Маленькие истории

Факультет общественных профессий. На всех крупных праздниках мы представляли

институт на городских концертных площадках.

Тем летом, после разговора с деканом, я немного остыл с переводом. Пошел на

практику, а осенью вновь начались занятия.

Как-то в один из дней, когда были практические занятия, мы переходили из

аудитории в аудиторию. Еще по случаю моего поступления в институт, родители с

большим трудом и «по большому блату» купили мне дипломат. В то время они только

входили в моду. В него не все учебники помещались, иногда приходилось таскать еще и

пакеты, но ходить с импортным дипломатом было писком моды. Темно зеленый дипломат

под «крокодилью кожу» был среднего размера и аккуратно помещался в стол аудиторий.

Придя на пару по высшей математике, я достал конспект, учебник, и засунул

дипломат в стол. Занятия прошли как обычно. Заработав какие-то оценки, в конце пары

умудрился еще сделать домашнее задание. Именно домашнее задание меня и задержало в

аудитории дольше остальных. Закончив решать задачку, достал дипломат, чтоб положить

тетрадь и книгу. И вдруг почувствовал, что вместе с дипломатом вытащил из стола еще

что-то. Посмотрел. Квадратный конверт темного цвета, обтянутый целлофаном. С одной

стороны фотография какой-то кучки людей у стены, в свете прожектора. И какие-то

надписи на английском языке. В школе я учил французский, однако выбранная

специальность требовала знаний английского, поэтому меня зачислили в начинающую

группу и, по крайней мере, определить, что это английский я смог. В аудитории никого уже

не было, до окончания перерыва оставалось немного времени, надо было спешить. Я

засунул находку в дипломат. Она туда поместилась прямо точно по размерам! Убежал на

последнюю пару. Придя домой, выложил все из дипломата и два дня не обращался к

находке. Был период сдачи контрольных работ, а к учебе я относился очень ответственно.

Никаких объявлений о потерянных вещах в институте я не видел, никто ничего не искал.

В конце недели, разбирая учебники, занялся вплотную конвертом. Только тогда

понял, что это музыкальная пластинка. Причем зарубежная. Конверт был распечатан.

Внутри был вкладыш, в котором и находился диск. На вкладыше черно-белая фотография:

два мужика и женщина, а перед ними какие-то нищие дети. И вдруг я понял, что

пластинку хозяин и не стал бы искать, за «распространение чуждой» музыки во время

лекций могли ведь и «попереть» из института. Была середина семидесятых.

Идеологическое воспитание проводилось на высшем уровне, поэтому ощущение, что

держу в руках идеологическую диверсию, у меня было точно. А вот куда ее «сдать» я

даже не догадывался.

На чердаке у нас был патефон и старые патефонные пластинки, а в доме только

синие гибкие пластинки с песнями популярных советских ВИА. И, традиционный по тем

временам для всех семей СССР, радиоприемник ВЭФ, который имел наверху механизм

для проигрывания пластинок. Я понятия не имел о типах снимающих звук игл, об их

тяжести. Достал пластинку. Какой-то волшебный свет исходил от нее, она оказалась

немного гибкой, и я сразу ощутил, что держу в руках нечто очень ценное. Меня охватило

необъяснимое волнение. Не могу описать свои ощущения, но я их запомнил на всю жизнь.

Что-то мне подсказывало, что я держу в руках свое будущее.

Поставил пластинку на проигрыватель, опустил иглу и стал слушать. Музыка,

которая «полилась» с динамиков меня околдовала, она была совершенно иной и мне не

знакома. Через минуту, кто-то, управляя моей рукой, поднял иглу. Настоящая мистика.

Весь потный, я снял пластинку с проигрывателя, положил в конверт и стал переводить

титульный текст со словарем. Перевод мне ни о чем не говорил. На следующий день, я

пошел в самый большой городской магазин техники и стал интересоваться

проигрывателями.

Через месяц я уже хорошо разбирался в советской технике воспроизведения