Последняя любовь Хемингуэя

–Тебе уже не холодно? Чувствуешь, как я тебе отдаю свое тепло?

–Мне с тобой никогда не бывает холодно, Папа.

За окнами раздался грохот, и комната осветилась разноцветными бликами. Адриана испуганно отпрянула от Хемингуэя.

–Не бойся. Это праздничный фейерверк.

–Я испугалась от неожиданности.

–На фронте фейерверки пострашнее.

–Папа! Почему ты не можешь забыть свой фронт, даже в праздник? Даже наедине со мной?

–Сам не знаю. Но я больше никогда при тебе не вспомню о прошлом.

–Нет. Если тебе надо высказаться, то говори все мне. Станет легче. Отдай мне капельку своего прошлого, которого я не видела и не знаю?

–Пойдем, посмотрим салют из окна. – Предложил Хемингуэй, не отвечая ей. Его прошлое, принадлежит только ему.

Они подошли к окну, и Хемингуэй открыл занавеску. В холодном небе Венеции висели разноцветные шары и серпантины огней. А над ними, в темноте звезд, белесой дымкой парил крылатый лев, охраняя древний город.

–Смотри? Огоньки тают, как снежинки!

–Снежинки тают без следа, – огонь сгорает до пепла…

–Все равно что-то остается и от снежинки. Память… Об огнях и снежинках. – И без перехода печально произнесла. – А послезавтра я уеду. Будешь меня вспоминать?

–Мы еще встретимся. Пожалуйста, люби меня.

–Я возьму с собой негритенка…

…Хемингуэй вернулся в номер далеко за полночь. Мэри уже давно лежала в постели.

–Где ты так долго был? – Спросила она.

–На карнавале. – Почти соврал он. – Так весело, хочется гулять до утра. А как ты потеряла меня?

–Танцы разъединили. Потом искала тебя и не нашла. Ты встретил Адриану? – Задала она главный, интересующий ее вопрос.

–Не встретил. – Уже точно соврал Хемингуэй. – Она через два дня уезжает. Надо нам с тобой с ней попрощаться.

–Тогда надо будет прощаться сегодня. Скоро утро.

И Мэри стала думать, – обманул ее Хемингуэй, или нет? Наверное, нет, – раз хочет попрощаться с Адрианой. А, вообще-то обманул, раз стремится попрощаться в присутствии Мэри.

8

В начале марта появились первые критические статьи на журнальную публикацию «За рекой, в тени деревьев» в «Космополитене». Хемингуэй, читая их, все более и более мрачнел. Основная масса откликов была недоброжелательной. Многие критики прямо заявляли о творческом закате Хемингуэя, как писателя. Также многие отметили документальность в описании войны и своеобразную характеристику генералов, отличившихся на войне, что не свойственно роману, как литературному жанру. Любовную линию в романе, будто не замечали. Только парижское издание «Нью-Йорк геральд трибюн» своеобразно заметило любовную линию в романе: «Старческое брюзжание по поводу прошедшей войны, автор умело заполнил пересказом своих любовных похождений пережитых накануне вечером, им самим». Хемингуэй в гневе порвал газету, и клочья бумаги раскидал по комнате. Сволочи, коснулись даже его личной жизни! Слава богу, что еще не назвали имя Адрианы.

Мэри видела мрачное состояние Хемингуэя и пыталась его не столько успокоить, сколько отвлечь от происходящего. Но от горной и утиной охоты он отказался, а на рыбалку весной выходить рано. Наконец, он сказал:

–Едем в Париж.

–Может в Геную, и оттуда поплывем на Кубу. – Возразила Мэри.

–Мы договорились со Скрибнером, и он ждет меня в Париже.

Чарльз Скрибнер – нью-йоркский издатель, которому Хемингуэй обычно доверял право первой публикации своих произведений. Раз он приезжает в Париж для встречи с писателем, то никак нельзя отказаться от приглашения. Пусть также встретит Адриану, может она отвлечет его от нерадостных дум и выведет из упаднического состояния. Адриана сейчас была необходима Хемингуэю, как лекарство. Так решила Мэри. И, кажется, она пожалела, что помогла Адриане отправиться в Париж раньше времени.

Накануне отъезда из Венеции, Мэри зашла к Доре Иванчич и вручила ей еще тысячу долларов, и та дала обязательство не приезжать к ним в гости на Кубу. Пусть все делается и с согласия Мэри, а не только по желанию Хемингуэя.

В Париже они остановились в отеле «Ритц». Хемингуэй сразу же встретился со Скрибнером и показал ему рисунки Адрианы для его книги, которые он взял у нее в прошлом году. Скрибнер долго их рассматривал и заявил, что хотел бы встретиться с художником. Они обговорили условия издания романа «За рекой, в тени деревьев». Договорились, встретиться во время завтрака, на следующий день. Сразу же Хемингуэй позвонил Адриане и сказал, что хочет с ней встретиться завтра утром и пообедать в отеле ресторана. Это прозвучало не как приглашение, а как приказ.

На завтрак Адриана пришла со своей подругой Моникой де Бомон, у которой жила в Париже. Их встреча, в присутствии Мэри, прошла не так, как им обоим хотелось бы. Хемингуэй поцеловал ее в лоб и сказал:

–Я очень рад тебя видеть, девочка.

–Я тоже. – Только и смогла ответить Адриана, смущаясь доброжелательного взгляда Мэри.

–Здравствуйте, Моника. – Просто приветствовал ее Хемингуэй.

Мэри тоже обняла Адриану и, приподнявшись на цыпочках, поцеловала ее в щечку.

–Я так рада, Ади, что мы снова вместе. – Так искренне сказала Мэри, что Адриана еще более засмущалась.

Сели за стол и Хемингуэй стал разглядывать Адриану, сидящую напротив. Он отметил, что она немного похудела. Правда, куда ей еще больше худеть со своей фигурой? Но она спокойна, даже весела. Видимо, учиться французскому языку в Париже ей нравилось.

Адриана, в свою очередь отметила, что Папа немного осунулся, появилась нервная суета в движениях. Но, может быть, он волнуется от встречи с ней. Но все равно, как он красив в своей неудаче, и видно, что не сдался под напором неприятных обстоятельств.

–Я показал твои рисунки Чарли Скрибнеру. – Хемингуэй сразу же заговорил о делах, без всякого расспроса Адрианы о житье-бытье, чего она от него ожидала. Обычно он интересовался ее проблемами.

–Какие рисунки? – Удивилась Адриана.

–Те, которые я у тебя взял в прошлом году. Помнишь? Иллюстрации и обложка для моей книги.

–Помню. А кто такой Чарли Скрибнер?

–Мой американский издатель. Я ему дал рисунки и они ему, вроде, понравились. Спросил, кто художник. Я сказал, что рисовала их, одна женщина. Но не сказал, кто. А он не верит, что их нарисовала женщина. Хочет увидеть художника-женщину. Я его пригласил на завтрак. А вот идет и он! Ты молчи и ничего не говори, пока не зададим тебе вопроса.

–Хелло, Эрнест! – Приветствовал его Скрибнер. – Здравствуйте, мисс Мэри. Привет девушкам! – Он вел себя раскованно. Сказывался американский образ жизни. – А кто они?

–Адриана Иванчич, графиня из Венеции, и ее подруга Моника Бомон, из Парижа. – Коротко представил девушек Хемингуэй, не желая вдаваться в подробности. Но Скрибнер этого не требовал. – Ждем тебя и не начинаем завтракать.

–Я опоздал? – Скрибнер удивленно посмотрел на свои часы, и все засмеялись.

–Нет, Скриб. Это мы пришли раньше. Давай выпьем за встречу. Итальянские вина прекрасные, но французские лучше. Как ты считаешь, Чарли?

–Согласен. Но мне больше нравится виски и водка. Да еще, пиратский ром на твоей Кубе. «Капитан Морган», рыцарь пиратов – ром ромов. – Засмеялся Скрибнер, и у него это получалось, как «ха-ха-ха». Он сразу же вызывал у всех симпатию. Адриана не была исключением. Скрибнер внес непринужденность в общий разговор.