Неокантианство. Первый том. Первая часть. Сборник статей, текстов книг немецких мыслителей второй половины XIX – начала XX веков

ЛАНГЕ оказал особое влияние на ВАЙХИНГЕРА. В метафизике с ним также близок АДИКЕС. Здесь также следует упомянуть физиолога К. Рокитансика, А. КЛАССЕНА, «Физиология чувства зрения», впервые основанная на «Теории опыта Канта», Брауншвейг 1877 г., «Как мы ориентируемся в пространстве с помощью чувства зрения? J. STILLING, «Psychologie der Gesichtsvorstellungen nach Kant’s Theorie der Erfahrung», Berlin 1901. «Оценка кантовской философии» проявляется также в работах физика ХЕЙНРИХА ГЕРЦА (1857—94, ученик ХЕЛЬМХОЛЬЦА, последний профессор в Бонне). «Принципы механики». В первой книге он отмечает, что она основана не на опыте, а полностью на пропозициях внутреннего восприятия и формах мышления. Согласно ГЕРЦУ, мы создаем для себя символы или иллюзорные образы внешних объектов таким образом, что из изображенных объектов вытекают логические следствия, из чего следует, что между природой и нашим разумом должно существовать определенное соответствие. Для того чтобы быть правильными, понятия не должны противоречить опыту.

Биолого-психологическую интерпретацию априори отстаивает также ЮЛИУС ШУЛЬЦ (родился в 1862 году в Геттингене, профессор гимназии в Берлине). «Psychologie der Axiome», Геттинген 1899 г. «Bilder von der Materie», Геттинген 1905 г. «Die drei Welten der Erkenntnistheorie», Геттинген 1907 г. Шульц выводит всеобщность принципов и мышления из наследуемых ассоциативных привычек. Категории образуются в мире явлений. Шульц различает три мира: 1. очищенный чувственный мир исследователя, 2. механический мир атомов, построенный на его основе, 3. мир как «опыт переживания самого себя, психический момент, содержание каждого момента» (см. также ниже). «Der Grundfaktor der Biologie», Berlin 1920. «Die Philosophie am Scheidewege», Leipzig 1922. «Leib und Seele», Berlin 1922. – ALFRED DIPPE, «Naturphilosophie», Munich 1907.

II. метафизическое направление

Его представляет ОТТО ЛИБМАНН (1840 – 1912). Хотя он стремится к точке зрения, исключающей вещь-в-себе, он не полностью устранил реалистическую и психофизическую интерпретацию Канта. Он считает возможной критическую метафизику. Того же убеждения придерживается и Фолькельт, который безоговорочно отдает дань реализму. Волькельт занимает важное место в эстетике.

Возможность метафизики как эмпирико-гипотетического познания вещей как таковых отстаивал уже Эдуард Целлер, родившийся в 1814 году в Kleinbottwar, к северу от Штутгарта, бывший профессором поочередно в Берне, Марбурге, Гейдельберге, Берлине (с 1872 года), назначенный в 1895 году, умерший в Штутгарте в 1908 году, начавший с теологии, преуспевший прежде всего как историк философии, особенно греческой. Он был одним из тех, кто требовал возврата к Канту и положил начало эпистемологическому повороту в философии, так как название эпистемология, как говорят, также восходит к нему, хотя мне это не кажется достоверным.

(Это слово уже использовалось в 1847 году И. Х. Фихте «Grunds?tze f?r die Philosophie der Zukunft», Stuttgart 1847, стр. 21). Подробнее о нем в более ранних изданиях этого труда. «?ber Bedeutung und Aufgabe der Erkenntnistheorie», Heidelberg 1862. «?ber Metaphysik als Erfahrungswissenschaft», Archiv f?r systematische Philosophie, vol. 1, 1895 u. a. Лекции и трактаты, Leipzig 1865.

ОТТО ЛИБМАНН, родившийся в 1840 году в L?wenberg в Силезии, в 1872 году доцент в Страсбурге, в 1882 году полный профессор в Йене, где он умер в 1912 году, совместил философское понимание проблем и поэтическую чувствительность к явлениям мира с глубоким знанием естественных наук, не подвергаясь воздействию преобладающего в них натурализма. Его работы, состоящие из самостоятельных трактатов, занимают важное литературное место в немецкой философской литературе. В его развитии можно выделить три этапа, которые проходили без каких-либо серьезных изменений точки зрения: 1. полная остановка развития до 1876 г. 2. кульминация: «Анализ действительности» 3. формирование точки зрения, представленной в нем в «Мыслях и фактах».

ЛИБМАНН также начал борьбу против спекулятивных систем. В своей первой работе (1865) он хотел продемонстрировать их несостоятельность, показав, что все они используют понятие вещи-в-себе, в котором ЛИБМАНН видит главную ошибку КАНТА. ЛИБМАНН, хотя и был после ХЕЛЬМХОЛЬЦА первым среди неокантианцев по времени, тем не менее, он уже предвосхитил более возвышенные поздние интерпретации Канта, хотя и не сумел устранить «вещь-в-себе».

Согласно той конструкции, которая была дана им в «Объективном взгляде» и позже записана, в мире, подобном нашему телу, существуют еще неизвестные величины, из взаимосвязи которых возникают видимости. «Это отношение между неизвестным (Y) и другим, столь же неизвестным (X), благодаря которому последнее предстает перед нами как наше тело, из которого в действительности возникают в нашем сознании те чувственные качества, которые наш интеллект преобразует по законам, данным априори, в воспринимаемую природу, феномен материального внешнего мира». Это отношение между X и Y является тем, что ЛИБМАНН называет «трансцендентальным фактором Anschauung». Несмотря на утверждение ЛИБМАННА о том, что это не так, Y и X, очевидно, тесно связаны с «вещью-в-себе».

Точно так же во взгляде ЛИБМАННА на Канта не полностью устранена физиологическая и, прежде всего, психологическая интерпретация; таким образом, он все еще достаточно близок к историческому Канту. От других неокантианцев ЛИБМАНН отличается также тем, что проявляет явную тенденцию к метафизике, точно так же как по широте своего представления о задачах философии его можно назвать родственным идеализму в целом. Для ЛИБМАННА эпистемология – это только первая часть философии; над ней возвышаются две другие: Натурфилософия и психология, с одной стороны, этика и эстетика – с другой, первые – теории бытия, вторые – то, что должно быть. Если физика выводит отдельные события из законов, возможно, математически, то задача метафизики – сказать, почему то-то и то-то вообще происходит где-то и когда-то. ЛИБМАНН считает, что она реализуется в виде «критической метафизики», то есть в форме гипотетических утверждений о сущности вещей («Gedanken und Tatsachen», т. 1, с. VII; т. 2, с. 163).

ЛИБМАНН обнаружил великое достижение Канта в доказательстве зависимости объектов от субъекта. Основная идея критической концепции мира заключается в понимании того, что человек познает все только в рамках человеческого сознания, что поэтому вся философия, как и вся наука, может двигаться только в сфере человеческих мыслей и человеческих идей и никогда, ни при каких обстоятельствах не может выйти за пределы этой сферы. Не мир, а наше сознание является исходным фактом. Что осталось бы, если бы сознание было упразднено, – это совершенно неизвестное, непостижимое нечто или ничто, абсолютная тьма. В концепции субъекта ЛИБМАНН колеблется между его трактовкой как индивидуального Я и предположением о надындивидуальном трансцендентальном Я.

Он обнаруживает глубочайшую истину критики разума в том, что высшие интеллектуальные законы в равной степени относятся как к акту познания субъекта, так и к познаваемому объекту (т.е. феноменальному миру), в том же смысле, в каком законы диоптрии, действующие в глазу, являются определяющими как для акта зрения, так и для оптического качества видимого внешнего мира. – Фундаментальной предпосылкой всех реальных наук является принцип причинности: одна и та же причина a всегда связана с одним и тем же следствием b. Каждый естественный процесс предстает как логическое заключение, в котором закон природы образует верхнюю пропозицию, текущее состояние объекта – нижнюю пропозицию, а естественный процесс – последующую пропозицию. Можно даже проследить, как многие специальные законы природы восходят к нескольким общим. Это то, что ЛИБМАНН называет логикой фактов.

Все естественные исследования, однако, всегда должны делать оговорку: «Предполагается реальность эмпирической природы, предполагается, следовательно, интеллект, в котором, согласно тем же интеллектуальным законам, возникает тот же образ мира, что и во мне» («Analysis der Wirklichkeit», стр. 268f). Наиболее общие положения физики, такие как положения о сохранении вещества и постоянстве количества энергии, не рассматривались ЛИБМАННОМ ни как априорные понятия, ни как экспериментально доказанные. – В логике ЛИБМАНН уже занимает вполне современную антипсихологическую позицию; в философии ценности, эстетике и этике, напротив, он исповедует сильно релятивистскую точку зрения.

«Ничто по своей природе не является ни добрым, ни злым, ни красивым, ни уродливым. Это мысли и чувства человека делают его таковым; и в объективном смысле нет ничего абсолютно ценного» («Analysis der Wirklichkeit», с. 581). Конечно, совершенно абсолютные тенденции в теории ценности не чужды ЛИБМАННУ; существующие противоречия являются у него здесь, как и в других местах, симптомом глубокого осмысления им проблем.

Критическую метафизику полагает возможной также ИОГАНН ВОЛЬКЕЛЬТ (родился в 1848 году в Lipnik, Галиция, профессор в Лейпциге с 1894 года, почетный доктор в 1921 году), который, отталкиваясь сначала от Гегеля, а затем под влиянием ШОПЕНГАУЭРА и ЭДУАРДА фон ХАРТМАННА, дал наиболее объективный, чрезвычайно проницательный анализ различных тенденций, перекрещивающихся в эпистемологии Канта. Сам Фолькельт различает два типа убежденности. Первый – это чистое переживание, самоочевидность сознания, внутреннее бытие непосредственных фактов сознания, к которому Фолькельт относит и очевидность памяти.

Этот простой опыт – лишь нагромождение мимолетных содержаний сознания, брошенных вместе, лишенных какой-либо путеводной нити. Его дополняет вторая определенность – «сознание необходимости мышления». Только функции, свойственные мышлению и не даваемые опытом, делают научный опыт из простого содержания сознания, поскольку неэмпирические и потому априорные понятия необходимости, всеобщности, непрерывности, причинности, законности добавляются мышлением. Попрание опыта совершенно неизбежно. Волькельт называет неизбежный минимум" транссубъективным минимумом». Он заключается в допущении 1. чуждого сознания, 2. непрерывного существования транссубъектных сущностей, 3. их закономерной взаимосвязи, 4. единственности трансцендентного мира, соответствующего чувственным восприятиям различных лиц. С признанием транссубъектной валидности мысли, метафизика одновременно признается необходимой и, в определенных пределах, реализуемой наукой.

Однако Фолькельт не считает, что метафизика должна ограничиваться этим минимумом гипотез, но сами позитивные науки и логическая необходимость побуждают нас к обсуждению конечных проблем.

За пределами чисто научной философии лежит область «философии жизни», ибо жизнь не может остановиться на одних лишь гипотетических возможностях, открываемых наукой, но требует однозначности. Правда, уверенность эта носит лишь интуитивный характер, т.е. веру, достаточную для науки. С другой стороны, жизнь и религиозность, которую Фолькельт понимает как сознание единства с мировым естеством, также требуют прояснения мысли, так что метафизика и религия оказываются вместе. Сам Фолькельт учит религии или метафизике абсолютного духа, что роднит его с более поздними Фихте и Гегелем.

В своей предпоследней работе «Gewissheit und Wahrheit» (Определенность и истина) Фолькельт завершает свою эпистемологию и соотносит ее с более поздними работами НАТОРПА, ВИНДЕЛЬБАНДА, РИККЕРТА, ЛАСКА, ХУССЕРЛЯ, фон МАЙСНЕРА, ВАЙХИНГЕРА, МАХА и многих других посредством глубокого, назидательного обсуждения. Свою точку зрения он называет «субъективистским трансссубъективизмом»(Transsubjektivismus). Мы можем довести истину до самопознания только в форме уверенности.

Вся эпистемология – это саморефлексия по поводу значимости теоретического духа. Теперь Фолькельт признает, помимо двух форм очевидности чистого опыта и необходимости мысли, «интуитивную очевидность», которая состоит в «непосредственной уверенности транссубъективного». Это особый способ уверенности, который не может быть прослежен до какого-либо другого и является сверхлогичным по своей природе. Благодаря ему мы становимся уверенными в реальности внешнего мира, а также нашей собственной жизни и, возможно, в реальности других психических личностей, так что эти факты поднимаются над уровнем того, что должно быть в мышлении. Фолькельт противопоставляет себя неокантианству, которое запрещает критику естественных наук и математики («трансцендентальные предпосылки»); напротив, он требует беспредпосылочности эпистемологии.

Эпистемология должна начинаться с размышлений об источниках очевидности, с помощью которых мы претендуем на познание. Отправной точкой является дологическая, внутрисубъектная психологическая самоопределенность сознания (ср. DRIESCH). Фолькельт также претендует на свидетельства памяти. Фолькельт не рассматривает отношение эпистемологии к психологии в столь негативном ключе, как это обычно делается из страха перед психологизмом, который он также отвергает. Однако все транссубъективное, природа и чужое Я, остается сомнительной вещью для чистого опыта. К его принятию нас побуждает бессвязность чистого опыта.

Ступени мышления определяются не законом тождества или противоречия, а «законом связи». «Как только связь становится для нас очевидной, «транссубъективное» открывается нам. Истина – это синоним соответствия действительности того, что необходимо для мышления.

Это устанавливается Фолькельтом в смысле «теории образа», которую он защищает от недавних необоснованных упреков со стороны неокантианства. Согласно Фолькельту, бытие существует только внутри мыслящего сознания, и его предпосылкой является то, что существует бытие, в котором оно реализуется. Интуитивная уверенность, на которую претендует феноменологическое движение, кажется Фолькельту основанной лишь на непонимании и преувеличении" самотождественности сознания». Это дает лишь эмпирическую уверенность в сосуществовании силы, высоты и тембра в звуке, привязка же этого тотального содержания к связности сущности, с другой стороны, находится в стадии разработки, феноменология в действительности не предлагает ничего, кроме обычного эмпирико-психологического анализа.

В своей последней работе «„Достоверность чувства“» Фолькельт более подробно рассматривает интуитивную достоверность, а затем исследует различные виды так называемой «достоверности чувства». Только эмоциональная уверенность в ценности должна быть признана оригинальным явлением такого рода.

Волькельт заслужил особые заслуги в области эстетики. Он предпринимает всесторонний синтез современного психоаналитического метода, который также является для него основным, с идейным оформлением спекулятивной немецкой эстетики (SCHILLER, HEGEL, FR. TH. VISCHER); трансцендентальная эстетика современности, как она развивалась в марбургской и баденской школах, отвергается им в подробном обсуждении. В итоге Фолькельт изобретательно перетекает из эстетики в метафизику, не без частичного контакта с эстетикой спекулятивного теизма (WEISSE), которая обычно в настоящее время крайне недооценивается.

Абсолютная ценность составляет основу всего бытия. Ценности, в которых она реализуется в человеческом мире, – это четыре ценности: научное знание, нравственная воля, религиозное чувство и эстетическое видение. Наиболее близкой к абсолютной ценности является любовь. Возможно, это реализующееся в действительности бескрайнее стремление к любви. Соответствие природы условиям эстетического наслаждения (естественная красота) объясняется мировой гармонией, проистекающей из абсолюта.

Кроме того, он придерживается реалистической позиции, поскольку внешний опыт как идеи требует объяснения со стороны внесознательного объекта, и не прочь заняться метафизикой: Доктор ОТТО ШНАЙДЕР (швейцарец, живет в Люцерне), «Grundri? zu Vorlesungen ?ber mein System der Philosophie», Люцерн 1915. «Welt und Wirken», Цюрих 1915. «Grundz?ge einer Philosophie der Musik», Frauenfeld 1915. С помощью нового метода, который он называет «центробежно-центростремительным», ШНАЙДЕР считает, что создал новую философскую систему с совершенно новыми результатами.

К теоретической и практической философии он добавил третью, теоретико-практическую философию, «которая содержит всеобъемлющую критику даваемого тем, что дано». Он называет свою точку зрения «позитивизмом в имманентном отношении, агностицизмом в трансцендентном отношении и мистицизмом в трансцендентном отношении». Это «этический и эстетический идеализм и универсализм», синтез пессимизма и оптимизма. Бессознательное нечто, стоящее за опытом, неизвестно строгому знанию, но мы можем и вправе облечь его в метафизические фантазии. Последнее слово религиозной критики тоже просто: никакой достоверности. Но не: полная неопределенность. От неопределенных рассуждений о бессмертии души Шнайдер, однако, переходит к данному миру и его задачам. Этически идеальное требование звучит так: «Утверждай мир и формируй его в соответствии с идеей, в себе и в других».

Следуя Канту в основных пунктах, также считает метафизику в значительной степени допустимой ФРАНЦ ЭБЕРХАРДТ (р. 1864, профессор в Ростоке), «Kritik an der kantischen Antinomienlehre», Лейпциг 1888. «Mechanismus und Teleologie», Лейпциг 1890. «Der Satz vom Grund als Prinzip des Schlie?ens», Leipzig 1891. «Metaphysik», vol. 1 (эпистемология (Erkenntnistheorie)), Leipzig 1894. Хотя идеальность пространства и времени должна быть принята, реальность психических процессов, которая должна быть обязательно принята, должна быть объединена с идеальностью последних.

ЭБЕРГАРДТ отвергает теорию категорий Канта; в отношении субстанциальности и принципа причинности он занимает некую среднюю позицию между эмпиризмом и априоризмом: он обращается именно к вещам в себе, а не к видимостям, и ведет к познанию вещей в себе. Абсолютно реальный мир должен рассматриваться как система нематериальных сил, непространственных элементов. Метафизика должна исходить из опыта, но может выходить за его пределы, как и другие науки.

Главную культурную заслугу Канта ФРИДРИХ ПАУЛЬСЕН, видел в разрешении конфликта между знанием и верой во имя реабилитации последней как практического убеждения, начинающего там, где заканчивается знание. Он своей книге о Канте пытался показать, что тот был не агностиком, а всецело метафизиком, мнение, вызвавшее многочисленные опровержения, например, ЛУДВИГА ГОЛЬДШМИДТА, «Kantkritik oder Kantstudium? "ГОЛЬДШМИДТ, (родился в 1853 году, математик по страхованию жизни в Готе) противоречит всему дальнейшему просветительству Канта и требует принятия его философии, интерпретированной им в более старой форме вплоть до мельчайших деталей. Историк Канта ЭМИЛЬ АРНОЛЬДТ (1828 – 1905, жил в Кёнигсберге) и АКСЕЛЬ ВЕРНИКЕ (профессор в Брауншвейге), «Kant und kein Ende?» (Кант и никакого конца?), Брауншвейг 1894, отдают дань строгому следованию Канту.

Здесь также следует упомянуть глухого и слепого поэта LANDESMANN (HIERONYMUS LORM, родился в 1821 году в Nikolsburg, умер в 1902 году в Br?nn). Он видит в «Критике чистого разума», из-за ее учения о непознаваемости вещи-в-себе, «основу научного пессимизма», что вопросы о происхождении и цели существования неразрешимы. LANDESMANN демонстрирует радостный «беспочвенный оптимизм» в отношении этого результата понимания, поскольку вопросы о происхождении и цели существования неразрешимы. LANDESMANN представляет радостный «беспочвенный оптимизм» в отношении этого результата понимания, что конечное сталкивается с бесконечным, даже если только как тоска.

III Реалистическое направление

АЛОИС РИЭЛЬ в духе решительного позитивизма отвергает всю метафизику как чисто субъективную сущность, считает, что философия как наука возможна только в качестве теории познания, и ставит своей задачей эпистемологию точных наук. Он придерживается реалистической интерпретации Канта и допущения вещей самих по себе, но подчеркивает важность участия мысли во всем познании. Только арифметические отношения мира видимости имеют объективную достоверность. Наряду с теорией познания, РИЕХЛЬ все больше признает значение философии как культурного фактора, создающего ценностные идеалы. – КОППЕЛЬМАНН также демонстрирует позитивистские элементы.

АЛОИС РИЭЛЬ, родившийся в Bozen в 1844 году, сначала работал учителем в гимназии в Клагенфурте, в 1877 году доцент, в 1878 году полный профессор в Граце, в 1882 году назначен во Фрайбург, в 1895 году в Киль, в 1898 году в Галле, в 1905 году в Берлин, ныне почетный профессор, подчеркивает реалистические и антиметафизические моменты кантовской системы. В прошлом его часто называли позитивистом. Эта точка зрения несостоятельна. От позитивизма его отличает уже то, что он признает априорность некоторых принципов физики. Определенная позитивистская черта, по общему признанию, присуща РИЭЛЮ той мере, в какой он разделяет сильное эмоциональное отвращение позитивизма ко всякой метафизике и требует ее замены позитивными науками.

Поскольку Кант доказывал невозможность всякой метафизики, то от других наук философии остается только теория и самокритика самого познания. Только как эпистемология возможна научная философия, все остальное – ненаучно. Главным достижением самого РИЭЛЯ является теория научного познания. Эпистемология заключается не просто в описании методов познания, а в том, чтобы сказать, при каких условиях то же самое имеет реальное значение. Это исследование обоснованности познания тождественно ему по своему психологическому происхождению. – Несмотря на свое отвращение к метафизическим спекуляциям в целом, РИЭЛЬ все же занимает свою эпистемологическую позицию на стороне реализма, и он также рассматривает процессы души, поскольку они протекают во времени, как простые явления трансцендентального реального.

Вещь-в-себе представляется РИЕЭЛЮ неразрывным компонентом критицизма, имеющим существенную природу. Любая другая концепция, кроме реалистической, превратила бы познание в простую игру ума. Гарантия реальности внешнего мира уже содержится в каждом ощущении, поскольку оно включает в себя отношение к чему-то вне его. "Иннервационные чувства [нервные импульсы – wp], приводимые в действие ощущениями, составляют единственную основу нашего убеждения в реальности вещей, и позволительно сказать, что, говоря физиологически, вера возникает из взаимодействия ощущения и иннервационных чувств («Критика», т. 2, с. 45). Существование других людей также не просто предполагается. Вера в это основана на инстинктивном сопереживании им, а затем альтруистические чувства формируют доказательство существования ближних. Это социальное доказательство реальности внешнего мира РИЭЛЬ считает даже более важным, чем доказательство ощущений («Критицизм», т. 2, с. 169 f).

Как и ХЕЛЬМХОЛЬЦ, РИЕХЛЬ описывает ощущения как знаки, а не образы вещей (т. 2, с. 50). Однако он не разделяет доктрину Иоганна Мюллера и Хельмгольца о специфическом качестве ощущений. Только арифметическая и логическая части пространственного восприятия имеют реальное значение. Вещи, видимость которых является нашим пространственным восприятием, сосуществуют таким образом, что образуют троекратно расширенное многообразие, в котором действуют простейшие законы связи в зависимости от отношения элемента к элементу (т. 2, с. 182). По своей качественной природе реальное совершенно неизвестно нам; мы знаем только, что оно есть и воздействует на нас. Оно стоит за ощущениями точно так же, как и за внутренней жизнью души, которую РИЕХЛЬ, поскольку она протекает во времени, также рассматривает лишь как видимость. Из-за этой единой обусловленности как физического, так и духовного мира видимостей вещами в себе, РИЕХЛЬ называет свою точку зрения монизмом.

Ощущения – единственное, что дает материальную однозначность познанию; законы мышления дают только формальную однозначность. Поэтому в конечном счете не существует познания, которое не должно быть подтверждено ощущениями, за исключением математики, где вещь и понятие – одно и то же; но даже утверждение, что пространство имеет три измерения, является аксиомой опыта (т. 2, с. 173). Однако одни лишь ощущения не дают познания. Только добавление интеллекта делает опыт из восприятий. Опыт – это осмысленное, понятое восприятие. Наше мышление предполагает более далекую связь между объектами, чем та субстанция, которую мы находим в вещах, и та причинная связь, которую мы предполагаем между ними – и то и другое не воспринимается, а только мыслится. Обработка простых восприятий (ощущений) происходит в социальности.

«Опыт – это социальное, а не индивидуальное психологическое понятие» (т. 2, с. 64). РИЕХЛЬ энергично полемизирует против фикции человеческого родового сознания, которое якобы существует над сознанием отдельных человеческих существ, отдельно от нас (т. 2, с. 162f). Трансцендентное, родовое сознание – это не более чем «интеллектуальная система координат, с которой, как мне кажется, связано все познание»; это просто мысль. Везде познание направляется определенными общими убеждениями, которые зарождаются в чистом интеллекте и поэтому были известны уже грекам. К ним относятся утверждения о сохранении материи и всеобщей причинности всех событий. Заслуга Канта состоит в том, что он показал, как эти исходные посылки понимания могут и должны быть априорными и при этом объективно достоверными. Доказательство их объективной истинности заключается в том, что без них опыт вообще невозможен. «Априорность означает не хронологическое, а логическое отношение между понятиями» (т. 2/2, с. 76). Логические категории не предшествуют опыту, а конституируют его.

В своей концепции «Я» РИЕХЛЬ вплотную приблизился к эмпириокритицизму. Противопоставление субъекта и объекта, Я и не-Я не является для него оригинальным. Первоначальное сознание остается индифферентным (т. II, с. 65f). Объектом исследования, согласно мнению РИЭХЛЯ, всегда является общее, он ищет классы и законы. Только исторические науки занимают особое положение, но в отличие от Виндельбанда и Риккерта, РИЕХЛЬ настаивает на том, что они тоже ищут причинно-следственные связи. Без них они были бы только «историографией», а не исторической наукой. Подлинно идеографических наук не существует. Но объяснительный метод истории не является механическим. Он не единственный, который удовлетворяет нашу потребность в знании (т. 2/2, с. 356).

РИЕХЛЬ отвергает телеологическое объяснение еще более решительно, чем КАНТ. Психофизическую проблему РИЕХЛЬ решает характерным для его крайне позитивного образа мышления способом в смысле частичного параллелизма. Панпсихизм – это чистая спекуляция, фактически «фетишистская вера» (т. 2/2, с. 192f). Только определенные органические процессы сопровождаются процессами сознания. Многочисленные физические, а особенно химические опыты делают атомистическую структуру материальной реальности неопровержимой. – По сравнению с «Философской критикой» в «Философии современности» наблюдаются отдельные эпистемологические изменения мировоззрения, например, в отношении веры в реальность внешнего мира, которая теперь уже не кажется РИЭХЛЮ производной от ощущений.

Если РИЕХЛЬ, таким образом, также ограничивает научную философию рассмотрением эпистемологических проблем, то он, тем не менее, признает, что «мировое понятие» философии еще не отвечает этому. Он создает для нее пространство в виде практического «учения о мудрости» (и уже в «Критике» т. 2/2, стр. 20f). Правда, метафизика не может снова стать философией, но при этом остается проблема положительной ценности (более подробно рассматриваемая в «Философии настоящего»). Как чистая наука, философия безразлична ко всем ценностям, она описывает ценностную жизнь людей, однако сама не выносит ценностных суждений. Но даже позитивные ценностные суждения не являются чем-то недостойным философа. Сократ и Ницше, видевшие в философе учителя культуры, являются образцовыми типами такого философствования. Это тоже познание, ибо РИЭХЛЬ убежден, что существуют абсолютные ценности; но это не чистое познание, ибо только через творческий процесс ценности приходят в сознание. Открытие ценностей означает одновременно переживание ценностей, воссоздание ценностей в самом себе. По этой причине философия ценностей больше не является чистой наукой, это нечто большее, нечто иное, чем наука: искусство направлять разум.

Учеником РИЭХЛЯ был РИХАРД ХЁНИГСВАЛЬД (родился в 1875 году, профессор в Breslau), который тоже обращался в основном к эпистемологии точных наук.

В «Основах психологии мышления» ХЁНИГСВАЛЬД стремится показать, что судьбу психологии как методологически самостоятельной науки должны решить проблемы психологии и что психология мышления, независимо от ее отношения к «фактам», является философским объединением принципов; сами философские задачи неизбежно наталкивают на психологические проблемы. Впрочем, ХЁНИГСВАЛЬД отвергает поворот к психологизму.

Несмотря на экспериментальную методологию, психология не является естественной наукой, поскольку объект психологии" обязан быть способным знать, он должен быть способен сказать Я самому себе, он должен быть субъектом» (стр. 224). Психология без души также должна облекать свои выводы в содержательную форму. Без содержательного понятия души нельзя говорить о развитии, реакции и т. п. Математика применима к психологии лишь в той мере, в какой психическое имеет порядок. «Психология также является наукой о действительности, а именно наукой о Я-отношении, которое реализуется в каждом притязании на действительность». Психология не только является объектом философии, как и другие науки, но и сама является философией.

В области педагогики ХЁНИГСВАЛЬД предпринимает попытку тщательно зафиксировать понятие педагогики и ее специфические проблемы, в результате чего она имеет право на существование там только как философский предмет. Да, по утверждению ХЁНИГСВАЛЬДА, вся педагогика – это образование для философии и через философию, потому что вся педагогика – это передача «действительных ценностей» культуры (науки, искусства, морали, права, религии).

Позитивистские и кантовские элементы также сочетаются в WILHELM KOPPELMANN, «Untersuchungen zur Logik der Gegenwart», Berlin 1913. «Weltanschauungsfragen», Berlin 1920. «Was wissen wir von der menschlichen Seele?», Bielefeld 1922.

ВИЛЬГЕЛЬМ КОППЕЛЬМАНН (родился в 1860 году в Sch?ttorf, старший преподаватель и профессор в Мюнстере) также представляет неокантианскую точку зрения, но в довольно независимой форме. Он отвергает марбургскую точку зрения и видит в данных смыслах некие конечные реальности, которые не могут быть далее разрешены в мысли. С другой стороны, он также подчеркивает важность мышления для развития реальности и исходит из априорных принципов.

По его мнению, логика делится на эпистемологию и формальную логику, которую он рассматривает как «учение о средствах и законах обмена мыслями». Эта точка зрения последовательно проводится, и для данного случая логические принципы также переосмысливаются своеобразным образом. Принцип тождества получает следующую формулировку: «При обмене мыслями значения, которые участники связывают со словами или идеографическими знаками, или с привычными языковыми или идеографическими формулировками, должны быть и оставаться идентичными». Аналогичным образом, предложения исключенного третьего лица и достаточного основания становятся, по мнению КОППЕЛЬМАННА, просто нормами интеллектуального общения.