Время подонков: хроника луганской перестройки

– Рома! Что это такое?

Роман со злостью смотрел на тестя – отомстил, гад! Врезать бы ему сейчас тем же – ты сам хотел мою любовницу! Но так сейчас говорить было нельзя. Надо было смириться и покаяться.

– По работе… – Невпопад ответил Роман.

Отец, разделяя четко слова, говорил. Но снова же как-то искусственно, но внешне солидно:

– Не ожидал от тебя такого Рома. Мне стыдно перед сватом, Леной, внуками. – Приплел он еще и внуков для основательности. – Лена – прекрасная жена. Нельзя ее так обижать. – И вдруг спросил Фотина. – А Лена и сватьи знают?

– Нет. Зачем им это говорить.

«Старые кобели! – Бушевал внутри себя Роман. – В свое время не пропустили ни одной новой инструкторши, не говоря о старых! Еще и корчат из себя непорочных!»

Но надо было виниться или хотя бы выглядеть виноватым. А отец тем временем говорил:

– Помни сынок, что говорил Тарас своему сыну. – Он выдержал паузу. – Я тебя породил – я тебя и убью. Понял?

– Да. – Коротко ответил Роман.

А отец говорил тестю:

– Я с ним еще поговорю один на один. Объясню, как надо вести семейную жизнь. А пока пусть все будет между нами. Будем считать это – ошибкой молодости. – Фотин согласно кивнул ему в ответ. – А ты, значит, как тебя просят, поделись своими девками… Могут действительно понадобиться. – он сказал о них во множественном числе, будто был уверен в сыне, как в себе. Потом, как бы в раздумье произнес, – Половую жизнь начинают в мечтах, а заканчивают в воспоминаниях. – Он вздохнул и приказал сыну. – Налей еще немного, и я поехал.

Роман налил им еще по стопке, и отец уже выпил все, а Фотин только проглотил с глоток. Роман не пил. Потом отец, крякнув, произнес:

– Ну, поехали. А ты сынок, если что, звони мне. Машины не будут разгружены в Киеве до твоего утверждения. Понял? – Он говорил так, будто перед этим не сделал литературный выговор сыну. – До свидания, Рома.

– До свидания.

Фотин, отводя глаза в сторону, тоже попрощался дружески с зятем.

– Значит, все понял. Я в курсе всех дел, но если что, я рядом.

У Романа после этих слов пропала злость на тестя – все-таки он его, если не любит, то ценит. Благополучие дочери, дороже всякой чести. А молодость пройдет, чтобы в старости завидовать ей и учить других жизненной чистоте.

– Хорошо.

Роман открыл дверь и старшие вышли. Он вернулся к столу, слил недопитые остатки коньяка обратно в бутылку и поставил в сейф. Потом набрал номер телефона Галки Давыденко. Она тоже была еще на работе.

– Гала! – Голос его звучал виновато. – Мне надо с тобой сегодня встретиться.

Из трубки несло враждебным молчанием, а потом оттуда послышался короткий вопрос:

– По тому вопросу?

– Да. – Тихо произнес Роман и сердце его дрогнуло от жалости к себе – он должен просить любимого друга изменить ему.

– Я уже тебе сказала, что выполню, что ты просишь. Скажешь, когда и где мне быть? – Голос ее был сухим, но уже не враждебным.

– Сейчас встретимся, и я все объясню.

– Не надо. Скажи все по телефону.

– Но телефону нельзя…

– Я сегодня занята. До свидания. – Послышались в трубке гудки, и Роман положил ее на аппарат.

Склонив голову к столу, подложив под нее руки, он задумался: «Главное, она согласна мне помочь. А там наладим отношения. Куда сегодня пойти? Жена до сих пор на даче и не собирается появляться в городе».

Он открыл записную книжку, куда записывал адреса и номера телефонов только лучших друзей. Перелистывая листочки, углубился в ее изучение. «На тебе, Галка, клин светом не сошелся!» – мстительно подумал он. Хотя мстить ей у него не было никакого повода. Потом рука потянулась к телефонной трубке. Он набирал номер и злорадно думал в адрес тестя: «Не все ты обо мне знаешь, старый кобель!».

Других слов в адрес тестя у Романа не находилось.

9

Через два дня прилетел секретарь Центрального Комитета компартии Украины Енченко. Это был грузный, седовласый человек лет под шестьдесят. Лицо его выражало предельную усталость, и даже безразличие к существующей жизни. Говорил он коротко, не договаривая фраз, что было очень неприятно местному руководству – непонятно, как действовать дальше. С ним прилетели несколько человек из аппарата ЦК, для сиюминутной проверки дел в области, конкретно в обкоме и горкоме партии. Они сразу же засели за изучение протоколов прошедших заседаний и совещаний. Но такой стиль работы ЦК был давно известен на местах, и документы были приведены в порядок заранее.

Накануне приезда цековского секретаря, Столяренко провел рабочее совещание, без протокола, где был окончательно утвержден план работы и отдыха высокого гостя. Впервые Роман непосредственно был введен в состав непосредственных встречающих. Когда совещание закончилось, то Столяренко попросил Романа остаться. Вместе с ним остался секретарь по идеологии Кревский. Вот он и начал разговор о конкретных обязанностях Романа при Енченко. При этом его, шелущащееся от какой-то болезни лицо, выражало полнейшее равнодушие.

– Мы решили, что вы будете находиться непосредственно при секретаря ЦК все время. Два дня. – Уточнил Кревский. – Будете осуществлять прямую связь между ним и нами. Вам не приходилось исполнять еще такой роли? – Спросил он.

– Нет. – Коротко ответил Роман.

– Короче говоря. – Вмешался Столяренко. – Вам надо сообщать нам о всех действиях и желаниях секретаря, а что можете, – сами решайте. Мы будем все на рабочих местах, вы занимаетесь только Енченко. Вам это необходимо… – Подчеркнул Столяренко и пытливо взглянул в глаза Семерчука.

– Я буду стараться. – Коротко ответил Роман, не углубляясь в этот вопрос. Он знал, что грузовики с бетонными плитами отправлены его отцом в Киев для строительства дачи Столяренко. Поэтому он и встречает секретаря ЦК.

Но Столяренко знал, что делать дальше, а Кревский только молчаливо кивал в такт.

–Подберите себе еще помощника. Мы дадим ему разрешение для присутствия рядом с секретарем. У вас есть такая кандидатура? – Он снова пытливо взглянул в глаза Романа и тот понял, что тесть успел обсудить с первым секретарем и этот вопрос. Только Столяренко очень деликатен и предлагает ему назвать кандидатуру своего помощника. Семерчук вздохнув и, опустив глаза вниз – ему все-таки было немного не по себе, попросил:

– Можно я возьму в помощники Давыденко. – Он вдруг заторопился и взволнованно кинулся в сбивчивые рассуждения. – Понимаете… Может женщина… Приятнее обстановка… Мягче… – Он умолк, сбившись с разъяснений.

Но старшие товарищи поняли все правильно. Кревский потер свою шелушащуюся щеку и ответил.

– Она хороший партийный работник. Ей бы надо дать возможность для дальнейшего роста… – Туманно добавил он.

– Я думаю, она будет вашим хорошим помощником. – Конкретно сказал Столяренко. – Сообщите первому секретарю горкома, что мы включаем ее в состав делегации по встрече секретаря ЦК.

Столяренко даже не поинтересовался, а желает ли Давыденко находиться в составе этой самой делегации. Партия – это железная дисциплина, особенно тогда, когда решаются личные дела. Больше о Галине не говорили. Кревский пояснил свою позицию.

– Надо решить с ним окончательно вопрос о моем окончании дипломатической академии. А то у них могут быть другие планы в отношении меня. Предложат что-то в партийном аппарате… А я бы хотел на дипломатическую службу. – Он устало зевнул.

– Могут поломать ваши планы. – Согласился первый. – А у меня вот жена заболела. Как некстати… – Он повернул голову к Роману и резюмировал. – Вот такие дела. На вас, Роман Богданович, выпадает основная нагрузка. Не подведите. – Роман твердо кивнул головой, мол, не подведу. – Сейчас идите, отдыхайте и одновременно продумывайте все. Хорошее впечатление – половина успеха. – Он говорил по партийному туманно, с недомолвками, но все всё понимали.

В этот вечер Роман так и не дозвонился до Галки, ее не было дома. Но утром она была в обкоме, в плотно облегающей высокую грудь тонкой белой блузке и, модно приталенной к бедрам, черной юбке – не вызывающе, но красиво и привлекательно. Как и положено работнику серьезного учреждения, каковым является горком партии.

– Ты знаешь, что тебя горком выделил на все время визита в наше распоряжение? – Спросил он тихо Галку, чтобы не слышали рядом стоящие товарищи.