Русь летописная

Про то, что Новгород Великий был избран Рюриком в качестве стольного града, в данном фрагменте летописей ничего не говорится. В Лаврентьевском списке на этом самом месте вообще зияет пробел. Вот эту-то лакуну Карамзин и заполнил Новгородом. Новгород же создатель «Истории Государства Российского» позаимствовал из никому не доступной теперь и заведомо поздней Троицкой летописи, что сгорела вместе с другими бесценными реликвиями русской культуры во время знаменитого московского пожара 1812 года. Карамзин успел сделать из утраченного списка большие выписки. Но что любопытно: в самом тексте Троицкой летописи так же, как и в Лаврентьевском списке, на месте упоминания первой столицы Рюрика значился пробел. Зато на полях рукой какого-то позднего читателя была сделана приписка – «Новгород» (в те времена украшать поля древних книг собственными замечаниями считалось в порядке вещей). Вот эту-то чужую приписку XVIII века Карамзин ничтоже сумняшеся и выбрал в качестве шаблона для своей версии эпизода с «призванием князей», что стало каноном и для большинства последующих трактовок.

Упоминание Новгорода в конспекте Карамзина, не имеющее никакого отношения к Нестору-летописцу, было немедленно канонизировано, абсолютизировано и объявлено истиной в последней инстанции. Так, вроде бы из благих побуждений происходит элементарный подлог и фальсификация истории. Карамзина по сей день выдают за Нестора, а неискушенному читателю и в голову не приходит, что все это шито белыми нитками. Кстати, самый выдающийся исследователь русского летописания – академик Алексей Александрович Шахматов (1864–1920), являвшийся таким же ярым норманистом, как и Карамзин, нигде Ладогу на Новгород не заменял, хотя и не понимал истинной политической и идеологической подоплеки летописных метаморфоз. Не может не удивлять также и странная разборчивость в выборе кумиров: выписки Карамзина из утраченной Троицкой летописи признаются более достоверными, чем текст самого Нестора-летописца, а вот аналогичный конспективный пересказ Татищевым утраченной Иоакимовской летописи, не совпадающей с официальной и официозной точками зрения, считается сомнительным и чуть ли не поддельным.

Из всего вышесказанного становится понятным также и то на первый взгляд странное обстоятельство, почему «Сказание о Словене и Русе» мощным рукописным потоком вошло в обиход русской жизни начиная только с XVII века. Почему так произошло – догадаться, в общем, тоже не трудно. В 1613 году на Земском соборе в Москве царем был избран Михаил Федорович Романов – представитель новой династии, правившей в России до 1917 года. Род Рюрика угас, и можно было уже не опасаться преследований и репрессалий за пропаганду крамольных сочинений, опровергающих официальную (в прошлом) точку зрения. Еще недавно за подобное вольнодумство можно было попасть на плаху или на дыбу и в лучшем случае лишиться языка (чтобы не болтал) и глаз (чтобы не читали).

Уместно провести и такую аналогию. До XX съезда КПСС так называемое Ленинское завещание, известное более как «Письмо к съезду», считалось сверхсекретным документом. Тем не менее оно тайно распространялось в списках, хотя за хранение, распространение или даже прочтение данного документа в годы массовых репрессий можно было попасть под «расстрельную статью». Причем самой поразительной в таких случаях была формулировка приговора: «…за чтение (хранение или распространение) фальшивки, именуемой Ленинским завещанием». Теперь эту «фальшивку» можно прочитать в любом собрании сочинений Ленина.

Ну, а как расправлялись с инакомыслием и вольнодумством во времена «независимой» Новгородской республики, с леденящими душу подробностями изложено в документальных повествованиях о походе Государя всея Руси Ивана Васильевича III на Великий Новгород летом 1471 года. После Шелоньской битвы на пепелище Старой Руссы (не мистика ли – в городе, основанном праотцем Русом) самолично Великим князем Московским была учинена показательная расправа над приверженцами новгородской самостийности и сторонниками Марфы Посадницы, ратовавшей за присоединение Новгорода к Речи Посполитой. Для начала у рядовых пленных отрезали носы, губы и уши и в таком виде отпустили по домам для наглядной демонстрации, что впредь ожидает смутьянов, не согласных с позицией верховной московской власти. Плененных же воевод вывели на старорусскую площадь и, прежде чем отрубить им головы, у каждого предварительно вырезали язык и бросили на съедение голодным псам (дабы другим впредь неповадно было болтать чего не следует).

А спустя чуть более двух десятков лет все тот же Иван III преподал еще один урок новгородцам и наглядно продемонстрировал отношение власть предержащих ко всякому вольнодумству. Когда многих православных жителей Великого Новгорода попутал бес и они в массовом порядке вдруг вознамерились принять иудейское вероисповедание (так называемая «ересь жидовствующих»), царь не стал дожидаться конца этой странной истории и задушил ересь в колыбели: многих ее приверженцев заживо сожгли в срубах, остальных люто пытали на дыбе, заставляя отречься от крамольных идей, затем отправили в ссылку.

В дальнейшем также мало что изменилось. Официозная история всегда защищалась всеми доступными властям способами. Любые посягательства на канонизированную точку зрения и отклонения от установленного шаблона беспощадно подавлялись. Разве не приговорил Сенат к публичному сожжению уже в XVIII веке трагедию Якова Княжнина (1742–1791) «Вадим»? А почему? В первую очередь потому, что скупые сведения Никоновской (Патриаршей) летописи о восстании новгородцев во главе с Вадимом Храбрым против Рюрика и его семьи противоречили официальным придворным установкам. И так было всегда – вплоть до наших дней.

Воистину «Сказание о Словене и Русе» должно стать одним из самых знаменитых произведений отечественной литературы. Пока же оно знаменито только тем, что известно узкому кругу скептически настроенных специалистов и неизвестно широкому кругу читателей. Восстановление попранной истины – неотложное требование нынешнего дня!

* * *

В самой Несторовой «Повести временных лет» также имеется достаточно фактов, свидетельствующих о развитой и цветущей русской истории задолго до Рюрика. Прежде всего это относится к сказанию об апостоле Андрее. Он посетил территорию современной России в I веке н. э., благословил Русскую землю и предрек ей великое будущее. Нестор повествует:

«Когда Андрей учил в Синопе и прибыл в Корсунь, он узнал, что недалеко от Корсуни – устье Днепра, и захотел отправиться в Рим, и направился в устье Днепровское и оттуда пошел вверх по Днепру. И случилось так, что он пришел и остановился под горами на берегу. И утром поднялся и сказал бывшим с ним ученикам: “Видите ли горы эти? На этих горах воссияет благодать Божия, будет город великий и воздвигнет Бог много церквей”. И поднялся на горы эти, благословил их, и поставил крест, и помолился Богу, и сошел с горы этой, где впоследствии возник Киев, и пошел по Днепру вверх. И прибыл к словенам, где ныне стоит Новгород, и увидел живущих там людей – каков их обычай и как моются и хлещутся, и удивился им. И отправился в страну Варягов, и пришел в Рим, и доложил о том, как учил и что видел, и рассказал: “Удивительное видел я в Словенской земле на пути своем. Видел бани деревянные, и разожгут их сильно, и разденутся догола, и обольются квасом кожевенным, и возьмут молодые прутья, и бьют себя сами, и до того себя добьют, что вылезут еле живые, и обольются водою студеною, и так оживут. И делают это постоянно, никем не мучимые, сами себя мучат, совершая таким образом омовение себе, а не мучение”. Слушавшие это – удивлялись. Андрей же, побыв в Риме, пошел в Синоп»[19 - Перевод А. Г. Кузьмина.].

Эта легенда, которую вслед за Нестором приводят и другие русские летописи, считается соответствующей реальным событиям и фактам только в рамках истории церкви. Что касается светских историков-«профессионалов», то они в один голос признают ее недостоверной, выдуманной и искусственно вставленной из конъюнктурных соображений. Такая точка зрения доминировала и являлась недискуссионной на протяжении всего времени, когда новозаветные легенды (как, впрочем, и ветхозаветные) считались мифологией чистейшей воды. Лично я так не считаю и никогда не считал. Все апостолы – такие же исторические личности, как и их Учитель. А потому и путешествие Андрея Первозванного по территории Южной и Северной Руси – вплоть до острова Валаам, древнего русского святилища, – в высшей степени вероятно.

В данном же случае речь идет о другом, а именно о том, что Нестор прекрасно знал: во времена пришествия апостола Андрея жизнь на Руси кипела в полную силу. Всюду, где прошел по Русской земле Андрей Первозванный, он видел не живущих по-скотски, «звериньским образом» людей, как это рисовалось позднейшим христианским хронографистам и историкам шлецерско-карамзинской ориентации, а процветающие славяно-русские общины, занятые насыщенным и продуктивным трудом – строительством, хлебопашеством, охотой, рыбной ловлей, обучением ратному делу и т. д. Повсюду высились укрепленные города и крепости, окруженные мощными бревенчатыми стенами. И если не было еще Киева (что тоже еще вопрос!), то на берегу Волхова жизнь била ключом. Можно предположить, что слова летописца о месте, где «идеже ныне Новъгородъ», относятся к первой русской столице – Словенску, куда, собственно, и направлялся любимый ученик Иисуса Христа. Грубо говоря, с этих позиций совершенно не важно, кто именно путешествовал в ту пору по Древней Руси. Важно другое: в летописи сохранились достоверные сведения о жизни наших пращуров в те далекие времена.

В устных преданиях Валаамского монастыря сохранились дополнительные подробности о пребывании апостола Андрея на Ладоге. Валаамская обитель подвергалась неоднократному погрому и разграблению, главным образом со стороны шведов, вплоть до Ништадтского мирного договора 1721 года претендовавших на Приладожье. Огню предавались хранилища и архивы. Особенно опустошительным оказался один из последних литовских набегов (еще одни претенденты на Святой остров): переправившись на остров по зимнему льду Ладожского озера, литовцы не только истребили поголовно захваченных в плен монахов, но и сожгли дотла бесценные книги и рукописи. Устное же слово в огне не горит и в воде не тонет. Священные предания Валаама неистребимы так же, как и дух этого сакрального острова. В начале XIX века удалось реконструировать и записать древние предания, согласно которым апостол Андрей Первозванный, «прошед Голяд, Косог, Роден, Скеф, Скиф и Словен смежных, лугами [степью], достиг Смоленска, и ополчений Скоф и Словянска Великого и, Ладогу оставя, в лодью сев, в бурное вращающееся (?) озеро на Валаам пошел, крестя повсюду, и поставлял по всем местам кресты каменные…». Ныне близ Никоновой бухты, где некогда апостол Андрей причалил к острову, построен Воскресенский скит. Монастырская братия свято чтит память о пребывании здесь почти две тысячи лет тому назад первого ученика Иисуса.

Апостол Андрей – вообще личность очень загадочная. С одной стороны, он – любимый ученик Христа, ярый приверженец нового учения, первым откликнувшийся на призыв Учителя следовать за ним и первым объявивший его Мессией (Иоан. 1, 41), почему и получил прозвище Первозванного. С другой стороны, о нем мало что известно. Евангелия немногословны в отношении апостола № 1. Он – родной брат Петра, о котором Евангелия, последующие книги Нового Завета и церковная история сообщают куда больше. Андрей был рыбаком, вместе с братом ловил рыбу на Галилейском озере, затем ушел к Иоанну Крестителю и некоторое время был его учеником, пока не был призван на Иордан Иисусом. Дальше, после смерти и воскресения Христа, он появляется уже путешествующим и проповедующим на Руси, по возвращении откуда в греческом городе Патры был распят на косом кресте по приказу римского проконсула. Две всегда симпатизировавшие друг другу страны считают Андрея Первозванного своим небесным покровителем – Россия и Шотландия. В память о мученической смерти апостола здесь особо почитается косой Андреевский крест.

Русские летописи лишь добавили загадок к биографии апостола Андрея – и не только подробным рассказом о его путешествии по Приднепровью, Новгородчине и Приладожью. Радзивиловская летопись подкрепляет это сообщение любопытнейшей иллюстрацией, где изображено водружение креста на берегу Днепра. Но что особенно интересно – в правом верхнем углу миниатюры нарисован летательный аппарат, похожий на современный космический корабль (такими были первые автоматические спутники, а впоследствии – и спускаемые аппараты). Что же это такое на самом деле? На комету или звезду совсем не похоже, к тому же существовали незыблемые каноны их изображения. Сходные изображения «летательных аппаратов», то есть практически той же конфигурации да еще с человекоподобными существами внутри, изображены на фресках Дечанского православного монастыря в Косово (Югославия). Что это за традиция? Откуда черпали идентичные образы художники разных времен и стран? Что послужило для них моделью? Современные историки и искусствоведы бессильны ответить на поставленные вопросы.

Небесные объекты, напоминающие искусственные спутники, на древнерусских миниатюрах встречаются, как правило, когда речь идет о чудесных явлениях и знамениях. Например, точно такой же «спутник» изображен в иллюстрированной древнерусской рукописной книге «Слово похвальное на зачатие святого Иоанна Предтечи», где рассказывается о спустившемся с небес ангеле и возвещении им чуда: неплодная жена священнослужителя Захарии Елисавета по благословению Господа должна зачать и родить будущего пророка – Иоанна Крестителя. Естественно, перед глазами русских художников были какие-то образцы и шаблоны, но о том, что именно они изображали в глубокой древности, теперь можно только догадываться. Еще более поразительный «неопознанный летательный объект» представлен на одной из икон XVI века на тему Апокалипсиса из собрания Государственной Третьяковской галереи: здесь изображена типичная двухступенчатая ракета с отделяемым модулем и тремя соплами, из которых вырываются языки пламени. О космических реминисценциях в книгах Ветхого и Нового Заветов существует необъятная литература; в некотором роде обобщенный материал можно найти в книге Алана Ф. Элфорда «Боги нового тысячелетия» (М., 1998).

* * *

Большинство русских летописей дает целостную и неусеченную панораму событий мировой истории и ее неотъемлемой части – истории Руси и России: она начинается с послепотопных времен, и там, где только возможно, хронологические пробелы заполняются скупыми и, как правило, легендарными фактами. Подобная целостность обеспечивается присутствием в составе основополагающих летописей «Повести временных лет», ведущей начало русского летосчисления от Ноя и его сыновей.

Тем самым в «Повести временных лет» совершенно четко обозначена начальная точка отсчета мировой истории. Это – планетарный катаклизм, получивший название потопа. Данное событие, в результате которого погибла большая и далеко не худшая часть человечества, описано в священных книгах почти всех древних народов, а также во множестве устных преданий. В Начальной русской летописи о потопе подробно рассказано в так называемой «речи философа», излагающего перед князем Владимиром основы христианского вероучения. Но и сама «Повесть временных лет» начинается с упоминания этого события, некогда до основания потрясшего мир в прямом и переносном смыслах: «По потопе (то есть “после потопа”) три сына Ноя разделили землю – Сим, Хам, Иафет». Следовательно, хочется нам того или нет, но писаная русская история начинается с потопа и послепотопных времен.

Природный катаклизм, о причинах которого рассказывается в моих предыдущих книгах, подробно описывается и в других древнерусских источниках. В одном из вариантов широко распространенного и популярного в Древней Руси апокрифа «Беседа трех Святителей» говорится, что потоп произошел на «земле Север». Более того, из контекста «Беседы», опирающейся на какие-то древние сведения, следует, что на Севере последовательно произошли два потопа: один канонический – Ноев, другой – при его детях, спустя 89 лет. Каждый народ описывал вселенский катаклизм по-своему. И тем не менее, к примеру, в мифах североамериканских индейцев калапуйя утверждается то же самое, что и у античных авторов – Платона, Сенеки или Нонна Панополитанского: во время светопреставления Земля перевернулась, и на ней почти не осталось людей.

События – уже исторические, – последовавшие за глобальной гидросферной катастрофой, на Руси также были хорошо известны, но они долгое время сохранялись, как уже было отмечено выше, в виде тайного и к тому же запретного знания.

Важнейший «блок» российской истории связан с личностями Словена и Руса, чьи фигуры слишком важны и смыслозначимы, чтобы их можно было проигнорировать. Тем не менее произошло именно так: в угоду господствующей идеологии и собственным интересам Карамзин, не задумываясь, срубил живое древо начальной русской истории, а из полученных обрубков попытался соорудить нечто невразумительное (повторяю, речь идет о дорюриковской эпохе). Историографический идол был встречен с восторгом и немедленно канонизирован: дескать, зачем нам легендарно зафиксированное бремя почти 5-тысячелетней истории – хватит с нас и одной тысячи.

Но так было не всегда! Вплоть до конца XVIII века продолжалось повсеместное распространение «Сказания о Словене и Русе», которому благоволил Петр Великий. Не позже 1789 года в Петербурге, когда в Париже штурмовали Бастилию, была издана полная версия одного из списков легендарной истории русского народа под названием «Сказание в кратце о скифех, и о славянах, и о Руссии, и о начале и здании Великого Нова града, и о великих государех российских». Год издания на титуле обозначен не был (издание датируется по другим признакам), зато публикация заканчивалась припиской: «Печатано от слова до слова с древнейшей рукописной тетради».

Менее чем за 20 лет до выхода 1-го тома «Истории Государства Российского» усилиями двух русских подвижников был издан 4-томный труд под названием «Подробная летопись от начала России до Полтавской баталии» (СПб., 1798–1799). В свое время сей анонимный труд в виде обширной рукописи был обнаружен в Спасо-Ефимиевом монастыре и долгое время приписывался известному просветителю и сподвижнику Петра Великого Феофану Прокоповичу (1681(?)–1736) (собственно, каких-то серьезных оснований сомневаться в данном авторстве никогда не было и по сей день нет). Опубликовал фундаментальный исторический труд, получивший хождение в списках, всесторонне одаренный деятель русской культуры эпохи классицизма Николай Александрович Львов (1751–1803), известный одновременно как поэт, музыкант, архитектор, график, теоретик искусства, фольклорист, изобретатель и издатель (его именем названа Львовская летопись). Помогал ему в предварительном редактировании и комментировании 1-го тома, касающегося древнейшей русской истории, другой выдающийся деятель эпохи Просвещения – профессиональный историк Иван Никитич Болтин (1735–1792).

Авторитет обоих публикаторов говорит сам за себя. Симпатия же их, вне всякого сомнения, на стороне Феофана Прокоповича и его «Подробной летописи». А начинается она, как и полагается для нормальной исторической книги, со Словена и Руса, чья стародавняя деятельность излагается подробно и непредвзято. О серьезном отношении в Петровскую эпоху к легендарной русской истории свидетельствуют хотя бы названия некоторых глав: «О начале великого града Словенска, еже есть ныне Великий Новград; о первых князьях новгородских и их потомках»; «О начале Старой Русы» (в оригинале с одним «с»; в основу первых двух глав как раз и положено «Сказание о Словене и Русе» как отправной пункт писаной русской истории); «О Мосхе прародителе словенороссийском и о племени его»; «О наречении Москвы, народа и царственного града». Кстати, в библиотеке Карамзина имелись все четыре тома этого уникального издания, но он предпочел перекроить историю на свой лад и избавиться, как от ненужного хлама, от «лишних» 25 веков легендарной истории.

Почва для этого, однако, была подготовлена задолго до Карамзина. Наступление на русскую историю началось в самые мрачные годы бироновщины – из стен Российской академии наук, страдавшей, как известно, от засилья немцев. Первый удар с благословения самого Бирона нанес Готлиб Зигфрид Байер (1694–1738) – автор первого «норманистского манифеста», опубликованного в 1735 году, в самый разгар бироновского беспредела. По примеру своего патрона академик даже не говорил по-русски, мало того, считал незнание русского языка одним из отличительных признаков академической культуры. Он-то и взрастил на русофобских дрожжах многих последующих ненавистников русской истории и культуры. Причем национальность в данном случае не играла особой роли: среди русских историков приверженцев так называемой норманнской теории оказалось не меньше, чем среди иноземных злопыхателей.

То же относится и к легендарной предыстории русского народа. На нее по-прежнему наложено табу. Дело доходит до абсурда. Некоторые маститые ученые боятся даже вслух произносить имена Словена и Руса.

Глава 5. Терпкая полынь Киммерии

Тяжелое солнце в огне и туманах,
Поднявшийся ветер упрям и суров.
Полыни горьки, как тоска полонянок,
Как песня аулов, как крик беркутов.

    Павел Васильев

Вначале были киммерийцы – первый народ, получивший статус исторического из нескончаемой вереницы реальных и мифических этносов, обитавших в незапамятную старину на территории современной России. Всякие там лестригоны, меланхлены, гиппомолги, андрофаги, каллипиды, ализоны, иирки, моссиники, матикеты, иксибаты, дандарии, кораксы, мары, халибы, будины, невры (а также исседоны и аримаспы, о которых уже говорилось в предыдущей части) – не в счет, хотя они и фигурируют в тех же классических произведениях древних авторов. Другое дело – киммерийцы: их имя прочно вошло в произведения греческих авторов, и в книги Ветхого Завета, и в анналы ассирийских царей. Ибо в оные времена сей воинственный народ ураганом пронесся по просторам Передней Азии, сметая и сжигая все на своем пути и оставляя за собой горы трупов. Библия устами пророка Иезекииля говорит про конных северных варваров так:

«И поверну тебя, и вложу удила в челюсти твои, и выведу тебя и все войско твое, коней и всадников, всех в полном вооружении, большое полчище, в бронях и со щитами, всех вооруженных мечами…» (Иез. 38, 4).

В Библии киммерийцы именуются «народ Гомер» (на ассирийских глиняных табличках встречаются написания гамиер, гимра и др.). Здесь же говорится, что киммерийцы пришли «от пределов севера», то есть с Крайнего Севера, или Заполярья. В античные времена даже сложилось крылатое выражение – «киммерийский мрак», но уже тогда мало кто представлял его первоначальный смысл, связанный с полярной ночью на далеком и холодном Севере. Подтверждение тому содержится в Гомеровой «Одиссее», где дается подробное описание северной страны киммерийцев и ее полярных реалий:

«Закатилось солнце, и покрылись тьмою все пути, а судно наше достигло пределов глубокого Океана. Там народ и город людей киммерийских, окутанные мглою и тучами; и никогда сияющее солнце не заглядывает к ним своими лучами – ни тогда, когда восходит на звездное небо, ни тогда, когда с неба склоняется назад к земле, но непроглядная ночь распростерта над жалкими смертными»[20 - Подстрочный перевод В. В. Латышева.].

Совпадение библейского этнонима «гомер» с именем автора «Илиады» и «Одиссеи», судя по всему, тоже не случайно. Есть достаточно оснований предположить, что великий слепец был каким-то образом связан с Киммерией: либо он самолично посещал ее (иначе откуда такие точные сведения, неизвестные никакому другому античному автору), либо был как-то связан с киммерийцами по своему происхождению. Последнее нисколько не удивительно: как известно, прадедом Пушкина был «арап Петра Великого» Абрам (Ибрагим) Ганнибал, происходивший по одной версии из Эфиопии, а по другой – из африканского племени, обитавшего на берегу озера Чад. Так или иначе, еще в раннем детстве прадед будущего русского поэта попал в качестве турецкого заложника в Стамбул, был выкуплен русским послом и подарен Петру I. Африканские корни Пушкина и даже появившееся впоследствии прозвище «Африканец» нисколько не повлияли на русскую первозданность и уникальность его творчества. Нечто подобное вполне могло случиться и с Гомером.

Похоже, что приведенное выше описание заполярной страны явно вставлено позднее, так как нарушает все мыслимые и немыслимые маршруты хитроумного грека из Троады к родной Итаке. Попробуйте-ка сегодня проплыть из Турции в Грецию через Заполярье, где, как описывает Гомер, царит долгая ночь. А ведь именно такой немыслимый «крюк» пришлось проделать Одиссею, чтобы спустя почти десять лет попасть наконец в объятия Пенелопы. Для нас же в данном случае интерес представляет не только северное происхождение киммерийцев (что никаких сомнений не вызывает), но и их генетическая взаимосвязь с предками русского народа.

В «Велесовой книге» написано, что киммерийцы – наши предки: «…Были же кимры, также наши отцы, и они римлян потрясали, а греков разметали, как испуганных поросят». Судя по всему, однако, они также являются предками и других народов. Племя кимров (кимвров), о котором здесь говорится, хорошо известно в европейской истории. В «Записках о галльской войне» Цезаря, «Географии» Страбона и «Германии» Тацита они считаются германцами. Однако ряд современных авторов – и, в частности, Роберт Грейвс в своем капитальном труде «Белая богиня», посвященном кельтской мифологии, – считает кимров кельтским племенем, положившим начало населению древнего и современного Уэльса – валлийцам, чей язык и сейчас по-другому именуется кимрским.

Противоречия здесь, скорее всего, никакого нет. Родство германцев, кельтов и славян с киммерийцами восходит к тем временам древней истории, когда все они еще не были достаточно обособлены в этнолингвистическом отношении, сравнительно недавно выделившись из недифференцированной массы языков и этносов. Лишним подтверждением сказанного может служить название русского города Кимры, расположенного в Верхней Волге к востоку от Твери (и входящего ныне в состав Тверской области). Здесь, на традиционной территории проживания русского населения, некогда пересеклись пути славян, германцев и кельтов. Наследниками этого социокультурного триединства и стали впоследствии киммерийцы, мигрировавшие в далеком прошлом вместе с другими народами, говоря языком Библии, от северных пределов к югу и превратившиеся постепенно в классических кочевников, чьим символом стала степная полынь. Но такими их знает уже писаная история.

Что касается тождественности киммерийцев и кимров, то об этом писал еще Диодор Сицилийский, подчеркивая одновременно их северное происхождение:

«Жители северных стран, соседние со Скифией, чрезвычайно дики; говорят, что некоторые из них едят людей. <…> Так как их сила и дикость прославилась повсюду, то некоторые говорят, что именно эти народы под именем киммерийцев в древние времена прошли войною всю Азию, причем время скоро испортило это слово в наименование кимвров…»

Этноним «киммерийцы» породил на свет самые фантастические истолкования. Так, античные комментаторы, опираясь на одну из специфических вокализаций данного слова – «керберийцы», – выводили его из имени свирепого трехглавого пса Кербера (Цербера), стерегущего вход в преисподнюю. Данный факт свидетельствует лишь о том страхе, который внушало эллинам одно имя киммерийцев. Возможно, память о них в какой-то мере запечатлелась также и в русском слове «кикимора». Но что уж точно – имя киммерийцев-кимров сохранилось в древнерусском понятии коумиръ (коумирь), означающем «кумир, истукан, идол». Аналогичным образом ассирийское прозвание киммерийцев – гамиер, гимра – запечатлелось в осетинских словах gymiri, gumeri, gaemeri – «великан, идол» и в грузинском gmiri – «богатырь, герой, исполин».

* * *

Вопрос об общих русско-киммерийских корнях позволяет затронуть еще одну нетривиальную тему: о кельтско-славянских связях и отношениях вообще. О том, что славяне активно распространялись по различным евразийским направлениям, свидетельствуют и открытия недавнего времени. Они принадлежат известному британскому историку Ховарду Риду и касаются как раз таки самого символа раннего британского Средневековья и любимого персонажа рыцарских легенд – короля Артура, хозяина знаменитого Круглого стола. Так вот, Ховард Рид установил, что Артур был славяно-русский князь, который во II веке н. э. вместе со своей дружиной, входившей в состав войска римского императора Марка Аврелия, переправился с континента на Британские острова. До этого Артур являлся предводителем одного из южнорусских славянских племен, прославившегося своими высокими и белокурыми всадниками, наводившими ужас на степных конкурентов.

Кавалеристы Артура в качестве 8-тысячного (!) «варварского» вспомогательного отряда были взяты на имперскую службу, участвовали во многих сражениях, а после покорения (точнее – временного замирения) Британии остались на ее территории. Основными аргументами Ховарда Рида в пользу своей оригинальной гипотезы являются: введение в оборот ранее не публиковавшихся фрагментов поэмы Гальфрида Монмутского о короле Артуре, а также сравнительный анализ символики – из древних захоронений на территории России и на рисунках знамен, под которыми сражались воины легендарного Артура, в действительности – русского князя.

В прошлом существовало множество кельтских племен, наиболее известными среди которых были галлы, кочевавшие по всей Европе (например, название испанской провинции Галисия досталось от тех времен). В конечном счете они осели на территории современной Франции, где были покорены римлянами, но топонимическая память о путях их миграции сохранилась и в землях восточных славян: Галиция, Галицкое княжество, два города под названием Галич на Украине и один в России – в XIII–XIV веках столица Галицко-Дмитровского княжества (ныне скромная железнодорожная станция), Галичское озеро в Костромской области (где обнаружен знаменитый Галичский клад), Галичья гора в Липецкой области и т. п. (Кстати, фамилия, а первоначально прозвище, Галич – того же происхождения.) В настоящее время прямыми потомками кельтов считаются ирландцы, шотландцы и валлийцы. Кельтская история и кельтская мифология дают немало подтверждений прошлым этническим связям.

Прежде всего в устных преданиях и письменных хрониках обнаруживаются осколки воспоминаний о древней северной прародине – Туле (Гиперборее). Например, в ирландской саге «Плавание Брана, сына Фебала» она предстает, согласно общей индоевропейской традиции, как далекий северный остров, где царит Золотой век (в ирландском фольклоре эта полярная страна именуется Эйман):

…Есть далекий-далекий остров,
Вокруг которого сверкают кони морей[21 - Волны. – В.Д.].
Прекрасен бег их по светлым склонам волн.