Очень высокие горы. Восхождение

Ополоснув лица, туристы пошли изучать базу. На площади, равной площади футбольного поля, приблизительно как у эльбрусской «Гарабаши», уместилось довольно много: административное здание, столовая, десяток домиков-скворечников и туалет.

О, туалет! Своей стерильной чистотой туалеты будут поражать и восхищать наших путешественников на протяжении всего подъёма. Это не туалеты, это музеи, это какие-то медицинские учреждения.

Пока изучали туалеты и домики, читали надписи на них – с незапамятных времен люди рисуют и пишут на стенах – подошло время ужина. А после ужина… А после ужина – медосмотр!

«Доктор Килиманджаро», он же Александер, он же Алекс, он же главный гид, мониторил пульс; насыщенность крови кислородом; чистоту дыхания (нет ли хрипов, не дай Бог, отёк легких!); а между делом интересовался: принимают ли путешественники препараты? Какие? Как чувствуют себя по десятибалльной шкале? Настоящий медосмотр! А после медосмотра портеры принесли горячие грелки, обшитые плюшем, и жестами показали, куда положить, мол, в спальники, в ноги. Благодетели! Кормильцы!.. Грелки в ноги… А-а-а-а…

Забравшись в спальники, туристы долго с непривычки устраивались и разговорились. Слишком много всего произошло за день, слишком много набралось впечатлений, и чтобы вот так просто взять и уснуть. Серов принялся рассказывать Анне про жизнь, про брата, про то, как жили на Севере, как работали, как умер брат и как говорил: «Береги скафандр, Юра!», умолчал лишь о том, при каких обстоятельствах услышал это… А потом, вдруг сменив тему, он взялся вспоминать Эльбрус, и уже совсем было собрался рассказать о «встрече» с братом на Седловине, как услышал тихое и ровное сопение. Анна крепко спала.

Ну вот, – расстроился Юра. – А говорит, бессонница…

За стенами домика в темноте о чём-то своём горестно и надрывно кричала африканская птица. Юра послушал-послушал, повернулся в спальнике на один бок, потом на другой, накрыл голову курткой и сокрушённо вздохнул: уснёшь тут… ага… как же…

…По результатам утреннего медосмотра у Юры – высокий пульс. Почему? Хороший вопрос. Зато у Анны – как секундная стрелка. И тут как раз удивляться нечему. Как выяснилось, Анна – не просто бегает десять километров, она их бегает мастерски, Анна – марафонец! Юра узнал об этом только перед самым отлётом, на «Гонках» Анна скромно умолчала о своих способностях. В спокойном состоянии у неё пульс вообще сорок пять! Всех врачей пугает. «Брадикардия!» – мечутся эскулапы, думая, как начать спасть пациентку. «Предсмертное состояние!» – кричат они. А у человека такая норма. На Юру посмотрели, ещё раз смерили пульс, пощёлкали пальцем перед носом и признали годным. У Юры нервы. Просто нервы. Такая вот он нервическая натура.

Почти сразу после выхода выбрались из леса. Теперь вокруг них простиралась альпийская степь-саванна с редкими кривыми деревцами, горным вереском и цветущими протеями. А на горизонте вдруг незаметно вырос Он! Округлый, со срезанной наискось вершиной и совсем маленькой снежной шапкой набекрень. Скоро снега Килиманджаро станут такой же легендой, как хороший клёв на Волге. Странно, но уменьшение снегов Килиманджаро не связывают напрямую с глобальным потеплением, как теперь делают по любому поводу. Просто на Гору уже более ста пятидесяти лет выпадает осадков меньше, чем требуется вулкану для поддержания приличной шапки из снега и льда. Может статься, лет через двадцать на вершине и вовсе не останется глетчеров. Жаль! Шапка из снега весьма к лицу Килиманджаро… Или нет… Или не Килиманджаро… Может, Кибо? Да, точно, Кибо! Или нет…

Так, пора определиться!

Килиманджаро – вулкан с тремя вершинами-кальдерами. (Кальдера – это такой кратер с острыми краями и плоским днищем.) Западная вершина – Шира, самая низкая, высотой всего 3692 метра. Восточная, ощерившаяся крутыми скалами, – Мавензи, значительно выше: 5150 метров. (На Маранге-раут она сопровождает восходителей повсюду.) И центральная – Кибо. Высшая её точка, находящаяся на самом краю кальдеры – пик Ухуру, 5895 метров. Туда то и идут наши путешественники. Ширы с Маранги не видать, справа от путешественников – Мавензи, впереди – Кибо. Остатки блистающей под солнцем снежной шапки как раз на Кибо.

Итак: впереди Кибо со снежной шапкой, под ногами дорога, выложенная крупным жёлтым булыжником, солнце, тепло, и туристы шли, бодро вышагивая, Джама даже напевал.

– О чём поёшь? – Анне стало интересно, пел Джама явно не на английском.

– О Килиманджаро, – улыбнулся тот белоснежной улыбкой и громко пропел куплет известной в тех краях «Килиманджаро сонг», завершив жизнеутверждающим: – Акуна ма-та-та!!!

Юра с Анной переглянулись и вдарили: «Мы в город Изумрудный идём дорогой трудной…» Тропа из жёлтого камня навеяла. А чёрные парни не сплоховали и тут же подхватили мотив.

«Напевный народ африканцы, – восхищался про себя Юра, – музыкальный, добрый, хороший, весёлый. И вообще, хорошо всё и весело. Господи! Как хорошо-то! Как весело… И погода… И дорога… И люди… И весело…» Стоп, поймал он себя. Кажется, эйфория от горняшки… Не сбрендить бы. Горняшка, она такая[32 - «Гоняшка» – горная болезнь, кислородная недостаточность, усиливающаяся по мере набора высоты. Проявляется по-разному. Обычно у восходителя болит или кружится голова, ощущается слабость, тошнота. Иногда горняшка может проявляться временной эйфорией. В крайнем случае горная болезнь может привести к отёку легких или головного мозга.], она коварная. И, чтобы отвлечь себя, Юра снова завёл разговор с Джамой:

– Помнишь, я рассказывал тебе про народ, который живёт в России?

– Та-та-ры?

– Да. У них о‘кей – это «якши»!

– Як-ши?

– Да…

– Хорошее слово, вкусное! Якши! Айда?

Они шли, а Александер не переставая удивлялся: дожди на носу, а тут погода как в разгар сухого сезона! «Смотри, Джама, – говорил он, – какие хорошие русские нам достались, даже погода понимает». Юра нечаянно услышал это и кстати рассказал анекдот про бабье лето («Какие бабы – такое лето»). Рассказал, как смог, на ломаном английском, но все всё поняли и долго смеялись, юмор у человеков везде одинаковый, хоть ты белый, хоть чёрный, хоть зелёный в крапинку, хоть христианин, хоть мусульманин, а хоть последователь африканских национальных тотемных верований. Люди всегда могут друг друга понять. Если люди. Если хотят…

…Время в горах быстро съедается. Уже час шли вровень с облаками. Чувствительно похолодало. Деревья исчезли совсем, появились эндемики: гигантские пятиметровые сенецио (древовидный крестовик) и высоченные лобелии с шишкоподобными цветками; из-под лобелий на край тропы погреться выскакивали мелкие, юркие чёрно-бронзовые ящерки, но поймав тень человека, тут же прятались обратно. Разряжённый воздух терял запахи, дышать становилось труднее, они почти перестали разговаривать.

К пятому часу показались антенны Хоромбо-Хат, главной высокогорной базы Килиманджаро. 3720. На площадке у обрыва размером сто на сто: две столовые, два больших туалета, несколько бараков для носильщиков и обслуживающего персонала и пара десятков домиков-скворечников. От домика одна крыша, стены, двери и пол со щелями в палец толщиной, если залетит ветер, то стены ему не помеха. В один из таких скворечников к двум шведам и запихнули наших восходителей. Скандинавские туристы этому, конечно, «обрадовались», ну просто пришли в восторг! Впрочем, нашим тоже это «понравилось». Особенно Анне… К Юре она уже вроде стала привыкать, а тут ещё какие-то мужики.

Неуклюже копошась на четырёх квадратных метрах, они пытались устроиться, Анна беспрестанно дёргала компаньона: «Скажи им, что я хочу переодеться, пусть выйдут…» – «Сейчас!» – отмахивался Юра, стараясь пристроить свой большой рюкзак. Куда его, заразу? «Would you… а, нет! Could you… А ччччёрт… Еxcuse me!»

Четыре человека, четыре больших и четыре малых рюкзака на четыре квадратных метра… А может, всем лучше летать? Не то обязательно кто-нибудь кому-нибудь отдавит ногу или, того хуже, руку – три лежанки на полу, и только четвёртая поднята на второй ярус.

«Скажи им, что я хочу переодеться!!!» – «Щас!!!»

И тут пришёл Джама и всех спас. Юру и Анну переселили в в другой, отдельный скворечник.

– Наш повар… Эдвард! – Александер привёл в столовую симпатичного молодого африканца. Путешественники пришли туда сразу после второй попытки заселения – успокоить нервы и напиться душистого танзанийского чая с джемом, жареным арахисом и воздушной кукурузой.

– Эдик! – переиначила кока Анна на русский лад, прихлёбывая кипяток. – А чем ты, Эдик, будешь нас кормить на ужин?

– Боржч! – Эдвард улыбнулся во все сорок восемь блестящих, как жемчуг, зубов.

– Чем?!! – не поверили путешественники.

– Боржч. Вы русские, и я вам приготовлю боржч!

Только чёрные умеют говорить и широко улыбаться…

– Представляешь, борщ они нам приготовят! – восхищался Юра, копаясь в своём большом вещевом рюкзаке, когда они вернулись, нужно и переодеться, и переобуться… – Кому расскажешь, не поверят.

– Ты как? – Анна, брезгливо морщась, обнюхивала свою майку, тринадцать километров по горам – это, скажу я вам… – Я тут в туалет поднялась по тропинке… чуть не сдохла.

– Чего же ты хотела?..

– Ничего я не хотела! Меня это беспокоит! (Господи, зачем я сюда припёрлась…) Я нигде и никогда не сдыхала! Слышишь, Серов? Ни-где! И ни-ког-да! А как на 5895 будет?! – Она зло сунула майку в пакет для грязного белья. Нет, не так она себе представляла этот поход, совсем не так. – Чего молчишь?! А? Помыться бы…

– Не-е-е-е. У меня лёгкая головная боль. «Лёгкая и ажурная…» Бред какой… Болит, но не сильно. И одышка… Помыться, говоришь…

Помыться – проблема. Но Юра сэкономил на себе тёплой воды и отдал её всю Анне.

Интересно, размышлял Серов, умываясь в ручье, а как ощущали себя те девчонки из Тольятти на Эльбрусе, живя в палатках целую неделю[33 - Об этом рассказывается в первой книге цикла «Восхождение». «Очень Крайний Север», во второй части, в главе «Восхождение».]?

Вечером до заката они гуляли по базе. Акклиматизировались. Фотографировали. Красота же кругом несказанная! Юра пару раз примеривался снять закат, но ракурс был явно не тот. И всё-таки горы не из этой реальности, не из нашей. В нашей всё обыденно, серо и грустно: серый асфальт, серые многоэтажки, серый смог, толпы хмурых, невзрачных, серых и грустных людей… А в горах… В горах всё не так!

Солнце закатилось быстро, и, как обычно бывает в горах, тут же стало темно. На ощупь добравшись до столовой, Юра и Анна встретили русских девчонок, которые только пару часов назад вернулись с вершины. Уставшие, с тёмными кругами под глазами, но победители, они шумели, веселились и были счастливы. «В Непал! – кричали они и хохотали. – Снова в Непал!» Юра с Аней молча завидовали.

На ужин действительно принесли борщ. Вполне приличный. Даже вкусный! Сметаны только не хватало. В Африке, за экватором, на высоте 3720 – вкусный борщ… То ли сон, то ли коллективные галлюцинации… Анну, кстати, уже с головой накрывало горняшкой, и аппетит у неё пропал, Юра пока ещё ел и нахваливал.

– …Борщ! Кому расскажешь… – дожидаясь медосмотра и ковыряя в зубе зубочисткой, Юра тормошил зеленеющую на глазах Анну. – Холодова, а Холодова, ты умеешь готовить борщ?

– Отвали, Палыч! Не могу, тошнит…

– Да ладно. Стошнит – полегчает… И вообще, горняшку нужно переживать активно! Тебя от неё тошнит, а меня, может, на разговоры тянет… Терпи. – (Аня закатила глаза.) – Варил я как-то борщ в Киеве… Слышишь? В Киеве, говорю, варил. С Софико в 84-м летом летали. К Славке на квартиру. Он до Чернобыля в Киеве жил. Сами старшие тогда были в отпуске, в Самаре, а мы в пустую квартиру нагрянули. Неженатые были. Сама понимаешь… Но по ресторанам не ходили… Студенты… Денег нет. И вот в один из вечеров в качестве праздничного блюда я придумал борщ! Как потом выяснил, это у нас фамильное, от бати… Пошёл, значит, на рынок, купил свинины с костью. Настоящий украинский борщ, Холодова, только из свинины. Запомни! Взял, значит, свежей капусты, морковки, свёклы, картошки, лука, чеснока, красного болгарского перца, пару здоровенных, вот таких! сочных помидоров и кучу зелени. Сметаны тоже взял. И сала! Да-а-а-а…

Мясо на борщ варится часа полтора, не больше. Свинина же. Пока варится мясо, готовишь зажарку. Режешь соломкой свёклу и на сковородке с разогретым растительным маслицем обжариваешь. Слегка. Потом морковки. Ещё обжариваешь и заливаешь несколькими ложками бульона, накрываешь и тушишь на медленном огне.

Пока варится мясо и тушится свёкла с морковью, чистишь картошку. Картошка должна быть старая. Обязательно! Новая в борщ не пойдёт. Не то! Режешь молодую капусту, картошку. Чистишь лук. Жидкость тем временем из зажарки выкипает, добавляешь лук. И внимательно следишь, чтобы лук не подгорел! Не дай Бог! Иначе всё испортишь. Когда лук слегка обжарится, добавляешь чищенных и нарезанных помидоров… Один помидор! Если он нормальный, если крупный, один. Я взял крупных. И столовую, а можно даже две ложки сахара, чем-чем, а сахаром борщ не испортишь. Опять накрываешь крышкой и оставляешь тушиться.