Чёрная бабочка на красном колесе. Разные судьбы – разная правда

– Василий Иванович, вы писатель крестьянского корня, скажите, что делать с землей?

– Раздать крестьянам, тогда и из городов их родня приедет. Но техникой надо помогать. А продавать землю нельзя.

– Вы писатель, а какую профессию еще любите?

– В России плотником обязан быть каждый мужик.

– Василий Иванович, вы к рыночной экономике отрицательно относитесь?

– Нет рыночной экономики! Во всех странах экономика плановая, никто в хаосе не живет, это нам навязали худший вариант экономики. Столько раз русскую деревню раскулачивали, что не знаю, сможет ли она подняться.

– Вы написали «Кануны» и «Год великого перелома», а будет ли книга о деревне 40— 50—х годов?

– Сил не хватит. Сейчас пишу, до осени надо бы закончить, третью книгу – «Час шестый», кончаю 32—м годом, когда я родился.

– Почему такое название?

– По Библии в этот час распяли Христа…

– Вы приехали на международный семинар, где собрались люди, борющиеся за трезвость. Почему?

– Шестнадцать лет назад я всех своих одноклассников лишился. Один из сорока двух остался. Кто от болезни умер, кто самоубийством покончил, от несчастного случая погиб, и все из – за водки. За один год у нас в колхозе семь молодых механизаторов умерли. Стало стыдно выпивать после этого. Сейчас я из политических соображений не пью. Для меня не пить – это политическая акция протеста.

– Вы считаете, что ситуация с пьянством в России действительно критическая?

– Алкогольный геноцид – это не преувеличение. А трезвенническое движение живет на энтузиазме, государственной поддержки нет, одни слова. Не согласен с теми, кто считает, что проблему алкоголизации народа можно решить с помощью культуры. Человек уже тонет, а ему говорят: учись плавать, будь культурней. Спивается народ благодаря демократической власти: это было величайшей глупостью – отказаться от государственной монополии на производство и продажу водки. Спаивание народа попало в руки частников. А сейчас мы говорим, как вылечить уже отравленного человека. Он в могилу смотрит из – за пьянства, а мы все его воспитываем. Такого алкогольного беспредела, как сейчас, Россия не знала никогда, дело идет к самоубийству целого народа.

– А что же делать?

– Выход простой: надо запретить производство и продажу яда на государственном уровне. Надо сначала яд ликвидировать, а потом уже воспитывать и детей спасать скорее от пьянства и наркомании. Если бы власть была у нас народной, национальной, таких явлений бы не было. Можно покончить с пьянством. В Орехове – Зуеве в 1905 году первый совет запретил продажу спиртного, и губернатор это решение поддержал. Нынешняя власть сгнила, как гриб, а все равно держится. Плохи ее дела, если она о монархии заговорила.

– А сами вы кто по убеждениям?

– Я монархист. Для нашего народа монархия – наиболее подходящая форма власти. А советская власть – выродилась, она даже не нашла в себе сил защитить себя.

– Как вам наш город, Василий Иванович?

– Хороший город, только в автобусах давка. И когда хотел в Художественный музей сходить, четверых прохожих на Верхневолжской набережной спросил – никто не знает, где он находится. Нашел, а он закрыт оказался. В собор Александра Невского пришел – тоже на замке. Старушка дряхлая на лестнице у кремля спросила денег и научила: «Ты всем – то не давай, дай мне, тебя Бог и послушает».

2.4.97 г.

ЕЩЁ ИДУТ СТАРИННЫЕ ЧАСЫ

На этой неделе нижегородцу Борису Федоровичу Занозину исполняется 90 лет. Уже больше года он каждое утро садится за пишущую машинку и по дням вспоминает свою жизнь. Писать мемуары ему помогает дневник, который он вел с 17 лет.

«При царе была дисциплина»

Борис Занозин помнит себя с пяти лет… Запомнил он и множество рассказов своих родителей, бабушки с дедушкой, поэтому память его хранит события, как он подсчитал, с 1862 года.

На одном дыхании читаются в его мемуарах эпизоды, как он в детстве видел сома, который выдаивал стоявшую в речке корову, или как спасался от волка на стогу сена…

Наверное, мало кто из ныне живущих нижегородцев в состоянии сейчас описать подробно трамвайные маршруты в городе в 1915 году. А вот Борис Занозин помнит их детально. Помнит он и представления театра «Фонарик», и каток внутри кремля, и новогоднюю елку для бедных детей, которую по инициативе Максима Горького устраивали в Кадетском корпусе, где нынче находится филармония.

– Из царского времени помню, что в городе была дисциплина, никакого хулиганства, в трамвае едешь – чистота и порядок. Это мне нравилось. Беспорядка и халтуры при царе не было.

«Мне в жизни ничего не мешало»

– Интересно, в вашей семье верили в Бога?

– У меня отец был сначала почтальоном, потом наборщиком. В Бога он не верил, и я был воспитан в таком же духе. И мама в Бога не верила. Когда мы переехали в Васильсурск и жили там одно время, отец дружил с попом. Он был человек интересный, интеллигентный. Когда была засуха, поп организовал крестный ход. А папа ему сказал: «Вот ты организовал крестный ход – и дождик пошел. А что ж ты раньше этого не сделал?» – «А у меня барометр только сейчас стал показывать на дождь», – ответил ему священник.

После чтения мемуаров Бориса Федоровича остается впечатление, что у него была беззаботная молодость: то и дело танцы, гулянья, девчонки, каток, игры.

Это свойство человека – забывать плохое, или плохого на самом деле не было?

– Мне в жизни ничто не мешало. Есть голова на плечах и талант – всего можно было добиться. В меня все мои ровесники верили. В техникуме учился – создал волейбольную команду, меня избрали капитаном. Я умел все хорошо организовать. Легко находил общий язык со студентами, преподавателями. Но были и опасные ситуации. Когда ездил в деревню Ляписи Лысковского района с агитбригадой, меня хотели убить, потому что я был комсомолец. Девчонок в этой деревне поп тащил в церковный хор, а я им сказал: «Если вы пойдете в этот хор, то мы к вам на посиделки ходить не будем». А им очень хотелось, чтобы мы, городские ребята, ходили к ним на посиделки и танцевали. Вот такая была у нас комсомольская работа.

«Я Сталина не боялся…»

– А раскулачивание, репрессии – было это на ваших глазах?

– Это как – то прошло мимо меня. Слышал, что арестовывали людей, и сам в армии перед войной попадал в такие ситуации, что вот – вот меня арестуют, но все обходилось.

– А как же «тоталитарный режим, диктатура большевизма»? Именно так характеризуют сейчас 30—е годы.

– Чтобы в открытую хватали и арестовывали людей – этого я не видел. Из знакомых или родных никого у нас не арестовывали.

Жилось, конечно, тяжело. Хорошо помню голод 21—го года, я тогда ходил в деревню милостыню просить. Наберу котомку хлеба для братьев и родителей – и ели этот хлеб. А такого голода, что вот погибаем, – не было. Нам помогала природа – грибы, ягоды, рыбалка, огород. Когда отец при нэпе был лесным объездчиком, он взял в аренду озеро, и это потом мне нисколько не помешало стать комсомольцем и коммунистом.

– А гонения на церковь, расстрелы монахов помните?

– В церквях, помню, устраивали склады, бывало, что закрывали, потому что Ленин говорил, что религия – это опиум для народа. Но чтобы расстреливать… Такого на моей памяти нет.

– Вы боялись Сталина?

– Боялись его только враги и те, кто против советской власти, отпрыски капитализма. У меня никакого чувства страха не было. Преступности такой, как сейчас, не было. Напали на нас с другом один раз двое жуликов, так мы с ними и сами справились, потому что я был сильный, спортом занимался. Не страшно было по улицам поздно ходить.

За пивом для высокого начальства

Борис Занозин в начале 30—х строил автозавод, работал в его цехах и учился на шофера. Ну кто еще помнит, сколько, например, в 1929 году в Нижнем Новгороде было шоферов? Оказывается, всего 29 человек.

О том, как принимали экзамены на водительские права в первый год существования ГАИ, Борис Федорович пишет в своих мемуарах:

«Я подготовил к сдаче экзаменов группу из поселка Шарья. Приехали туда инспектора квалификационной комиссии во главе с ее председателем Красильниковым. Это старый шофер. Работал ранее в Облдортрансе. Красильникова обычно по имени его жены звали „Варварой“. Он ей во всем подчинялся и часто говорил: „Как скажет Варвара“. Сам он был большой любитель выпить. Перед приемом экзаменов руководство автобазы устроило хороший прием с выпивкой. Красильников, дорвавшись до дармовой водки, так наклюкался, что принимать экзамены не мог и попросил это сделать меня. У меня все курсанты сдали экзамены хорошо…»

Невероятной кажется история, как в мае 1936 года Борис Занозин, когда был на сборах в 17—й стрелковой дивизии, числясь заведующим гаражом ее штаба, ездил искать пиво для приехавших в дивизию с проверкой «всесоюзного старосты» Калинина, маршала Тухачевского и генерал – полковника Кулика. Тогда он из Гороховецких лагерей помчался в Горький – пива нигде нет! Оттуда – в Лысково, разбудил директора местного пивзавода и взял у него два ящика. «Все высокое начальство было восхищено тем, что я привез пиво. А я рисковал разбиться, потому что гнал на большой скорости», – вспоминает Борис Федорович.

«Свою молодость ни на что не променяю»