Новогодний антураж

И, что «варяжьих» братьев надо гнать,
И не пускать их в город, за ограду.
Так скоро у Вадима завелись
Благой приспешник, и народец наглый,
Не стало братьев, замыслы – сбылись,
Ему же подарили кличку – «Храбрый».

До Рюрика дошла молва о мятеже.
О смерти братьев, в отданных владениях,
И с частью воинства помчался он уже,
Гасить пожар боярского волнения.
Как гром средь неба в Новгород влетел,
И меч, мятежников, его разил нещадно,
Дружинники ловили беспощадно,
Всех тех, кто вольности, на крови, захотел.
Купцов, бояр, волхвов, народец наглый,
Искали по ларям и погребам,
Чтоб б дальше люду, не было повадно,
С поклонами идти к чужим гербам.
Кто смог, спаслись, бежали в Киев град,
Чтоб жизнь свою начать уже с начала,
А в Новом городе, рабочий люд был рад,
Что смут боярских, в жизни их не стало.
Что князь с дружинами границы стережет,
Спокойно можно бытом заниматься,
Что хлеб в полях, уже никто не жжет,
И люди стали чаще улыбаться.

Но к Рюрику покой не приходил,
Раздумья горькие его сейчас терзали,
Пусть он мятеж сегодня подавил,
Но завтра каганат побьет – едва ли.
Увы, мощны кочевники числом,
И управлялись грамотно, умело,
И пусть его дружины, знают дело,
Есть смысл разить, не силой, а умом.
Пока не поздно, двинутся на юг,
Объединить оставшиеся роды,
Все упорядочить, понадобятся годы,
И в Киев им придется делать крюк.
Так был заключен мирный договор,
В противоборство многочисленным хазарам,
Но Рюрик знал, Аскольд и Дир, не даром,
На Киевский, послов, пустили двор.
Богат был Киев, и хорош собой,
Закрыт Днепром, от вражеского гнета,
Но и возможен, с Новгородом бой,
На лодьях – соколиного полета.
И мир был выбран в качестве меча,
Что острием направлен к каганату,
Так руку помощи, собрат подал собрату,
Объединив, два праведных плеча.

Но мирным, договору, быть не суждено,
Аскольд поход на Новгород затеял,
И ветер битв – междоусобицы, повеял,
И звон мечей, земли окрасил – полотно.
Как стаи дикие, озлобленных зверей,
Они бросались в сторону друг друга,
В пределах ими созданного круга,
Своих амбиций, долга, матерей.
Четыре года длилась та война,
Аскольду Новгородцы, не давались,
И, ожиданием в землянках предавались,
Когда в землянки загоняла их зима.
С весны приходом, Рюрика дружины,
Аскольда – воинство разбили наконец,
И заслужив себе, защитников – венец,
На мерились идти на город Киев.

Но Рюрик понимал, что, удлинив границу,
Ее ведь надо будет удержать,
И будет много жертв, доколе, Киев – брать,
Так, пусть уж лучше, выкупят – столицу.
Хазары «спят» пока, и набирают сил,
Но и идти, сейчас на них – безумие,
И, давит тяжестью, глубокое раздумье,
Под тенью скорбной, родственных могил.
Немного время есть, чтоб укрепить дозоры,
И ратные дружины обучить,
И жизнью мирной, отдохнув – пожить,
Закрыв на время, распри и раздоры.

Серебрится роса на полях, созревающих хлебом,
И пасутся коровы, на опушках зеленых дубрав,
А на берег Волхва, вышел князь, под синеющим небом,
На прогулку и думы, городские пейзажи, избрав.
И года, что прожил, вереницей ложатся на память,
Годы ратных трудов, и пылающий отблеск зарниц,
И тепло от печи, что дарило им яркое пламя,
И ласкающий взгляд, и дрожание супружних ресниц.
Тельце хрупкое сына, что ему подарила Ефанда,
Иностранных послов, их, всегда неизменную спесь,
И Аскольда и Дира, сазмозванцев – предателей, банду,
И хазар, необузданных, непонятную, южную смесь.
Как управится всем, упредив неизбежность явлений,
Киев – будущий враг, но своими руками не взять,
Пусть другие берут, нам не нужно сейчас воевать,
Думал князь, избавляясь, от своих мимолетных сомнений.
Но, хвороба и раны, свое делали черное дело,