в темных водорослях, процветающих ныне,
здесь безголосый живет народ,
а рыба главная укрывается в темной тине.
Лишь ей дозволено в этих водах шалить:
ударять хвостом и пугать лягушек.
Наш подводный народ от природы послушен,
он не может обидеться или возразить.
Толща водная придавила его,
словно беды, скопленные веками.
Вот и стоит он, едва шевеля плавниками,
и кажется, будто не нужно ему ничего.
Омут
Есть один на свете омут,
тот, в котором мысли тонут,
где холодная вода
от поверхности до дна.
Там от берега в осоке,
в темном зеркале воды
смутно видятся истоки
человеческой беды,
пни, сучки и корневища,
что смущают жизни гладь.
То, что в юности мы ищем,
чтобы к старости понять.
Преломленные сознаньем,
отраженные в веках,
здесь томятся мирозданья
в чешуе и плавниках.
Здесь протягивают нити
ряска, донник и куга,
и не мерцает цепь событий
от песка до ивняка.
Здесь не холодно, не сухо,
только дышится с трудом,
и неясное для слуха
отражается вверх дном.
Все мы тут как отраженья
чьих-то мыслей или дел.
И бесшумное скольженье —
наш единственный удел.
Вода
Не отражай меня вода,
не путай небо с облаками.
Они – с округлыми боками,
я – угловатый, как всегда.
Не раздражай меня, вода,
своим пространством бесконечным,
порывам чувств, свеченьем млечным,
смятеньем ветреным с утра.
Пусть тени ходят по песку,