Книга абсурдов и любви

О человеке с будущим дипломом родители забыли.

– Что ж мне над покойниками читать? – возмутилась Ляптя. – И на толоках на гармошке играть?

Похороны и гармошка давали доход. Родитель добывал хлеб барыней на гармошке, родительница – читкой сто пятьюдесятью псалмами над покойниками.

– А почему и не почитать? – отбрила мать. – Язык не отвалится.

Город был в могущественных соблазнах и без «Библии».

– А от гармошки пальцы не отсохнут, – заметил батько.

Без Ляпти он не находил из бусугарни (поселковая пивная) дорогу домой.

– Так, – сказала Ляптя. – один раз вы уже отговаривали меня. Напомнить?

Она вытащила рекламный журнал. В журнале все была техника: лайнеры, которые парили над алюминиевыми мисками, деревянными ложками, и быстроходные катера, выбивая «хвостами» такую воду, что она заливала комнаты, и родителям приходилось спать на мокрых простынях и укрываться мокрыми одеялами.

– Завтра, – сказала Ляптя, – я получаю паспорт. И могу ехать куда угодно.

Генеральная линия дала трещину, когда батько, перечислив права паспорта, дошёл до одного права, которое не давал паспорт.

– Какое? – с любопытством поинтересовалась Ляптя.

– Бесплатно получать гроши!

Это был существенный недодел паспорта.

– Экспроприировать я твой банк, мать, не буду, – после молчания сказала Ляптя.

Банком был старинный, пузатый комод с печатями из воска, который родительница соскребала в церкви из отгоревших свеч. В его бездонных недрах она прятала капитал.

– У меня главное тюремная идея.

В комнату, словно вкатилась огненная шаровая молния, когда Ляптя изложила идею. Она пообещала ограбить школу.

– Ну? Хотите видеть меня арестанткой или студенткой? Выбирайте.

Родители выбрали ремень.

– Отпорем.

Ляптя отреагировала стойко.

– А денег много надо?

Лампадка под иконой замигала, как маяк. Крупные суммы родительница любила брать, но не отдавать.

– А может, не поедешь? – тихо сказала мать.

Руки матери и батька были потрескавшимися. В них уже медленно умирала шершавая кровь.

– Ехать нужно, – вздохнула Ляптя. – Кто ж вас докармливать будет? У батька что за пенсия.

Она показала мизинец, полмизинца, четверть мизинца…

– Знаю, как вы докармливаете, – махнула родительница. – Завьётесь после института и концов не найдёшь.

– Концы найдут, – уверенно сказала Ляптя. – Милиция.

Родители усмехнулись.

– Наш начальник милиции из бусугарни не вылазит.

По закону начальник милиции в случае исчезновения Ляпти должен был вылезти из бусугарни и найти её.

Иисус с осуждением посмотрел на родителей, когда копейка осела в кармане Ляпти.

– Ты, мать, дай мне ещё денег, – сказала Ляптя. – Я так лучше буду думать, как завтра получить хорошую характеристику.

– Нужно тебе имя сменить, – сказал батько, – в городе оно не звучит. Ляптя вляпалась. Какое имя хочешь.

– Виктория, – рубанула Ляптя. – Победа. Вика. Только быстрее меняйте моё имя, а то через три дня придётся уже ехать.

Битва за характеристику

Ляптя вышла к родителям, когда в посадках, вздрагивая от ленивых гудков тепловозов, просыпались акации.

Батько смотрел на гармошку. Он мог выжать барыню с переборами в самом критичном состоянии, но не идею, как получить дочке от директора хорошую характеристику. Мать листала жизнеописание святых. В библейском фолианте были отличные аттестаты. Родительница пошла бы даже на кощунство: вписала бы дочку в «Библию». Директор скорее наложил бы на себя руки, чем подписался под святой Ляптей.

– Ну! – Ляптя нацелилась на батьку. – Что за ночь придумал?

– С утра не ходи. С утра хороших характеристик не дают.

Ляптя нацелилась на родительницу.

– Пусть батько напишет письмо генералу, с которым воевал.

Мать посмотрела на фотографию. Батько в шинели с измождённым лицом. Поискала и генерала. Генерала не было.

– Так, – констатировала Ляптя. – давай, мать, мои похвальные листы за первый класс. Я директора идеей прижму.

К школе – двухэтажному зданию, похожему на гигантский спичечный коробок, – Ляптя направилась в полдень. Она сориентировалась на батька. В этот час похмелье уже не мучило родителя.

На ступеньках Ляптя попала в разжиженный след вчерашнего выпускного банкета и проехалась спиной по ступенькам, как по стиральной доске.

На бледно – голубенькой стене директорского кабинета висела карта с красным кружочком, где находился институт, и с точкой, из которой Ляптя должна была выехать с отменной характеристикой.

– Читай, – сказал директор и поплотней загрузился с лысеющей головой в коричневое кресло, оббитое свежей кожей, но на проржавевших колёсиках.