Тонкая грань выбора

– Ты же понимаешь, так сразу не получится. Нужно, чтобы всё забылось, а пока побудем в ссылке.

– Ну и бог с ним. Хорошо хоть так, хоть не посадили.

Директор крупного подмосковного завода Пётр Александрович Бореев долго считал себя фигурой государственного масштаба, важной и незаменимой. Он напрямую общался с министрами и был вхож в высокие кабинеты партийных начальников. Блестящая карьера, растущее благосостояние – всё это рухнуло в одночасье. Бореев не рассчитал свои силы: ссора с первым секретарем горкома партии переросла в жесткое противостояние, а затем и в настоящую войну, которую директор с треском проиграл. И черт бы с должностью и с заводом, на Бореева было вылито столько грязи, столько инсинуаций, что он за малым не оказался за решеткой. От тюрьмы его спас старый друг отца, лично знакомый со Щелоковым, и только вмешательство министра прекратило эту вакханалию. В итоге Пётр Александрович оказался далеко от столицы. Правда, старые связи помогли не опуститься на самое дно. Конечно, должность заместителя директора автосервиса была провалом в его карьере, но, как говорится, на безрыбье и рак рыба… Чувствовал он себя на этом месте довольно сносно, если не брать во внимание бесконечные попойки с местными руководителями разного уровня – для налаживания контактов. Многие аспекты новой жизни ему даже нравились. Он стал более независим от высоких кабинетов и партийных начальников. А вот его супруга откровенно скучала на периферии.

Светлана махнула рукой лежащему на диване мужу и отправилась на работу в местную поликлинику. Бореев-старший поправил подушку под головой и закрыл глаза. Снова стукнула входная дверь. Осторожно ступая, в гостиную вошел Гена и попытался тихонько прошмыгнуть в свою комнату.

– Стоять! – нарочито грозно рявкнул отец, приоткрыв один глаз. – Подойди.

Гена застыл как вкопанный, досадливо скривился и медленно приблизился к дивану.

– Я тебя куда послал?

– Па-а-ап, – заканючил сын, переминаясь с ноги на ногу, – ну чего я туда попрусь к последнему уроку? – Генка на секунду выжидательно замер, затем придал лицу заботливое выражение и продолжил елейным голосом: – Ты-то как себя чувствуешь?

– Зубы мне не заговаривай. Хреново. Хреново от того, что ты творишь! – рявкнул отец, приподняв голову. Вновь откинулся на подушку и устало закончил: – Вот не стал я тебя при Сане чихвостить, а ты борзеешь.

– Ладно, не ругайся. Считай, что я проникся. Ты чего от Сашки хотел? – деловито поинтересовался сын, понимая, что разноса больше не будет.

– Хочу его в Москву с тобой отправить.

– В смысле? Когда?

– Летом. Поступать. Хочу, чтобы вы вместе в университете учились. И тебе товарищ, и мне спокойнее.

– Нормально! Только у меня и так полно друзей в Москве.

– Вот за это и переживаю. Такие же охламоны безголовые. Этот вроде посерьезнее будет.

– Смотрю, понравился тебе Санёк.

– Хороший парень, шустрый. Ладно, домашку узнай по телефону и дуй уроки делать.

Отец проводил взглядом сына, скрывшегося в соседней комнате, устало выдохнул и бессмысленно уставился в потолок.

******

Саня брёл по направлению к своему дому, медленно загребая ногами и не замечая ничего вокруг. Со стороны могло показаться, что парень убит каким-то неприятным известием, настолько отрешенным выглядело его лицо. Однако мысли в его голове скакали с бешеной скоростью. Похоже, жизнь делала крутой вираж. Четко выстроенный план летел ко всем чертям, всё менялось, но неожиданно в лучшую сторону. Столица! Воспоминания о времени, проведенном в Москве – немного стертые, идеализированные, – не оставляли его весь год и уже казались каким-то фантастическим сном. Однако сейчас всё возвращалось, и этот сон начинал обретать конкретное, реальное воплощение.

– Матвей! – окликнули его.

Саня вздрогнул, остановился, тряхнул головой, возвращаясь в реальность, и обернулся на голос. На лавочке у соседского забора сидели двое его приятелей – остатки большой компании пацанов: Вира и Толян. Оба учились в местном ПТУ, куда подались после восьмого класса. Хотя «учились» – это громко сказано: скорее, отбывали подготовительный срок перед отправкой на зону. В том, что они вскоре туда попадут, никто не сомневался ни на секунду: приятели были отмороженные на всю голову, тупые, ленивые, но при этом озлобленные на всех, с пропитанными блатной романтикой мозгами, заточенными только на криминал. Им было по семнадцать, у того и другого отцы – уголовники, не вылезающие из тюрем. Оба парня состояли на учете в детской комнате милиции еще с малолетства.

Друзья лузгали семечки, синхронно сплевывая шелуху – она покрывала уже довольно приличное пространство возле их ног. Выглядели Вира и Толян неважно: худые лица, мятые, не первой свежести шмотки. Брезгливо морщась, Саня медленно приблизился и бросил вместо приветствия:

– Вы чего тут насрали?

– А чё? – осклабился Вира, показывая отколотый почти до десны передний зуб, когда-то выбитый Матвеем.

При виде этой прорехи во рту Саня криво ухмыльнулся приятным воспоминаниям. Он всегда недолюбливал этих двоих. Толян был трусоват и старался держаться в тени, зато Вира качал права по поводу и без, стараясь утвердиться в роли вожака их компании. С первого дня знакомства Вира выбрал Саню – более крепкого, чем он, но не скандального – объектом для самоутверждения и начал его третировать. Поначалу Матвеев терпел его злые шутки и выкрутасы, но потом это перешло все границы, и терпение лопнуло. Они сцепились. Им было по четырнадцать, и оба имели небольшой опыт уличных драк, но то, как Саня отделал противника, вызвало бурное восхищение у компании подростков. После поединка мать Виры даже явилась к Саниной матери предъявлять претензии. В милицию обращаться не стала – ее муж вряд ли одобрил бы такой поступок. К удивлению Сани, мама встала на его сторону и так отшила мамашу Виры, что та навсегда забыла дорогу к ним домой.

– Чё – чё? Через плечо! Иди гадить к своему дому! – злобно прорычал Матвеев.

– Да ладно тебе, не кипишуй, – растягивая слова на блатной манер, успокоил его Вира.

Он поднялся и, шаркая ногами, смешал шелуху с дорожной пылью, сплюнул через выбитый зуб и, довольный проделанной уборкой, заключил:

– Секи, как ничего и не было.

Саня безнадежно махнул рукой.

– Чё хотели?

– Мы тут пацанов собираем. Зеку михайловские прессанули позавчера. Пойдешь с ними биться?

Саня с удивлением посмотрел на приятелей. Когда-то их район назывался Западный посёлок, по традиции он враждовал с поселком Михайловским. Эта вражда передавалась из поколения в поколение, между парнями двух поселков шла постоянная война. Город застраивался, плавно поглощая окрестные поселения, и деление по территориальному принципу осталось в прошлом, но противостояние осталось. Драка при встрече западных и михайловских возникала всегда. Саня уже давно не участвовал в стычках с михайловскими, хотя всего пару лет назад сам собирал ребят ради массовых побоищ, которые происходили регулярно и зачастую без всякого повода. Просто договаривались о месте, собирались толпой и шли махаться. Дрались стенка на стенку, с соблюдением неустановленных правил, без злобы; упавших не добивали и не калечили. Потом ребята повзрослели, появились другие интересы, но им на смену подрастали новые бойцы, желающие проверить свои силы и разогнать кровь.

– И за что его? – осторожно уточнил Саня.

– А ни за что! Просто к телке пришел.

– Пьяный?

– Да не, так, малость поддатый.

– Понятно, – кивнул Саня. – Слушай сюда. Во-первых, Зека мне не кореш, он вообще залётный. Во-вторых, гондон! Наверняка бухой права качал, вот и выхватил.

Саня говорил сквозь зубы, с придыханием, резко бросая слова в лицо стоящему перед ним. Ему было не до каких-то там разборок – мысленно он уже находился в другом измерении, в другой реальности, а эти двое раздражали всё больше и больше. Считая разговор законченным, он повернулся спиной к парням и собрался двинуть домой.

– Ну ты и ссыкло! – бросил ему в спину Вира и сплюнул.

Матвей замер на секунду, медленно сжал правую ладонь в кулак и с разворота врезал по нахальной морде. Вира вытянулся в струну от удара, качнулся и завалился на спину через лавочку.

– Сука, падла! – заорал он через секунду, пытаясь встать на ноги.

Саня внимательно оглядел его разбитую морду, удовлетворенно крякнул и повернул голову в сторону Толяна.

– Ты тоже?..

Тот отрицательно замотал головой, выставив перед собой ладони. Саня немного постоял, глядя на потрясенного, с красными пятнами на щеках, жалкого Толяна, презрительно фыркнул и зашагал прочь.

На крыльце перед входной дверью выстроились в ряд несколько пар обуви. Саня на секунду замер в недоумении, затем разулся, вошел и остановился в прихожей: из глубины дома доносились тихие голоса. Заглянув к себе, он бросил на кровать свитер, сверху блок сигарет и пошел на звук разговора. Остановившись перед дверью в гостиную, прислушался.

– Ну что, доигрался, сынок? И ведь сроду у нас алкашей не было. Отец твой покойный только по праздникам позволял, да и то в меру…

Саня узнал голос бабушки, матери отца, и шагнул в дверной проем. В комнате царил вечерний полумрак – темные плотные шторы на окнах всегда были почти задернуты, чтобы не выгорали обои. Посредине, за большим полированным столом без скатерти, сидели трое: отец, бабушка и мама. Входя, Саня едва не споткнулся о большой дорожный чемодан, который, сколько он себя помнил, стоял в кладовой на самой верхней полке.

– Привет, бабуль, – громко поздоровался Саня, прошел к столу и приобнял бабушку за плечи.