Неокантианство. Первый том. Первая часть. Сборник статей, текстов книг немецких мыслителей второй половины XIX – начала XX веков

НАТОРП и КАССИРЕР не заходят так далеко в растворении и отождествлении естествознания с математикой. Несмотря на их принципиальную приверженность чисто логической интерпретации априори, психологический фактор уже входит в их теорию. Ведь это не что иное, когда НАТОРП подчеркивает, что все восприятие, которое всегда одновременно содержит суждение, является" мыслительной детерминацией». Вся реальность имеет «мыслительное содержание» и как таковая подчинена основным категориям количества, качества и отношения. Отрыв понятия реальности от восприятия также выполняется НАТОРПом, но несколько иначе, чем КОГЕНом. Для НАТОРПА факт в смысле познания – это только то, что могло бы содержаться как компонент в полностью задуманном точном образе природы. Он гораздо сильнее, чем Коген, чувствует неполноту познания. Поэтому «факт» в его глазах является лишь целью познания, но не тем, что явно уже присутствует, поскольку познание природы неполно.

Но и в этом он не может отойти от Канта, что только мировоззрение замкнутой естественной причинности кажется ему допустимым. И как следствие, он даже отрицает эпистемологическую независимость психологии. Предполагается, что она является лишь предварительным этапом. Ибо процедура науки состоит в интеллектуальной обработке материала ощущений таким образом, что при частичном или полном устранении возможных добавлений или даже гипотетических дополнений в итоге возникает каузально замкнутая, строго законосообразная картина мира. Для него только эта процедура является полноценной наукой, любая другая – лишь предварительный этап. Если где-либо, то здесь НАТОРП переходит от логического анализа к конструктивной психологии познания. Марбургская точка зрения развилась на одну ступень дальше у Кассирера. Он тоже отказывается от признания восприятия в качестве окончательного критерия реальности (он говорит «объективность»). Для него также объективность – это только то, что утверждает себя в рамках научных логических связей во всех дальнейших экспериментах, а не то, что непосредственно дано в сознании. Поэтому он даже допускает степени объективности в зависимости от меры прочности этого существования.

Согласно марбургскому взгляду, все научные понятия, такие как измерения, материя, эфир, сила, атом и т.д., ни в коем случае не являются мысленными представлениями положения дел, которое существует независимо от нас и недостаточно воспринимается органами чувств, а являются лишь мысленными вспомогательными средствами для того, чтобы внести некий порядок в клубок явлений и, в конечном счете, при построении прийти к плавно замкнутому причинному взгляду на мир, который может быть определен в математических формулах. Простая констатация восприятия, простое содержание сознания, которое полностью игнорирует контекст природы, вообще не признается им. Для него оно фактически лежит вне всякой науки. В соответствии с направленностью на то, чтобы рассматривать природу как чисто логическую сущность и как таковую подвергать ее мысленному анализу, полностью исключая восприятие из эпистемологического рассмотрения, марбургское неокантианство также отвергает мнение о том, что за чувственными восприятиями стоит объективная ценность «вещей в себе», которая «проявляется» в них. Существует только клубок чувственных представлений, с одной стороны, и логическая структура природы – с другой. Объективными являются лишь компоненты последней (в ее идеальном завершении). А объективное означает не более чем то, что рассматриваемый фактор появляется в данной картине мира.

В принципе, эпистемологический метод также переносится Марбургской школой на этику. Подобно тому, как эпистемология исследует логические условия того, что существует, реальности, этика должна определить условия долженствования. Заслуга КОХЕНА и НАТОРПА состоит в том, что они создали критическую этику с позитивным содержанием, чего так часто не хватает современной этике. Их историческое значение заключается в том, что они являются философскими представителями немецкого социализма, хотя и поднимают его намного выше уровня материалистического эвдемонизма партии. Концепции долга, с одной стороны, и человеческого достоинства – с другой, являются центральными.

В определенной степени с Марбургской школой связана Баденская школа или, как ее еще называют, Юго-Западная немецкая школа. Эта школа была основана Виндельбандом (1848 – 1915), за которым тщательно следовал РИККЕРТ, который снова был близок к Йонасу Кону. Эта школа также отвергает допущение вещей самих по себе и концепцию познания как некоего наделения властью реальности, существующей независимо от нас. Однако проблему того, что следует понимать под «объективным» и «реальным», она решает иначе, чем Марбургская школа. Он стремится получить критерий объективности мысли, прибегая к понятию ценности. Виндельбанд находит существенное различие между правильным и неправильным мышлением в том, что первое соответствует норме, а второе противоречит нормам мышления.

Ибо как существует абсолютная обязательность, норма для действия, так и для мышления тоже существует такая норма. Правильно мы называем мышлением то, что соответствует абсолютной норме – КАНТ говорил о «правиле» – неправильно же то, что противоречит ей. О каком-либо «согласии» с объективной реальностью вне нашего сознания не может быть и речи. Оно было бы также совершенно необнаружено для нас, поскольку мы никогда не сможем выйти за пределы нашего сознания. Определение этой системы норм – задача эпистемологии. Ее принципы демонстрируют, как уже признал Фихте, телеологическую структуру. Ее цель – универсально обоснованное мышление.

В действительности мышление, соответствующее нормам, и мышление, не соответствующее нормам, перемешаны, как и хорошие и плохие поступки, как и вещи красивые и вещи непривлекательные. В то время как позитивные науки безразличны к вопросам норм и ограничиваются чистой констатацией того, что есть, философия отвечает за определение норм во всех областях. Это и есть теория ценностей. Эти мысли разделяет и РИККЕРТ. Он добавил к ним еще одну, что все существующее есть бытие в сознании, причем это сознание, по общему признанию, не индивидуальное, а надличностное, всеобщее, «сознание вообще».

По его мнению, проблема трансцендентности относится только к этому сознанию в целом, а не к индивидуальному. Существование вне индивидуального сознания, конечно, существует; с другой стороны, существование вне всякого сознания вообще отвергается РИККЕРТОМ. Как ни странно, это сознание в целом предполагается не только понятием, но и реальностью, а не только суммой индивидуальных сознаний. – МЮНСТЕРБЕРГ (1863 – 1919) также отстаивает ценностный характер логического.

Наряду с этими анти реалистическими течениями немецкого неокантианства, которые отвергают обращение к вещам-в-себе и, соответственно, требуют полной переработки понятия истины, существует также реалистическое направление, которое, как это делал сам Кант, по крайней мере, в многочисленных отрывках своих трудов, придерживается допущения вещей-в-себе и приписывания истинности знания умственной постигаемости объектов, по крайней мере, в определенных пределах. Главным представителем этой реалистической критики является АЛОИС РИЭЛЬ. Риель также придерживается мнения, что наше познание – это не просто результат нашего чувственного восприятия, но что умение мыслить не менее важно, чем чувственное восприятие.

Только в результате обработки сенсорных впечатлений возникают реальные восприятия, поскольку с точки зрения логики они всегда содержат гораздо больше, чем простое сенсорное впечатление. Возникновение наших впечатлений происходит в соответствии с определенными априорными принципами, такими как принципы сохранения материи и причинности без исключений, которые были сформулированы еще в ранней античности и которые тем самым доказывают свой априорный, свободный от опыта характер. Поскольку эти принципы имеют конституирующее значение для всего опыта, который мысленно строится в соответствии с их предписаниями, последний никогда не может им противоречить. Они должны быть определены логическим анализом точных наук. Однако, в полном противоречии с Марбургской школой, РИЕХЛЬ считает мысленное творение природы не структурой, свободно парящей в воздухе, а представлением объективной реальности, существующей независимо от нас. Чувственные восприятия являются признаками ее существования.

Однако только арифметическое и логическое содержание наших восприятий имеет объективное значение. Вещи сами по себе, в соответствии с их качеством, нам неизвестны. Поскольку время не имеет объективной достоверности, РИЕХЛЬ – как и КАНТ – также рассматривает психические переживания просто как феномены, с которыми он остается почти наедине. Неизбежная трансценденция чувственных впечатлений посредством априорных категорий, таких как причинность, необходимость, всеобщность, законность, также достаточно отчетливо подчеркивается Фолькельтом.

В то время как РИЕХЛ и ФОЛЬКЕЛЬТ, ни один из которых не основал никаких школ, все еще могут быть определенно названы неокантианцами, другая группа мыслителей, которая в последнее время стала более многочисленной, также исповедует реалистическую точку зрения, но явно отличается от неокантианцев в более узком смысле, поскольку она решительно отбрасывает вопрос об априорных факторах. Поэтому это направление гораздо более свободно от догматизма, так как предполагаемые априорные положения неокантианства являются по большей части лишь догматическими гипотезами. Прежде всего, это направление вновь признает в неограниченной степени важность восприятия для познания и воздерживается от подмены обычного понятия реальности совершенно иным, рядом с которым первое затем непреднамеренно, но неизбежно сохраняется в двусмысленностях. Однако он справедливо соглашается с неокантианством в том, что научная реальность сначала конструируется интеллектом на основе восприятий.

Наиболее полного изложения этого современного критического реализма следовало ожидать от Кюльпе (1862 – 1916). Однако он опубликовал только чрезвычайно подробную критику других эпистемологических течений, особенно марбургского неокантианства, чрезвычайно тщательную и, можно сказать, убедительную критику. Из трех последующих запланированных томов, которые были завершены в виде лекций в рукописи, только первый (только что) был опубликован.

Затем Бехер дал наиболее подробное позитивное обоснование и изложение критического реализма (в своей «Натурфилософии»). Он тщательно оценивает проблемы. Поэтому в довольно многих местах он сталкивается с большинством возможностей, между которыми невозможно принять решение. Так, он оставляет открытыми вопросы о том, является ли объективный мир качественно подобным чувственному миру, является ли реальность полностью евклидовой по своей природе и является ли она строго закономерной. Он придерживается идеи субстанции и причинности, а также приписывает вещам свойства, аналогичные свойствам пространства и времени.

Из других философских исследователей, которые также стоят на почве критического реализма, можно упомянуть: МЕЙНОНГ, ШТУМПФ, ДЮРР, МЕССЕР, ШТЁРРИНГ, ФРИШАЙЗЕН-КЁЛЕР, ОСТЕРРАЙХ. Реалистическое течение сегодня можно назвать самым сильным эпистемологическим течением за пределами собственно неокантианства. В последнее десятилетие оно неуклонно росло, и сегодня большинство исследователей точных наук, в той мере, в какой они занимаются эпистемологическими вопросами, заявляют о своей принадлежности к нему.

Неокритицизм – это не движение, распространенное только в Германии. Такое движение существует во всех странах, где есть более активная философская жизнь, но понятно, что нигде имя Канта не стало столь авторитетным, как в Германии. Во Франции неокантианство достигло позднего расцвета в философии РЕНУВЬЕРА (1815 – 1903). Хотя RENOUVIER также отвергает вещи сами по себе, он занимает гораздо более беспристрастное отношение к физике, чем немецкий неокритицизм, например, тем, что первым из новых французских мыслителей твердо придерживается идеи свободы. Однако доминирующей точкой зрения во Франции также является критический реализм.

У нее есть два важных представителя как позитивных исследователей и как эпистемологов – физики ДЮХЕМ (1861—1916) и ПУАНКАРЕ (1853—1912). Они тоже прошли через исследования Канта и хорошо понимают важность мышления в научном мировоззрении. Конечно, как физики, имеющие опыт практической работы в области физических исследований, они не могут не признавать важность чувственного восприятия. В отличие от немецких неокантианцев, которые часто приписывают физическим принципам априорный характер, Пуанкаре прямо отвергает эту точку зрения и называет эти принципы весьма произвольными; они могут быть заменены другими. Однако факты ни в коем случае не создаются сначала мышлением. Всякое мышление всегда означает лишь обработку непосредственного сенсорного опыта.

Научный факт никогда не будет ничем иным, кроме как сырым фактом, переведенным на другой язык. Для этого открыты многочисленные пути. Тот, по которому в действительности идут практические исследования, отличается от других лишь простотой получаемых формул. В принципе, в физике можно было бы использовать и неевклидову геометрию, но тогда законы природы приобрели бы чрезвычайно сложную форму. Наука, конечно, не выходит за рамки определения алгебраических отношений в рамках реальной действительности. – Кант оказал сильное влияние и на Англию последнего времени (CAIRD), но до возникновения собственно неокантианства дело не дошло. В Италии неокантианство было представлено КАНТОНИ, ТОККО и другими, но сейчас оно утратило свое значение. Марбургская школа, а еще более Баденская, оказала особенно сильное влияние на русских ученых.

LITERATUR – Traugott Konstantin Oesterreich, Die philosophischen Str?mungen der Gegenwart in Paul Hinneberg (Hg), Systematische Philosophie, Berlin und Leipzig 1921.

ФРИДРИХ УБЕРВЕГ

Неокантианство и неокритицизм

«Йоханнес Фолькельт выступает против неокантианства, не допускающего критики естественных наук и математики (трансцендентальная предпосылка); взамен он требует беспредпосылочности эпистемологии. Эпистемология должна начинаться с размышления об источниках достоверности, с помощью которых мы претендуем на знание. Отправной точкой является дологическая, внутрисубъектная психологическая самоопределенность сознания».

«Суждение о происхождении присутствует у Коэна, когда говорится, что что-то дано. Математический знак x, означающий не неопределенность, а детерминированность, говорит именно о том, что Коэн имеет в виду под данностью. Откуда берется эта данность, это нечто? Коэн отвечает: В отвлеченном небытии суждение представляет собой происхождение чего-то». «Если посмотреть на это познание, то окажется, что оно является мышлением. Даже всякое восприятие, которое так охотно противопоставляют мышлению, в конце концов тоже является мышлением: что-то говорится о предмете, определяется его время, вид и т. д. Всякое восприятие есть определение мышления. Все восприятие – это определение мышления. Восприятие должно подчиняться законам количества, качества и отношения; любое содержание, которое выходило бы за рамки этой троичной процедуры мышления, никогда не могло бы быть дано через восприятие. Если смотреть с этой точки зрения, то все, что мы называем фактами, есть мысль; вся реальность есть содержание мысли».

Самым обширным движением последних десятилетий стало неокантианство или неокритицизм. Его зарождение относится к шестидесятым годам, и оно претерпело множество изменений. Если вначале целью было как можно более точное следование Канту, то уже некоторое время наблюдается все более сильная тенденция к развитию критики за пределами Канта, даже среди тех, кто ранее выступал против этого. С одной стороны, приближаются к Фихте, с другой – к Гегелю, а кроме того – особенно перед мировой войной – становится заметным влияние Бергсона (см. ниже). Все движение, как уже подчеркивалось выше, имеет очень составной характер. Общим фактором является акцент на важности мышления для познания, акцент, который заходит так далеко, что для значительной части движения другого легитимного источника (восприятия) познания, кроме мышления, фактически не существует: для них математика является моделью всего познания вообще. Более того, во всех школах неокритицизма, который изначально был по сути эпистемологическим течением, все больше утверждается понимание значимости проблемы ценностей; отчасти это даже привело к полному растворению философии в чистой теории ценностей.

В неокритицизме можно выделить семь направлений:

1. физиологическое направление (ХЕЛЬМХОЛЬЦ, ЛАНГЕ);

2. метафизическое направление (LIEBMANN, VOLKELT)

3. реалистическое направление (RIEHL);

4. логицистское направление (COHEN, NATORP, CASSIRER) – Марбургская школа);

5. ценностно-теоретический критицизм (Виндельбанд, Рикерт, Мёнстерберг – юго-западная немецкая или баденская школа, к которой близок и Баух);

6. релятивистская трансформация критицизма (СИММЕЛ);

7. психологическое, вытекающее из FRIES (Новая фризская школа, NELSON).

В течение десятилетий антиреалистические направления (4. и 5.) имели преимущество; в настоящее время все больше преобладает новый реализм (см. ниже).

Еще до возникновения собственно «Кантовского движения» Канта то тут, то там брали на вооружение, например, ФОРТЛАГЕ (1832) и БЕНЕКЕ; в частности, фризская школа придерживалась кантовской философии в той форме, которую придал ей ФРИЗ. Также следует упомянуть сына К. Л. Рейнгольда, ЭРНСТА РЕЙНГОЛЬДА (1793—1855), который понимал ее в менее психологическом смысле. «Die Logik oder die allgemeine Denkformenlehre», Jena 1826, «Theorie des menschlichen Erkenntnisverm?gens und Metaphysik, 2 Bde., Gotha 1831—34, Die Wissenschaft der praktischen Philosophie im Grundri?, 3 Bde, Jena 1837, Das Wesen der Religion und sein Ausdruck im evangelischen Christentum, Jena 1846 a. o., а также CARL ALEXANDER Freiherr von REICHLIN-MELDEGG (1801 – 77): «Psychologie», Heidelberg 1837 f, «System der Logik nebst Einleitung in die Philosophie», Heidelberg 1874 (автобиография). В 1847 году Вайссе в академической речи окончательно отверг Канта. В этом же году его друг И. Х. ФИХТЕ в своей вступительной речи на первом съезде немецких философов в Готе («Grunds?tze f?r die Philosophie der Zukunft», Штутгарт 1847, стр. 20). Аналогично, Прантль подчеркивал необходимость вернуться к Канту («Die gegenw?rtige Aufgabe der Philosophie», 1852).

Обращение к Канту представителей философии 2-й половины века берет начало в 1950-х годах. В 1855 году ХЕЛЬМХОЛЬЦ первым выразил свое восхищение Кантом, не противостоящим естествознанию своего времени, но, сохраняя эмпирический характер всех знаний и не стремясь к расширению их за счет чистого мышления, он захотел исследовать источники наших знаний и степень их обоснованности, «дело, которое всегда останется за философами и от которого ни одна эпоха не сможет безнаказанно уйти» (в: «?ber das Sehen des Menschen», лекция). Два года спустя HAYM (Hegel und seine Zeit, стр. 468) подчеркнул, что речь идет о том, чтобы «переписать догматическую метафизику последней системы в трансцендентальную». Однако настоящее современное движение в защиту Канта начинается не ранее шестидесятых годов. Три имени обозначают его начало: Куно Фишер, Эдуард Целлер, ОТТО ЛИБМАНН.

В 1860 году были опубликованы два изложения философии Канта, написанные Куно Фишером: «Kants Leben und die Grundlagen seiner Lehre», 3 лекции, Мангейм, и основной труд I. «Kant, Entwicklungsgeschichte und System der kritischen Philosophie» (там же). Обе работы имели большое значение для углубления знаний о Канте, тем более что К. Фишер подчеркивал, что нельзя безнаказанно пренебрегать критической философией. Два года спустя (1862) Целлер потребовал возобновить эпистемологические исследования, чтобы получить надежный фундамент для философии (ведь слово «эпистемология» тогда еще исходило от него), а именно он потребовал вернуться к Канту, чтобы избежать ошибок, допущенных Кантом, обогатившись научным опытом нового века. Наконец, в 1865 году в Штутгарте появляется юношеская работа ОТТО ЛИБМАННА «Кант и эпигоны» («Kant und die Epigonen»), которая послужила мощным импульсом для движения. Каждая глава завершалась рефреном: «Итак, мы должны вернуться к Канту!

Развитие систематического неокантианства сопровождалось зарождением и становлением филологии Канта. Ее корни следует искать отчасти в общем историческом духе второй половины XIX века, который начал обращаться к Канту в то же время, когда исследования Аристотеля отошли на второй план. Это сопровождалось тем обстоятельством, что трудности, которые иногда создавали для понимания произведения Канта, особенно противоречивые части, требовали для своего полного разрешения выяснения исторического генезиса его сочинений. Так возникло историческое исследование Канта в самом широком масштабе. Сочинения Канта стали объектом исследования во всех их деталях, исследовалась даже предыстория критики, философское развитие Канта. Одновременно публиковалось его литературное наследие, в той мере, в какой оно сохранилось (РУДОЛЬФ РАЙКЕ, БЕННО ЭРДМАНН, А. КРАУЗЕ и др.). Внимание также вновь обратилось к записям лекций Канта, некоторые из которых уже были опубликованы ранее (М. ХЕЙНЦЕ). Кроме того, появились многочисленные новые издания сочинений Канта (BENNO ERDMANN, ADICKES, KEHRBACH и др.). В ценном и обстоятельном комментарии к «Критике чистого разума», 2 тома, Штутгарт 1881—92, из которых, к сожалению, вышли только 2 тома (предполагается дополнительный том), HANS VAIHINGER взялся систематически собрать все имевшиеся до того времени изложения учения Канта и объективно обработать их под влиянием проницательной критики. – Материал будет дополнен в издании Канта, опубликованном Королевской прусской академией наук по инициативе Дильтея, в которое войдут также письма Канта и его наследство. Три больших тома последнего под редакцией АДИКЕСА уже опубликованы. Дополнением и временной заменой публикации части" Nachla?» Канта, которая по юридическим причинам была невозможна в «Akademieausgabe», является работа АДИКЕСА: «Kants Opus postumum», dargestellt und beurteilt, Berlin 1920.

Изучению Канта значительно способствовал журнал «Kant-Studien», основанный Гансом Вахинером в 1896 году (с 1904 по 1916 год его редактировал Бруно Бух, а с тех пор Макс Фришайзен-Колер). С 1906 года выходят многочисленные специальные выпуски. В 1904 году ВАЙХИНГЕР также основал «Kant-Gesellschaft», задачей которого первоначально было обеспечить Кантовские штудии финансовой базой. Необычайное развитие Общества (более 3000 членов) позволило ему расширить свое влияние далеко за пределы своей непосредственной цели. Оно находится на пути к тому, чтобы стать всеобщим популяризатором немецкой философии в широком масштабе. Среди прочего, особого упоминания заслуживает организация переиздания важных философских работ, вышедших из печати. На сегодняшний день опубликованы «Энесидем» Г. Э. Шульце, «Кант и эпигоны» ОТТО ЛИБМАННА, «Попытка новой логики» САЛОМОНА МАЙМОНА, "Первые философские попытки» НИКОЛАСА ТЕТЕНСА. Кроме того, Кантовское общество публикует философские лекции, организует конкурсы премий и т. д. АРТУР ЛИБЕРТ является заместителем директора. EMIL K?HN, «Kant’s Prolegomena in sprachlicher Bearbeitung», Gotha 1908 и WILHELM STAPEL, «Kant’s Critique of Pure Reason», перевод на немецкий, Hamburg 1920f. Предприняли попытку «перевести» Канта в более понятную языковую форму выражения.

I. Физиологическое направление

Самой старой и примитивной формой неокантианства является физиологическая интерпретация критики. В результатах физиологии чувств она видит подтверждение и истинный смысл учения Канта об априорности. Его представителями выступают ХЕЛЬМХОЛЬЦ и ЛАНГЕ, которые, с понятием «вещь в себе» как простого предельного понятия, одновременно предваряют КОГЕНА и придерживаются идеалистической метафизики в форме поэзии сознательного мышления.

ГЕРМАНН фон ХЕЛЬМХОЛЬЦ, в равной степени выдающийся физик и физиолог – один из основателей экспериментальной психологии, родился в 1821 году в Потсдаме, сын учителя гимназии, в 1842 году военный врач в Потсдаме, в 1849 году профессор физиологии в Кёнигсберге, в 1858 году профессор физики в Гейдельберге, в 1871 году в Берлине, в 1888 году президент Физико-технического Рейхсанштальта; умер в 1894 году в Шарлотенберге. «?ber das Sehen des Menschen», лекция 1855 г., «Die Lehre von den Tonempfindungen», Brunswick 1863 г. «Handbuch der physiologischen Optik», Leipzig 1856 – 66. «Die Tatsachen der Wahrnehmung», Berlin 1879 г., «Vortr?ge und Reden», 3-е издание научно-популярных лекций, Brunswick 1884 г. «Schriften zur Erkenntnistheorie» под редакцией и с пояснениями PAUL HERTZ и MORITZ SCHLICK, Berlin 1921 г. и др. Хельмгольц с его всеобъемлющим мышлением и высокими этическими принципами со всей серьезностью подошел к эпистемологическим проблемам в то время, когда презрение ко всей философии, особенно в естественных науках, было мнением дня, не пытаясь, однако, создать философскую систему. С ранней юности он резко выступал против метафизики, но с примечательной объективностью признавал этическое содержание и значение идеализма для развития гуманитарных наук. Хельмгольц видел, что к философии его привели три стороны: его исследования психологии чувств, проблема аксиом геометрии и основные положения физики. Проблема познания: в каких отношениях наши представления соответствуют реальности? Является, по мнению Хельмгольца, точкой пересечения философии и естествознания. И та, и другая должны ответить на этот вопрос.

Философия, рассматривающая духовную сторону, стремится устранить из нашего воображения то, что проистекает из эффектов физического мира, чтобы представить в чистом виде то, что принадлежит собственно деятельности духа. Естественные науки, с другой стороны, стремятся устранить то, что исходит от духа, чтобы сохранить в чистоте то, что принадлежит миру реальности, законы которого они ищут. Направление, в котором движется мышление Гельмгольца, обусловлено Кантом. Гельмгольц был первым неокантианцем. Он обосновал в неокантианстве физиологическую концепцию Канта. Наши ощущения – это эффекты, которые производятся внешними причинами в наших органах чувств. Эффект зависит как от возбуждающего объекта, так и от воспринимающего сенсорного аппарата. В частности, место и время возникновения ощущения зависит от реальных условий. Ощущение – это знак афферентного объекта, а не его образ. Отношения между ними сводятся к тому, что один и тот же объект, действуя при одних и тех же обстоятельствах, производит один и тот же знак, и что неодинаковые знаки всегда соответствуют неодинаковым эффектам. Этот факт имеет величайшее значение, поскольку он приводит к тому, что закономерность реального мира отражается в мире знаков. Пространство и время также не принадлежат самим вещам. Хельмгольц, однако, отказывается рассматривать геометрические аксиомы вместе с Кантом как независимые от опыта. Пространство может быть трансцендентальным, но осознание его формы является эмпирическим. Хельмгольц также отстаивает эмпирический характер приспособляемости иных, нежели евклидовы, образований, что подтверждается его утверждением. Мы можем с таким же успехом представить себе вид сферического мира во всех направлениях, как и разработать его концепцию.

В своих же публикациях Хельмгольц рассматривал закон причинности как априорный закон; его доказательство невозможно, поскольку первые шаги опыта предполагают закон причинности. Закон также гарантирует реальность внешнего мира, поскольку из ощущений мы делаем вывод об их объективной причине.

Однако в наследстве Гельмгольца были найдены записи, которые показывают, что Гельмгольц в конечном итоге также рассматривал причинный закон природы как простую гипотезу.

Подобно ХЕЛЬМХОЛЬЦУ, АДОЛЬФ ФИК, «Versuch ?ber Ursache und Wirkung», Кассель 1882, «Die Welt als Vorstellung», лекция, Вюрцбург 1870, «Philosophischer Versuch ?ber die Wahrscheinlichkeiten», Вюрцбург 1883, учит, что понимание конструирует внешние вещи из ощущений, как внутренних состояний нас самих.

ФРИДРИХ АЛЬБЕРТ ЛАНГЕ, родился в Вальде близ Зёлингена как сын теолога Й. П. ЛАНГЕ, несколько раз работал учителем гимназии, 1870 г. профессор философии в Цюрихе, 1872 г. в Марбурге, ум. в 1875 г. «Die Grundlagen der mathematischen Psychologie», Дуйсбург 1865 г., «Die Arbeiterfrage», Дуйсбург 1865г. «История материализма», Изерлон 1866 г. «Логические исследования» (Вклад в повторное обоснование формальной логики и эпистемологии), Изерлон 1877 г. Эпистемология ЛАНГЕ очень похожа на эпистемологию ХЕЛЬМХОЛЬЦА, ее важность и особенность заключается в позиции по отношению к метафизике. Только в теоретической философии ЛАНГЕ видит нетленное достижение КАНТА, практическую он сам стремится заменить другой. «Мир чувств – это продукт нашей организации. Наши видимые (телесные) органы, как и все остальные части мира видимости, являются лишь образами неизвестного объекта. Трансцендентальная основа нашей организации остается для нас столь же неизвестной, как и те вещи, которые действуют на нее. Мы всегда имеем перед собой лишь продукт того и другого». В соответствии со своей трактовкой эпистемологии Канта в физиологическом ключе, ЛАНГЕ видит в физиологии органов чувств «развитое или исправленное кантианство». Система Канта может рассматриваться как программа для новейших открытий в этой области.

Заслуга Канта состоит в в том, что он признал пространство и время субъективными и распространил эту доктрину на разум (категории). Они не применимы к вещи-в-себе. Согласно ЛАНГЕ, концепция причинности также коренится в нашей организации и по своей природе предшествует всему опыту. Поэтому оно имеет неограниченную силу в области опыта, но не имеет значения за его пределами. В области психологии ЛАНГЕ активно полемизировал против концепции самонаблюдения и выступал за новую «естественнонаучную психологию». Между внутренним и внешним наблюдением вообще не может быть проведена четкая граница. В связи с тем, что ЛАНГЕ также считал душу простым явлением, в котором нет ничего неизменного, он считал себя сторонником «психологии без души» (выражение, которое, по-видимому, восходит к нему).

По этой причине в 1-м издании своей «Истории материализма» ЛАНГЕ счел возражения против использования КАНТом понятия вещи-в-себе потрясением для всей системы; позднее формулировка этого понятия как «предельного понятия» показалась ему приемлемым выходом. «Мы действительно не знаем, существует ли понятие вещи-в-себе. Мы знаем только, что последовательное применение наших законов мышления приводит нас к концепции совершенно проблематичного чего-то, которое мы принимаем как причину явлений, как только признаем, что наш мир может быть только миром воображения». С помощью этого акцента на концепции вещи-в-себе как предельного понятия ЛАНГЕ предварил интерпретацию Канта, предложенную КОГЕНОМ.

В области метафизики ЛАНГЕ усматривает недостаток кантовской системы в том, что КАНТ не хотел рассматривать умопостигаемый мир как мир поэзии. В глазах ЛАНГЕ он таковым является, но все же его следует рассматривать не как игру произвола дарования, а как «необходимое порождение духа, источника всего высокого и святого, вырывающееся из глубинных жизненных корней вида». В прозрениях науки мы имеем фрагменты истины; в идеях религии и метафизики мы имеем образ истины во всей ее полноте, который, однако, всегда остается образом. Его значение заключается в том благотворном воздействии, которое от него исходит. Таким образом, ЛАНГЕ считал, что дал удовлетворительное решение религиозной проблемы, для которой было возможно только два пути: либо полный отказ от нее и упразднение, либо проникновение в ее суть, заключающееся именно в сознательном возвышении над реальностью.

Таким образом, своеобразие ЛАНГЕ заключается в том, что, хотя он, как и SOPHIE GERMAIN, отнесся к метафизике лишь как к поэзии, он, однако, считает ее способной оказывать на человека глубокое воздействие, подобное религиозности, даже в качестве таковой. ЛАНГЕ считает метафизику как науку невозможной ни в какой форме. Если ее попытаются создать как таковую, то «материализм обязательно возникнет и уничтожит более смелые догадки, поскольку будет стремиться соответствовать инстинкту единства разума с минимальным возвышением над тем, что реально и доказуемо». – ЛАНГЕ также активно работал в области социальной философии, в смысле благоразумного кафедрального социализма.