Последняя любовь Хемингуэя

–Ты права, девочка. Мы будем только встречаться. Завтра утром.

–Хорошо.

–Ты моя последняя, настоящая и единственная любовь.

Она обняла Хемингуэя и поцеловала в шрам над бровью.

–Мы еще не прощаемся, Папа.

–Никогда. Держись рукой за негритенка, и мы встретимся.

И они прощально обнялись.

А за обеденным столом остались Мэри и Дора. Джанфранко побежал, видимо, к своей машине. Так подумала Мэри.

–Я благодарна вам, Дора, за то, что вы откликнулись на мою просьбу. Ваша дочь совершила чудо. Эрнест, благодаря ей, пишет роман. А перед этим написал рассказ, в котором Адриана, является героиней.

–Я рада…

Но Мэри, не слушая ее, продолжала говорить:

–Ваша семья может гордиться, Адриана вошла в историю литературы. Хемингуэя знает мир, каждое его произведение скрупулезно изучается, и литераторы обязательно найдут прообраз героини. Всем будет ясно, что это Адриана и об этом напишут.

–Я рада. – Снова начала Дора. – Что Адриана оказала такое влияние на вашего мужа. Я старалась поступать, как вы мне говорили. Но разве удержишь нынешнюю молодежь.

–Да. – Согласилась Мэри, внутри недовольная ответом Доры. – Вы правильно направляли Адриану. Надеюсь, больше вам не придется этого делать.

–Надеюсь и я. Но знаете молодежь нынче такая… – Снова стала разъяснять Дора, но Мэри ее бесцеремонно перебила.

–Я настояла перед Эрнестом, чтобы он вам подарил автомобиль. Это мой подарок вам и всей вашей семье. Если еще потребуется ваша помощь, то знайте, она не останется без внимания.

–Спасибо.

Вышли из библиотеки Хемингуэй с папкой рисунков под мышкой и Адриана. Еще немного побеседовав с Дорой, Хемингуэи уехали.

Дора, после ухода гостей спросила Адриану.

–Видела, какие они богатые? Подарили машину, не глядя. Вот, если бы в тебя Хемингуэй влюбился серьезно, то ты стала бы богатой. Эх, любовь… – Как-то неопределенно вздохнула мать.

–Он влюбился в меня серьезно. – Прямо ответила Адриана матери. – Вы с Джанфранко заработали на этой любви. Только я ничего не получила, кроме боли.

Адриана посмотрела на негритенка с рубиновыми глазами, приколотого на левом плече. Но он слуга, подаренный королем, своей принцессе. А слуга не имеет права на любовь. Он своим присутствием должен напоминать о прошедшей любви короля.

–Ади! Не говори так! Мы не так богаты, чтобы отвергать их подарки. Вот вырастешь и все поймешь…

Так мама говорила ей с детства: «Вырастешь»… Вот и выросла. Стала совсем взрослой. Совсем. Прощай, юность! Здравствуйте муки! Я уже взрослая. Бегите муки и боли ко мне, наваливайтесь на меня! Завтра последняя встреча, последняя мука. Прощаться с ним послезавтра утром она не пойдет!

…Багаж в Геную был отправлен накануне. Теперь Джанфранко должен был отвезти Хемингуэев в Геную. А завтра утром, литовский «Ягелло», принадлежащий полякам, отвезет их обратно на Кубу.

Ужин затянулся до утра. А сейчас провожающие жали руки Хемингуэям, прощались и приглашали снова к себе в гости. Графы Кехлеры в Кортина Д"Ампеццо, охотится на куропаток. Барон Франчетти, на утиную охоту, обещая полную безопасность ружей. Все вместе – рыбалку на Адриатике. Пеламиду обязательно поймают, а может еще какую-то неизвестную на Кубе диковинку.

Адриатика, Адриа…

Ренато Корради с официантами разливали всем желающим на террасе «Гритти» вино. Кажется, это уже прощальный бокал.

Хемингуэй выпил бокал и, размахнувшись, бросил его на паркетный пол. Мелкие осколки стеклянных брызг слезами, с ароматом кьянти, разлетелись по каменному паркету. Он желал снова вернуться в Венецию. И вдруг его что-то кольнуло в сердце. Он оглянулся, почувствовав чей-то взгляд. Посмотрел через площадь, напротив, – там бар «Гарри». Наверное, наблюдают за его проводами утренние пьяницы.

–Прощайте! – Кричал он всем, пожавшим ему руку и не успевшим пожать. – До встречи.

–До встречи, Папа. – Кинулась ему на шею Афдера.

–До свидания! – Улыбалась всем Мэри. – Прощайте! Джанфранко, поехали!

Машина тронулась, а Хемингуэй высунувшись из окна автомобиля, махал всем рукой. Уходит дальше «Гритти», вот сбоку «Гарри». Прощай «Гарри» и жди!

Если бы Хемингуэй мог проникнуть взглядом сквозь тюль на окне бара «Гарри», то он бы увидел Адриану. Ее рано утром привез Джанфранко на своем «бьюике». Уже на своем автомобиле. И теперь Адриана сидела одна в закрытом баре. Ей разрешили находиться в пустом зале. Она видела, как все прощались с Хемингуэями. Ей хотелось выскочить из бара и подбежать к террасе. Но они вчера договорились с Папой, что она не пойдет на прощальный ужин. Он с ней согласился и сказал:

– Правильно сделаешь, что не придешь. А то я не выдержу и уйду с тобой с ужина. Навсегда от всех уйду, и останусь в Венеции.

Вот машина, с Джанфранко за рулем, полученная им в подарок от Хемингуэя, в обмен на подарок ее семьи – Адриану, промчалась мимо окна. Она видела пьяное лицо Хемингуэя, высунувшегося из окна дверцы. Он, кажется, махнул ей рукой. Точно, махнул в ее сторону. Он не мог не попрощаться с ней в последний раз! Она же любит Папу! Он обязан оставить ей прощальный взмах, что и сделал. Она левой рукой сжала негритенка на плече и прошептала одними губами:

–Счастливого пути! Не возвращайся!

И еще крепче сжала негритенка.

Глава 2. И снова – Венеция

—Я не хочу, чтобы ты хоть в чем-нибудь была не такая, какая ты есть. Я люблю тебя всей душой, окончательно и бесповоротно.

«За рекой, в тени деревьев».

Из воспоминаний Хосе Луиса Эрреры – личного врача Э. Хемингуэя.

«Мы почти той же братией, что провожали, встречали «Ягелло» в гаванском порту… В мае сорок девятого Эрнесто стоял на палубе, несмотря на довольно основательное пекло, при полном параде. Элегантный костюм и галстук уже издали свидетельствовали о его хорошем состоянии. Правда, как только он сошел с трапа, первое, что мне бросилось в глаза, – что он за последние несколько месяцев заметно поседел. Но был весел и шепнул мне: «Доктор, ты выгонял израненного Сатира, а встречаешь окрыленного дважды Амура»… Мэри же была не просто внимательна, она следила за каждым его движением и, ловя себя на этом, сама раздражалась. В отношении Эрнесто к ней появились новые качества: налет снисходительности и в тоже время боязнь обидеть ее. Когда рядом никого не оказывалось, он спешил мне сообщить: «Хосе, она истинная Геба! Ты не поверишь! Но сам убедишься. Она красива и очаровательна. Послана свыше за мои страдания. Все, что видишь, сделала она!» – я окончательно был заинтригован, а Мэри, слышавшая последнюю фразу, прищурив глаза, произнесла: «Он снова петушится, хорохорится. Пусть лучше покажет вам рассказ про собаку-поводыря», – я почувствовал в голосе его жены и гордость и упрек, но объяснить их природу тогда не мог.

…Известно, что рассказ «Нужна собака – поводырь», был опубликован только в 1957 году, в ноябрьском номере бостонского журнала «Атлантик». Постепенно я узнал об истории его создания и Адриане. О ней мне говорил Хемингуэй в первые дни прибытия на Кубу, не называя имени… Главное в рассказе о мужчине, потерявшем зрение, и о женщине, готовой постоянно находиться рядом и разделить горькую участь – «Ты любишь меня, и ты знаешь это, и мы радуемся так, как другие не могут».

…Поначалу, недели две-три после возвращения, Хемингуэй чувствовал себя в норме и с успехом работал. Но однажды без причины отругал почтальона за то, что тот якобы, приносит почту с опозданием. Хемингуэй ожидал писем из Венеции, а они не приходили.

…21 июля в «Ла-Вихии» готовились отметить пятидесятилетие хозяина, но юбилея не получилось. Хемингуэй, как всегда в день рождения, вышел в море, но в очень тесном кругу друзей… Широко отпраздновать пятидесятилетие Эрнест не пожелал, не было настроения».

Из рассказа Рене Вильяреаля, управляющего в доме Хемингуэя:

«Я давно подозревал, что в этом замешана женщина. Как только Папа в сорок девятом возвратился из Венеции, он был то неузнаваемо весел, то плакал, я так и подумал. Уже много месяцев, как он из всей почты выбирал только красивые конверты с марками из Италии. Адрес на них был написан мелким, ровным, твердым почерком. Иногда случайно я слышал, как Папа возбужденно говорил с мисс Мэри».

Осенью на Кубу прилетел Арон Хотчнер, сотрудник журнала «Космополитен», для переговоров по публикации нового романа частями в нескольких номерах. Но роман писался трудно, не было названия, и Хемингуэй отказался от публикации романа. Но с Хотчнером подружился. Когда тот улетел обратно в Нью-Йорк, у Хемингуэя родилось название романа «За рекой, в тени деревьев». Хемингуэй засобирался в Европу, а конкретно в Венецию.

–Название есть. – Неоднократно говорил он Мэри. – Пора заканчивать книгу. Мне нужна окружающая обстановка, как в романе – Венеция.