Поезд вне расписания

– Читаю вас с юности, – я тут же решил сменить тему. Тогда, а было это в декабре 1994 года, все русские писатели последними словами крыли и Москву, и московские власти. – Рад видеть вас в добром здравии (по Москве ходили слухи о жутких запоях Глеба Горбовского). Знаете, недавно на семинаре Юрий Кузнецов приводил ваши стихи как образец русской лирики.

– Интересно. На Юру не похоже. Передай ему поклон от меня. И помолчав, спросил:

– Вы не из Питера?

– Нет, я белорус. А это – Евгений Шишкин, прозаик из Нижнего Новгорода.

– У меня дом в Белоруссии.

– Где именно?

– В Витебской области. Я совсем недавно оттуда. В Питере голодно, тоскливо. Вот и стараюсь больше бывать в Белоруссии, в своей деревне. Дешеви-изна!.. А картошки… Меня и в Питере белорусская картошка выручает. Пропал бы…

Поговорили еще о чем-то. Но светло, с улыбкой, без обычной злобы, что не покидала русских писателей в те страшные годы. И сегодня, читая новые стихи Глеба Горбовского, довольно мрачную, пессимистическую его лирику, ловлю себя на мысли: есть ли кто-нибудь, чтобы в роковую минуту не оставить поэта в одиночестве, хоть словом поддержать его в горькую часину? А жизнь у Глеба Горбовского, судя по стихам последних лет, далеко не отрадная…

1998

Вопрос Президенту

Литературный институт имени Горького, знаменитый на всю Москву «Дом Герцена» на Тверском бульваре. Еще недавно – один из самых престижных вузов самой большой и, как обязательно подчеркивалось, самой читающей страны. Чисто убранный двор, свежепобеленные деревья. Погожий весенний день. Необычное оживление. Во дворе много милиции, то там то здесь – молодые люди в штатском. Явно не студенты-литераторы, теперь уже довольно убогого и чуть ли не для убогих все еще существующего этого странного для сегодняшнего мира учебного заведения. Полно и студентов. Сегодня и они, и это бросается в глаза сразу, оживлены более, чем обычно. Много здесь и писателей. Так много их здесь в одночасье, пожалуй, давно не собиралось.

Вот появились на крыльце, их сразу обступили, ректор Литературного института, известный прозаик, профессор Сергей Есин, председатель Союза писателей России Валерий Ганичев, всем знакомый, не стареющий «дядя Степа» Сергей Михалков, тут же с золотой звездой Героя Соцтруда писатель Юрий Бондарев, выделяется (даже в этой группе) повышенным достоинством и активностью, руководитель созданного им же творческого объединения «Современный писатель», прозаик Арсений Ларионов.

Все как-то сразу притихли, и на совсем небольшом, уютном дворе Литинститута как бы само собой образовалось что-то вроде солдатского каре на казарменном плацу. Правда, вместо однообразно бритых и одетых голов – здесь много бородатых, и лица все сплошь интеллектуальные, с высоким полетом мысли.

И тут, словно догоняя писательские фантазии, во двор Литературного института вихрем влетел кортеж президентских машин. Не успела первая машина остановиться, как распахнулась дверца и на асфальт, по которому с утра до вечера шляются вольнодумцы чуть ли не со всего света, ступил Президент Республики Беларусь Александр Григорьевич Лукашенко. «Дом Герцена» и его двор, конечно, много чего повидали на своем веку, но такого – даже здесь! – давно не было. Двор ликовал. К ногам Президента летели цветы. Студенты Литературного института, его профессора и преподаватели, московские писатели и общественность российской столицы встречали своего кумира – лауреата Международной премии имени М. А. Шолохова за 1997 год «За мужественную политическую публицистику и защиту народных идеалов» Президента Республики Беларусь Александра Григорьевича Лукашенко. Премия эта учреждена не так давно. Но уже среди ее лауреатов – известные писатели России Петр Проскурин, Юрий Бондарев, Тимур Пулатов, Егор Исаев… А также крупные политические и общественные деятели, лидер боснийских сербов поэт Радован Караджич, кубинский вождь Фидель Кастро, русский Геннадий Зюганов. И вот – Президент Республики Беларусь Александр Лукашенко…

Думаю, здесь будет к месту заметить и то, что сегодня в среде русских писателей Москвы, от самых молодых и до самых именитых, нет человека более популярного, любимого и уважаемого, нежели Президент Республики Беларусь Александр Лукашенко. Сколько раз, зная, что я белорус, известные люди останавливали меня прямо посреди улицы, в метро, в клубе писателей и осыпали комплиментами, словно и я, грешный, имею к Президенту РБ и его деятельности самое что ни на есть прямое отношение. А уж среди небожителей политического олимпа Александр Григорьевич Лукашенко для русских писателей, без преувеличения, самый-самый. А тут еще такое в Москве: то режут-стреляют, то взрывают-поджигают, то кроят-перекраивают, то делят-переделивают… Русские же писатели, не приведи Господи, чуть ли не по миру с протянутой рукой…

Все прошло настолько хорошо организованно, что я, неплохо знающий Литинститут и связанную с ним и около него суматоху, колготню и всякого рода несусветицу, был просто-напросто удивлен. Премию Президенту А. Г. Лукашенко вручили председатель комиссии по присуждению Международной премии имени М. А. Шолохова писатель Юрий Бондарев и писатель Арсений Ларионов. Было много поздравлений, цветов, улыбок, был, в конце концов, светлый весенний день, что в Москве не так часто и бывает. Словом, был праздник. Самый настоящий праздник, которые в последние годы не так часто выпадают Литературному институту.

И все бы ничего, таким бы и остался этот день в памяти, по крайней мере для меня, если бы не один вопрос, обращенный к А. Г. Лукашенко. Причем вопрос этот Президенту Республики Беларусь был задан самым первым. Как только Александр Григорьевич обратился к залу, как бы для диалога, с места встал член Союза белорусских писателей Н. В Москву он, минчанин, и приехал, конечно же, только потому, чтобы задать этот вопрос.

Мы с ним знакомы давно. Бывало, и чай пили. Но дружбы у нас не вышло. Да он и не искал дружбы со мной. Скорее всего потому, что КТО я такой в Москве… Он, как я знаю, бывая (и по долгу) в Первопрестольной, все жался поближе к руководителям Союза писателей России, главным редакторам «толстых» журналов, крупным писателям, поэтам… Я как-то даже намекнул ему, брось, мол, подобное тут давно не пролазит и вызывает разве что смех, унижение и дурную славу. Не помогло. Он обиделся и вскоре совсем отстранился от меня. И слава Богу…

В тот день во дворе Литературного института он появился раньше многих. Как он, минчанин, узнал о том, что сегодня в Москве Президенту Лукашенко будет вручаться Международная премия имени М. А. Шолохова, думаю, не столь важно. О таких, как член Союза писателей Н., говорят, «в любую щель пролезет». Вот и в тот день во дворе Литинститута он появился задолго до начала самих торжеств. Ходил одиноко в сторонке, как некий мыслитель, видимо, обдумывал, каким образом подойти (не шутка-то – Президент страны!), пробиться, показать себя Самому, заявить о себе…

И заявил: «Александр Григорьевич, вот вы в Минске васькаетесь (вопрос члена Союза писателей Н. я передаю, разумеется, в собственном изложении, но за подлинный смысл его ручаюсь на все сто процентов) с белорусскими (так и сказал) письменниками, они же не только вас не поддерживают, а наоборот, чуть ли не смеются над вами и жаждут одного – как бы дискредитировать вас. Я же, член Союза писателей Н.. всегда, везде и во всем был, есть и буду вашим верным оруженосцем и трубадуром. Почему же вы, Александр Григорьевич, к ним, вашим врагам, относитесь хорошо, квартиры им даете, должности и чины, а ко мне…»

Президент Республики Беларусь, лауреат Международной премии имени М. А. Шолохова Александр Лукашенко, как я понял, уже знал члена Союза писателей Н., поскольку, чуть ли не перебив его, обратился по имени и довольно по-свойски, как к давнему знакомому.

Комментировать дальнейшее, по-моему, нет никакого смысла, как и вообще вести речь о болезненно тщеславном и амбициозном земляке. Я давно уже предполагал, что от члена Союза писателей Н. можно ожидать чего угодно. Вот стоящих произведений – вряд ли…

1998

Есть повод порадоваться

Белорусская литература, и этому надо только радоваться, еще совсем молодая. И сегодня она болеет всеми болезнями роста, свойственными молодому организму. А именно: всякими течениями, «суполками», что радикально взаимоисключают друг друга. И при этом – только помани пальцем – бегут под крышу официального издания, не говоря уж о членстве в Союзе писателей.

Но главное даже не в этом, а в том, что, слава Богу, белорусскую литературу обошло, и, хочется думать, подобного с ней не случится вовсе. Русская литература вслед за литературами Запада, которые «болезнями роста» переболели значительно раньше, еще в прошлые столетия, бросилась в чернуху и порнуху. Разумеется, не сама литература, а пишущая братия, кормившаяся от литературы. Сама же литература, как и писатели, оказалась в России резко отодвинутой на обочину общественной жизни. Совсем и, наверное, окончательно опустел, утратил свое былое значение ЦДЛ. А ведь еще совсем недавно литература, да и сами писатели в культурной (и не только) жизни России играли главенствующую роль. Не зря же так рвались в Союз писателей, и по сию пору в нем ошивается столько всякого рода пройдох, авантюристов и самых обыкновенных карьеристов, что оторопь берет. Правда, помыслы и цели их далеки от собственно литературы и культуры вообще.

Конечно, все это есть и в белорусском Союзе, но речь о другом. А именно: белорусская литература живет, растет, прогрессирует. Русской, как, впрочем, и западной литературе расти, как это ни обидно и ни горько ее сегодняшним лидерам, некуда. Попробуй, возьми высоту Пушкина, Лермонтова, Достоевского, Толстого, Бунина, Блока, Есенина, Шолохова, Твардовского… Список можно расширять и расширять!

Ничего не стоят и все эти сегодняшние выдвиженцы на Букера. Так, агония. После «деревенской» прозы и представителей «тихой лирики» – ничего существенного. Разве что в поэзии Юрий Кузнецов (но и его Кожинов отнес к «тихой лирике») да в прозе Битов и Искандер. Все последующее – суета да возня, соцреализм наизнанку: Петрушевская, Пелевин, Кибиров…

Правда, у русских есть еще литература эмигрантов: Солженицын, Синявский, Максимов, Бродский…

А в Белоруссии… Чего стоят одни только «закидоны» Анатоля Сыса – в Москве о нем, нет-нет да услышишь! А эстетствующий хуторянин Дранько-Мойсюк, этот местечковый денди!.. В Москве такого со времен НЭПа не видали. И поэты стоящие есть: Некляев, Голубович, Купреев. При желании – читай в обратном порядке; да как хочешь, так и читай! Но сегодня они – «Три богатыря» белорусской поэзии. А Казимир Камейша?.. Все так же сильны и неожиданны Анатоль Вертинский, Василь Макаревич, Василь Зуенок, Сергей Законников, Юрка Голуб, Алесь Каско, Алесь Письменков…

А какая проза… Без преувеличения – беловежская пуща имен! Янка Брыль, Василь Быков, Вячеслав Адамчик, Иван Пташников, Анатоль Кудравец, Виктор Гордей, Генрих Далидович, Алесь Жук, Алесь Кожедуб, Владимир Яговдик, Алесь Наварич, Андрей Федоренко, Анатоль Козлов…

Трудно найти слова, чтобы коротко и вместе с тем емко сказать о белорусских поэтессах. Самое удивительное, что все они красивы как женщины. И все пишут прозу. Да какую прозу! Ядреную, сочную, колоритную… Совсем как белорусские девчата на «кирмашы» по случаю престольного праздника в доколхозной Белоруссии – хоть на католическом западе, хоть на православном востоке.

Словом, не захвалить бы, и – дай Бог!

1998

Памятный тост

Было это году в 84-м еще в старом, что в Королищевичах, Доме творчества. Поэт Владимир П., человек в общем то порядочный, мудрый, иной раз даже любящий правду-матку резануть в глаза, на банкете, устроенном им по случаю выхода своей книги стихотворений в Москве, один из первых тостов поднял «За Петра Агеевича Кошеля, белоруса, прекрасного русского поэта и большого друга белорусской литературы».

Все это может и забылось бы будь Петр Кошель всего-навсего сотрудником редакции поэзии народов СССР в тогдашнем издательстве «Советский писатель». Дело житейское, редактировал книгу, готовил к изданию… Словом, было это в писательской традиции: отблагодарить редактора своей книги, но тут конечно, другое. Да и запомнилось потому, что белорусские писатели (и прозаики в том числе) уж больно много бегали вокруг да около Петра Кошеля. И разгадка того, скажем так, повышенного внимания к персоне П. Кошеля в Минске скрывалась в ином: был он зятем Н. Н. Слюнькова, тогда первого секретаря ЦК КПБ. Что и подтвердилось уже на следующее утро.

Гуляя по дивному королищевичскому лесу (и похмелье не мучило!) тогда еще никому не известный Владислав Артемов (он вместе с Кошелем приехал из Москвы), к слову, уроженец Минщины, как бы шутя обронил: «Ну, Петя, если твой тесть пробудет первым в Белоруссии лет пяток, тебе в Королищевичах (имелся в виду Дом творчества) бюст поставят. И белорусские писатели каждое утро к нему цветы возлагать будут».

Посмеялись. Правда, не весело. Будто понимая: смеемся над самими собой.

1998

Вот пришел Анахорет Купреев…

Было ли это – молодой май в бело-голубой кипени цветущих деревьев, отцовский дом, с раскрытыми настежь окнами, в саду стол, мать ставит тарелки с борщом, мясом, прочими закусками. У мамы, еще такой нестарой, несмотря на бесконечные хлопоты, приподнятое настроение, она светло – как умеет только мама – улыбается. Весна! А еще – гость, главный виновник хлопот и веселья, белорусский поэт Микола Купреев. Живая легенда, бич литначальства и всякого рода мелких чиновников Белоруссии, Микола Купреев и в самом деле был для них БИЧ – бывший интеллигентный человек. Девять лет назад, в 1967 году у него вышла первая книга поэзии «Непазбежнасць» («Неизбежность»).

Об этой книге много писали в белорусской периодике. И даже сама московская «Правда» в обзоре белорусской литературы отметила выход этой скромной по объему книжки. Было признание. И все было готово к приему Купреева в Союз писателей, что давало большие привелегии пишущему. Но Микола, душа нараспашку, в какой-то подгулявшей компании нелестно отозвался об известном критике. Мало того, сорвал с него шапку да шмякнул, смеясь, оземь. А шапка-то была начальственная…

И пошло-поехало! Не приняли в Союз писателей, под горячую руку уволили из столичного издательства, не дали обещанную квартиру. И остался без работы, без крыши над головой. И поехал на попутках да в пригородных поездах «зайцем» бездомный поэт Купреев в свое растянувшееся на десятилетие странствие по милой Брестчине. Благо, в каждом райцентре жил кто-нибудь из пишущей братии и, конечно же, привечал его. Так в мае 1976-го заглянул ко мне в «Полесскую правду», где я был литсотрудником, усталый, не первой свежести, но довольно-таки бодрый Микола Купреев.

С той поры мой небогатый дом стал недолгим, но частым приютом на бродяжьем пути поэта. Шли годы. Все реже и реже имя Купреева появлялось в белорусских изданиях. Но слава Поэта не покидала его. Навещал Микола и соседнюю Украину, где стихи его переводили, а талант ценили. Особенно на Волыни. Там он также находил неизменный приют и братскую поддержку.

До гроба не забыть мне и то, как спустя полтора года после нашей встречи, завалился в типографию (и как его только пропустили на проходной?), а я был дежурным по выпуску, сильно помятый и потрепанный с дороги и перепоя Микола Купреев. Вместе с ним, что редко случалось, – в этот раз был спутник, такого же вида недавний сельский учитель из поселка Телеханы Семен Н., изгнанный из школы за провальное пьянство. Микола величал его исключительно Симеоном.

Познакомились. И Микола тут же поведал мне недавнее приключение своего напарника. Сильно подзаложив за воротник, Симеон взял заступ и двинул на поселковое кладбище. Выкопал могилу, пусть и не в полную глубину, глубоко всадил в свежевыброшенную землю лопату и… завалился в яму отпочивать от тягот бренной земной жизни. Видно не на шутку допекла сельского просветителя пьяная житуха, ибо лежал он в свежей могиле-постели, на манер покойника кротко сложив на груди руки. Правда, при этом так храпел, что люди в подошедшей похоронной процессии перестали плакать и недоуменно озирались – уж ненароком не закопали ли кого живого?..

Не поняли селяне мятущуюся душу Симеона, несшего в темные головы их чадам свет науки – все как есть доложили куда следует. Этот трагикомический номер сельского учителя Семена Н. стал той последней каплей, что переполнила чашу терпения директора телеханской школы. И недавний учитель математики Семен Н. стал на какое-то время спутником также недавнего сельского учителя – филолога и поэта Миколы Купреева.

Я как раз заканчивал читку очередного номера газеты.

– Валерый, прабач, я як заyседы, спiты, нябрыты… Дай траяк!..