенно был в замешательстве, пытаясь отогнать настырное животное. Даже метла не помогала. А ситуация стала накаляться! Жучка, огрызаясь, вдруг стала переминаться с одной задней лапы на другую и, улучив момент, элементарно сотворила новое безобразие – желтоватую, тоненькую, но интенсивную струйку! Коварная жидкость расплывающимся бордовым пятном прошлась по очам, носу и добралась до улыбки самого… Народ ахнул… громовым хохотом!

– Эт! Молодец собака! Что вытворяет? Хоть и бессловесная тварь, а чует человека, даже нарисованного! На хорошее умная скотина гадить не станет! – захлёбывался в неподдельном восторге сапожник Кузьмич, вытирая слёзы.

Его поддержала персональная пенсионерка, за ней спортсмен-бегун, потом лысый… Зашибеев тем временем повышенно потел, желтел и белел, как тот африканский хамелеон, набирая в лёгкие побольше воздуха, чтобы остановить антигосударственную вакханалию!

– Начальство едет! – опять зазвенел голосок мальчишки.

Зашибеев натужно выдохнул, враз укрылся новой волной пота и обернулся – к тротуару парковался шестисотый “Мерседес”! Старлей почувствовал тупую боль в брюхе и сухость во рту. Он резко развернулся и кинулся на собачонку, примериваясь правой ногой для точного удара! Муська без труда увернулась, не покидая плаката, и… старлей, поскользнувшись на мокром полированном, промасленном сукне, всей своей немалой тушей грохнулся аккурат в… Послышался треск рвущейся ткани, хряск ломающегося дерева и характерное “чвак”. Нарастающая вонь заставила опешившую толпу дружно отпрянуть от места политического казуса…

К месту драмы-комедии уже спешил в безупречном костюме, при галстуке под правильной лысиной, начальник предвыборного штаба самого… За ним рысью бежали двухметровые охранники. Глаза руководителя метали громы и молнии! Встречал же его неудержимый хохот. Кто-то уже плакал, сморкаясь, фыркая и сплёвывая. Зашибеев вертелся неуклюжим тюленем, пытаясь встать (мешал живот), разнося вокруг себя довольно острые запахи. Никто не пытался ему помочь…

Михаил Михайлович Зашибеев отмывался долго, в течение чего, не дожидаясь окончания указанного банного процесса, участкового ускоренно уволили с переводом на другую работу: охранять свалку мусора. Партия местного “босса” (самого…) выборы проиграла (кстати, в Степном большинство поддержало бойкую ПаЖеМу!), на что Кузьмич заметил, попивая в закутке с дядей Митей пивко:

– Говорил я про знамение! Дерьмо, оно ежели и во сне приснится, то случится в скорости какая-нибудь гадость. Ну, а наяву… то знамение!