Впервые в необходимости контроля за созданием и внедрением систем искусственного интеллекта человечество убедилось в 2026 году, когда система Ocean Wind, созданная одной небольшой компанией для оценки климатических изменений и планирования маршрутов автоматизированного судоходства, вышла из-под контроля и захватила морскую логистику Суэцкого канала, действуя только в своих малопонятных интересах. Перебои поставки нефти и газа, которые последовали за этим событием, чуть не подорвали хрупкую экономику Европы и спровоцировали Великий энергетический кризис 2026 года. Это, наконец, заставило мировые элиты всерьез принять угрозу систем искусственного интеллекта, после чего Еврозона инициировала ряд встреч на уровне Совета безопасности ООН.
Было и еще кое-что, но об этом широким массам было знать не обязательно. Именно тогда был создан “Харон”. Не в том виде, в котором он существует сегодня, в 2034 году, но общие принципы были заложены именно тогда. Организация, отвечающая за алгоритмы, отказоустойчивость и принципы создания систем искусственного интеллекта по всему миру, и подотчётная непосредственно Совету безопасности ООН. Могущественная структура, во главе которой стояла могущественная женщина – дочь потомственного военного Адель Ардо. Жесткая, эффективная, она знала, что такое власть, контроль и дисциплина.
Высокие стены огромного, не менее сорока пяти метров в поперечнике помещения под небольшим углом уходили вверх, формируя некоторое подобие конфигурации усеченной пирамиды, и завершались высоким, не менее шести метров потолком. Тени падали в каждый угол, создавая впечатление некоторой неестественности, театральности. Впрочем, это был замысел художника, декорирующего это пространство, дабы снять излишнее нервное напряжение. Неровная волнообразная и словно пенящаяся поверхность потолка периодически приходила в движение, обеспечивая равномерность контроля экологической и не только обстановки в помещении. На гостей здания порой это зрелище производило пугающее впечатление.
Откуда-то сверху струился мягкий белый свет. Тонкие светло-серое колонны поддерживали хрупкую конструкцию различного рода проекционных панелей – дань прошлому без нейроинтерфейсов. Впрочем, в этом смысле ООН была весьма старомодной организацией. Несколько колонн стояли в центре зала, формируя нечто вроде античного портика, где стояло несколько лавок, которые облюбовали гости.
– Если я благодаря вашему бездействию еще раз окажусь в подобной ситуации, мы более не сможем продолжать наше столь плодотворное сотрудничество.
Голос был высокий и резкий, если не сказать, визгливый. Он сбивал с толку и раздражал. Высокий тон свидетельствовал об эмоциональном разладе и принадлежал высокой, привлекательной худобы женщине, светлые волосы которой были строго уложены в аккуратное каре. Высокие скулы и длинную шею венчал гордо вскинутый подбородок. Украшений не было, она их не терпела. Все в этой женщине было пропитано духом истинного, наследственного аристократизма – а только таким он, по ее мнению, и мог быть. Всегда бледное, безэмоциональное вытянутое лицо сейчас приобрело угрожающе розовый оттенок, что свидетельствовало о крайней степени негодования своей обладательницы.
– Мы с вами это еще обсудим.
Видимо, удовлетворившись ответом, женщина кивнула невидимому собеседнику и повернулась к стоявшей рядом с ней невысокой темноволосой спутнице, в которой легко угадывались азиатские корни. Темные короткие волосы с длинной непослушной челкой почти закрывали ее черные глубокие глаза. Светло-голубое платье непризнанной униформы сотрудницы “Харона” подчеркивало ее идеальные пропорции. При небольшом росте в чуть больше полутора метров она, при желании, могла свысока посмотреть в лицо даже своему боссу, которая была почти на две головы выше. В ее свободной непринужденной позе только профессионал мог разглядеть собранного и жесткого бойца. Фумико Танака была именно такой, и ее преданность делу была порой фанатична.
Фумико была представительницей древнего самурайского рода Сага Гэнзди, хотя старалась не афишировать свою принадлежность к нему. Она давно утратила связи с домом, на что у нее были свои причины, которые она тщательно скрывала. “Харон” был равнодушен к небольшим личным тайнам своих сотрудников, и это ее вполне устраивало.
– Фумико, – высокая блондинка пристально посмотрела ей глаза, – этих нужно взять под контроль. Мы не можем себе сейчас позволить свободные пересуды.
– Все будет стабилизировано, Адель, – с этим словами Фумико упрямо сжала губы, – но я хотела бы напомнить, что уже рекомендовала в отношении этой группы более… конкретные меры воздействия.
Видя неодобрение в глазах спутницы, она примиряющее добавила:
– Впрочем, мы, вероятно, еще имеем возможность контролировать ситуацию, не прибегая к подобным шагам.
– Именно, – ответ Адель был сдержан. Она старалась излучать уверенность, которую, впрочем, отнюдь не испытывала. – Мы должны стабилизировать ситуацию, но сейчас мы не можем позволить себе непродуманных действий. Ты знаешь, что стоит на кону.
Не дождавшись ответа, она молча кивнула и продолжила:
– Хорошо. Не будем возвращаться к этому вопросу. Ты знаешь, что нужно делать. Дай мне статус по текущим делам.
Организация “Харон” была одной из самых консервативных и не имела своего филиала в “Вирту”. Адель с недоверием относилась к мирам, создаваемым системами искусственного интеллекта, критическая оценка деятельности которых, как никак, была ее фокусной задачей, и становиться заложниками деятельности “умных машин” её организация не имела права. По крайней мере, Адель понимала эту ситуацию именно так. Тем не менее, сокращение количества рабочих место в реальности коснулось и их. Это был общий тренд, веяние времени – это бессменный руководитель “Харона”, нехотя, принимала.
Посетителей было для буднего дня не так много, что не удивительно: пространство “Вирту” стало местом всех встреч, и даже такое подразделение как “Харон” было вынуждено считаться со стратегией оптимизации расходов ООН, в том числе на аренду помещений. В фойе находилась лишь небольшая группа дипломатов, обсуждающих, судя по всему, вспышку насилия в Катаре, и несколько сотрудников службы безопасности, с непринужденным видом рассматривающих окружающих. Их цепкие взгляды то и дело останавливались на ее фигуре.
Чуть в глубине, около стены стояли одетые в серо-голубую униформу служащие ООН, которые давали личные консультации наиболее важным посетителям. Впрочем, таких всегда было немного. Нельзя сказать, что было людно, но…
– Здесь, Адель? – слегка удивленный голос спутницы вывел главу службы «Харон» из раздумий.
– Нет, пожалуй, ты права, – Адель передернула плечами, отбрасывая навязчивую мысль. – Поднимемся ко мне и все обсудим детально.
Фумико коротко кивнула. Лаконичность и профессионализм – это именно то, что ценила в людях Адель. Развернувшись, они быстрым шагом направились к ближайшему служебному лифту. Система опознавания не давала ни малейшей возможности для проникновения постороннего за невидимые черты в холле. Прозрачная труба пневматического лифта за несколько секунд доставила их на сороковой этаж служебных помещений Башни. При желании, Адель легко могла получить рабочие помещения и существенно выше, но столь простые форматы самоутверждения были ей не свойственны. Воспитанная отцом, наследственным военным, она впитала одну простую ценность – только власть имела значение. Деньги, комфорт, статус – это всё переменные. Только власть давала возможность менять все вокруг, а Адель, плоть от плоти дочь своего отца, хотела многое изменить. Именно поэтому, имея возможность уступить помещения на сто первом этаже в обмен на услугу, она воспользовалась этой возможностью, и еще ни разу не пожалела о своем решении.
Выйдя из трубы пневмолифта, они оказались в просторном помещении Службы. Все пространство было сконфигурировано таким образом, что рабочие места концентрическими кругами группировались вокруг центрального места в зале – места, которое занимала непосредственно сама Адель. Эту идею конфигурации она предложила и реализовала самостоятельно. Ей импонировал такой простой и наглядный символизм.
На рабочих местах было крайне мало людей. Персонал “Харона” делился на две основные группы: тех, кто занимался оперативной работой “в полях”, и тех, кто занимался аналитикой. Последних было существенно меньше, при этом значительная часть из них работала в защищенных узлах данных.
– Парадоксально, тебе не кажется? – произнесла Адель, окинув взглядом полупустое помещение.
– Что именно, Адель? – Ее спутница удивленно вскинула бровь. В тоне руководителя сквозила столь редкая меланхолическая нотка.
– Мы построили огромное новое здание, но, учитывая современные реалии, оно более неуместно. Это не более, чем памятник человеческим амбициям.
– Пожалуй, в таком взгляде на вещи что-то есть, но по-моему не нужно забывать о метафизике.
– Метафизике? – теперь настала очередь Адель удивленно посмотреть на помощницу. Та несколько смутилась, но продолжила:
– Точнее, сакрализации. Я имею ввиду метафизику власти. Власть ведь не может позволить себе быть простой и доступной, она обязана быть доминирующей и сакральной. Именно Башня и придает ООН сегодня статус почти сакральной организации, вершащей порой судьбы мира. Она исчерпывающе говорит всем окружающим о господстве и необходимости подчинения. – Фумико усмехнулась, одобренная молчаливой внимательностью собеседницы. – В этом смысле архитектор был более, чем прозорлив…хотя, безусловно, в этом “фаллизме” есть что-то шовинистическое.
Она позволила себе улыбку. Адель рассмеялась.
– Забавно, насколько мне известно, в проектирование принимала участие Мари Шермен в качестве главного архитектора. Что бы сказал основатель психоанализа о ее выборе? – Адель откровенно наслаждалась минутой отдыха и столь неожиданным поворотом беседы.
– Ха, мне думается, было бы серьезным упрощением с нашей стороны предполагать, что это был исключительно ее выбор. Уверена, Венский мыслитель смог бы понять это. Мне представляется, что здесь не обошлось без участия представителей второй половины человечества. Впрочем, так или иначе, но результат достигнут – сакрализация наглядна и фундаментальна. Более того, учитывая архитектурный ландшафт окружающей местности, тотальна.
– Пожалуй, мне стоит подумать над этим.
Адель была приятно удивлена такой оценкой.
– А ты философ, – улыбнувшись, добавила она.
– Безусловно, – взгляд Фумико снова стал твердым, – нельзя не быть отчасти философом, имея собственную, пусть и несколько упрощенную личным опытом и обозначенную лишь междометиями ощущений картину реальности.
Она дерзко улыбнулась и, увидев в глазах собеседницы молчаливое одобрение, продолжила уже более серьезно.
– Не иметь своей картины реальности сегодня могут позволить себе только глупцы.
Фумико посмотрела в центр зала. Он приковывал к себе взгляд любого посетителя. Впрочем, она понимала, что так и было задумано.
– Вот как…ну что же, к этому вопросу мы сможем вернуться позднее. Никогда не представляла тебя в роли ценителя архитектуры вкупе с весьма вольной, надо отметить, интерпретацией фундаментальных идей Фуко.
На лице Адель промелькнула мимолетная улыбка, преобразившая её строгое лицо и придавшая ему более мягкие черты. Это длилось лишь мгновение, и Фумико не была уверена, что ей не показалось. Насколько она знала Адель, та не была склонна к философской рефлексии и эмоциональным реакциям.
– Ну, что же, что касается наших текущих задач, – Фумико собралась, ощутив изменения в поведении начальницы.
– Подожди, – голос Адель из приветливого мгновенно стал строгим и властным. – Важный разговор. Подожди меня в переговорной “Шанхай”.
И, словно извиняясь, добавила:
– Поверь, там теперь довольно уютно. Сейчас, извини, у меня срочный разговор.
С этими словами она быстрым шагом направилась в сторону кабинета, окруженного, словно паутиной, множеством информационных панелей и каналами коммуникации службы “Харон”. Фумико молчаливо пожала плечами и пошла к своему рабочему месту. Насколько она понимала ситуацию, у нее было несколько свободных минут. Как раз для того, чтобы успеть еще раз проверить все данные для доклада. Адель, которая в своем кабинете уже полностью была поглощена беседой через проекционный интерфейс с кем-то другим, не любила ошибок.
– Эдвард, слушаю, что у тебя? – голос Адель был сух и насторожен.
– Я хотел бы тебе напомнить о некоторых аспектах наших договоренностей, – раздался голос собеседника. Голос, который вызывал у нее легкое раздражение, как, впрочем, и его владелец, этот жеманный наследник “Jeyson & Jeyson”, с которым ей приходилось иметь дело. Она бы предпочла его отца, но Тиллерсон старший был слишком крупной рыбой. Пока.
– Да, в чем дело? – Адель не скрывала раздражения.