Потом была война, многолетняя служба в армии на должностях, связанных с автомобилями. Но и после этого даже скороговоркой не перечислить всего, что пережил и испытал Борис Занозин к своим 90 годам. И сейчас он очень переживает за Россию. В курсе всех происходящих событий, смотрит телевизор, просматривает газеты. Кстати, он один из старейших подписчиков «Нижегородского рабочего».
– А то, что сейчас все поворачивается к капитализму, как вы к этому относитесь? Хорошо это или плохо? Советской власти больше нет, коммунизм теперь не строим…
– Возврата назад быть не может, но то, что сейчас происходит, я не одобряю. После войны мы быстро восстановили разрушенную промышленность. О безработице и понятия не имели. Почему победили фашистов? Потому что была советская власть. Нужно было перебросить промышленность в Сибирь, приказ дали – и эшелоны пошли на восток. Зарплату выдавали день в день. Но было с продуктами туго. Колхозам трудно было. А войну – то выдержали – все на колхозах держалось. Не тушенка американская нас спасла, а колхозы. Победили только потому, что власть была в одних руках. А сейчас…
– Если бы родиться снова, вы бы что выбрали – прожить жизнь новую или повторить старую?
– Я бы выбрал прежнюю жизнь. Свою молодость на нынешнюю я бы ни за что не променял.
– А можно ли сейчас России повернуть к коммунизму? Ведь Немцов как – то сказал, что в России уже с коммунизмом покончено.
– Стране нужен лидер, такой же, как Ленин, который мог бы подготовить народ к новому шагу вперед.
На зарядку – становись!
– Что вам позволило сохранить здоровье?
– У меня обыкновенная жизнь трудового человека. Профессий много знаю. Дачу построил своими руками, электричество сам провел. Занимался и столярным делом, всем, чем угодно. А сколько я людям помогал…
Борис Федорович рассказал, как недавно отремонтировал соседке настенные часы, которые не ходили 15 лет. Их ни одна мастерская не принимала. Как сумел, в таком – то возрасте?
– Главное, в каждом деле надо сначала разобраться. Разобрался, почему часы стоят, почему не работают. И тогда приступил. Долго с ними возился, но все – таки сделал.
– А как со спиртным у вас было в жизни, Борис Федорович?
– Водку не люблю. Но без пива или рюмки вина обедать не сяду. Курил до 1968 года, но бросил в один день. Во всем нужна сила воли. Каждое утро, даже сейчас, делаю зарядку. Немного, но потопаю.
И он, 90—летний старик, показал, как делает по утрам зарядку.
На прощанье я спросил юбиляра, зачем он взялся за свои мемуары. Борис Федорович немного подумал и философски изрек:
– Мы ответственны перед памятью наших предков, ибо нравственное чувство есть чувство долга. И этот долг нужно передать нашим потомкам…
22.2. 2000 г.
«А КУРИТЬ Я НАЧАЛ НА ТУРЕЦКОМ ФРОНТЕ…»
Седьмого марта сего года Григорию Даниловичу Полтораку исполняется ровно 100 лет. Век за плечами. Дата такая, что и не захочешь, да вспомнишь, как жизнь прошла. У меня в руках метрика Григория Даниловича, записи в которой сделаны ровно 100 лет назад старинным красивым почерком. А вот одна из первых семейных фотографий, 1914 года, где он, 17—летний парень, в кругу своих родных. Несмотря на возраст, Григорий Данилович сохранил хорошее здоровье и не жалуется на память, цвет лица же – вообще как у молодого мужчины. Естественна, первый вопрос – как удалось сохранить такое здоровье? Наверное, никогда не пил и не курил?
– Курить я начал на турецком фронте.
– На каком – каком фронте? (А сам вспоминаю, когда же русские в последний раз воевали с турками.)
– На турецком. В армию меня призвали в 1916 году, наш полк стоял под Трапезундом. Но потом курить я бросил, снова закурил в Отечественную, бросил, как война кончилась. А выпивал я очень редко, по праздникам. Последний раз – больше тридцати лет назад, на золотой свадьбе.
Григорий Данилович, сделав небольшую паузу, без запинки назвал номера полка и дивизии, в которых служил в первую мировую войну:
– Четыреста восемьдесят девятый Рыбинский, а дивизия – сто двадцать третья пехотная.
– И бои хорошо помните?
– А как же! Один раз пулеметной очередью убило товарищей слева и справа, а я жив остался. До старшего унтер – офицера дослужился. А в Красной Армии – только до ефрейтора. Звание старой армии не признали.
– А детство свое вы хорошо помните, Григорий Данилович?
– Детство было обыкновенное. Дед мой был из Полтавской губернии, отец солдатом прослужил 15 лет и остался в Армении, там я и родился, первым. А всего нас было восемь братьев и четыре сестры. Сейчас я один из них остался. Мама умерла в сорок лет, от гриппа, папа в семьдесят. Закончил я три класса церковно – приходской школы, потом был учеником у немца – краснодеревщика, в Тифлифе. Помню хорошо армянскую резню в 1905 году, много тогда людей погибло. Девочек всех прятали, но русских во время резни не трогали. Армяне один раз закопали в Степанаване сорок турок, но один из них выполз, прибежал к своим и все рассказал. Вот тогда и началась резня.
В беседе принимала участие и дочь Г. Полторака, Валентина Григорьевна, она добавила:
– А потом резня была и в 16—м году, папа тогда находился на фронте. Помню эпизод, рассказанный мамой: турок на коне срубил саблей армянину голову, и тот, без головы, в горячке пробежал еще метров сто.
– Григорий Данилович, а Октябрьскую революцию вы где встретили?
– В Трапезунде. Получили приказ на отход, и наш полк ушел в Севастополь, а тех, кто был уроженцем Закавказья, распустили по домам.
– А в гражданскую войну вы где были?
– Там же, в Армении, в партизанском отряде, с дашнаками воевали. Был ранен в руку. Один раз попал в автомобильную аварию, это когда служил в 209—м полку НКВД, мы в Баку охраняли важные государственные объекты. Это в годы Великой Отечественной. В аварии получил сотрясение мозга, и сердце у меня потом долго болело.
– А 20—30—е годы хорошо помните?
– Конечно. Восемь лет, при НЭПе, работал в артели столяром, потом на мебельной фабрике. И после демобилизации из армии в конце 45—го – тоже все время на мебельной фабрике, последнее время заведующим производством.
– Почти весь Степанаван снабдил своей мебелью, – сказала Валентина Григорьевна.
– Григорий Данилович, а у вас большая семья?
– Трое детей, трое внуков, четверо правнуков, жду праправнуков. Сын – летчик – истребитель, живет в Алма – Ате, дочь – врач, со мной. Один сын умер.
– А вы помните, как со своей женой познакомились?
– Нечаянно. У меня была на примете 14—летняя девочка, но, думаю, пусть подрастет до 16. Сосватали же за другую. Тетя мне говорит: «У нас здесь только две девочки хорошие остались, не бракованные, бери одну из них». Было это в 1921 году. Пришли свататься, а у нее уже другие сваты сидят. Подождали, и мои уговорили отдать Антонину за меня. Венчались в церкви. Жена у меня была очень хорошая, сильная. Ее отец вообще один держал быка за ногу, когда подковывал. Косила она быстрее мужчин. Всех ее братьев взяли на войну, она в доме была за старшего в 13 лет.
– Вы такую жизнь прожили… Какое время было для вас самым тяжелым?
– После войны. Хотя – трудно всегда было. То разруха, то голод. В плохое время я родился. Сейчас оглядываюсь на прожитое и сам себе не верю, что я сто лет прожил. Я как будто недавно родился, а вот уж надо собираться…
– Папа, а разве самое тяжелое время было не тогда, когда вы на Украину в коммуну переехали? – спросила Валентина Григорьевна. – Там, это в 21—м году, начался голод и многие умерли. Кто остался жив – вернулись в Армению.
– Но все же в такой длинной жизни были и хорошие годы?
– Хорошего времени я не видел. Разве что при НЭПе. Тогда мешок муки пять рублей стоил. Было обилие всего. А сейчас – не знаю, как мы будем выбираться из этой пучины.
Григорий Данилович назубок помнит все цены времен Брежнева. Сколько стоила капуста, морковка, картошка. В «L – клубе» можно смело выступать!
– Вы при стольких вождях жили – не хватит пальцев, чтобы сосчитать. При каком из них стране было лучше всего?
– Трудно сказать. Кого ни ставили, все только о своем животе думали, но не о нас. Сталинцем я не был никогда, хотя до последнего на партсобрания ходил. Много при Сталине народу безвинно пропало. Но дисциплина при нем была крепкая, это хорошо. А коммунизма у нас не было, нет и не будет. Вообще коммунистической партии лучше бы сменить название на «народную».