Позывной «Ярила»

Помощник коменданта сдержал свое слово: высадил Вадима почти рядом с местом, которое было отведено для постоянной дислокации отряда спецназа ГРУ. Их земельный надел, размером примерно двести на сто пятьдесят метров, располагался на небольшом удалении от православной часовни, построенной Ульяновскими строителями и освященной благочинным отцом Назареем в прошлом, 2001 году. О том гласил текст на памятной доске на входе, который Вадим выучил наизусть в прошлых командировках.

Территория, в отличие от многих подобных в этом «вавилонском столпотворении» по выражению майора Штанько, была огорожена забором из колючей проволоки со шлагбаумом и караульной будкой на въезде. На ней, как по линейке были расставлены два жилых модуля, три хозяйственных (столовая, баня и туалеты) и два штабных, размером поменьше.

В полевом автопарке, в углу лагеря, в настоящий момент пребывали два УАЗ 469 и пассажирская «Газель» защитного цвета с красными, медицинскими крестами на боках. В другом углу – мини спортивный городок с необходимым набором тренажеров. Вся территория рассечена дорожками, отбитыми крупными булыгами и засыпанными мелким речным окатышем, добытым в русле реки Сунжа. К чему Вадим имел самое прямое отношение.

В прошлой командировке, будучи на отдыхе между боевыми выходами, ему дважды приходилось возглавлять отделение молодых солдат – срочников, откомандированных на речку для заготовки тех самых окатышей. Такие хозработы были не в тягость и воспринимались на «ура»: когда еще выпадет возможность поплескаться, пусть и в мутной, зато теплой, речной воде.

Кроме часового, спрятавшегося от дождя под грибок возле входа в штабной модуль, ни одного человека на территории лагеря видно не было. Безлюдье вещало, что основная часть спецотряда занята своим прямым делом: боевые выходы никак не связаны со временем года и не зависят от погоды за пределами жилых модулей.

Вадим представил себя на месте тех, кто сейчас пробирается по горным тропам или неподвижно лежит на раскисшей земле, выслеживая остатки банд «непримиримых борцов за независимость «Ичкерии», и колючая волна холода, на мгновение, сковала позвоночник. Но что поделаешь: у каждого своя работа. Кто – то у моря загорает, а кто – то по горам шастает! Тут, как говорится – кто на что учился!

Незнакомый младший сержант в будке при шлагбауме, просмотрев бумаги Вадима, закрыл форточку и крутнул ручку ТА-57. Сказал несколько слов в трубку, выслушал ответ, вновь открыл форточку и протянул документы обратно:

– Проходите в штабной модуль. Это прямо по дорожке. Там вас встретят. – Поправил бронежилет и потянулся за початой бутылкой «Спрайта»: – Вас проводить? – Вадим усмехнулся:

– Спасибо, сам найду. Тем более, что эти дорожки я сам в прошлом году в начале лета отсыпал. Какая куда ведет – на всю жизнь запомнил. Так – что не заплутаю!

На пристроенном к штабному модулю деревянном крыльце стоял молодой, бравый офицер в новеньком камуфляже и без головного убора. Портупея – непривычного, густого, желтого цвета. На правом боку – Стечкин в деревянной кобуре. Незнакомец внимательно, с высоты крыльца оглядел визитера и только после этого приветливо взмахнул левой рукой:

– Прапорщик Ярилов? А мы тебя ждали ближе к ночи! – Кто такие «мы» он пояснять не стал, а Вадиму переспрашивать почему – то не хотелось. Бравый военный ему не понравился с первого взгляда. Уж слишком в картинной позе он стоял: ноги на ширине плеч, левая рука в бок уперта, а правая – на рукояти Стечкина. Ну, прямо Клинт Иствуд из голливудского вестерна! Цирк, да и только! Не смог сдержаться и по – детски съязвил:

– Извините уважаемый, вы стоите так высоко, что отсюда я не вижу вашего звания, но вынужден огорчить: или вы ждете кого – то другого, или – ошиблись! Я не прапорщик Ярилов, а старший прапорщик Ярилов. Если вам известна моя фамилия, то и звание вам тоже должно быть известно. А может, вы встречаете моего однофамильца и он в другом звании? Тогда вы не по адресу, но в том моей вины нет! Ждите и далее: может он, как раз – то к ночи и объявится:

– Лицо «ковбоя» пошло красными пятнами, губы шевелились, но голоса слышно не было: такого ответа он не ожидал и поэтому впал в короткий ступор. Через несколько мгновений ему удалось взять себя в руки. Тело само по себе приняло строевую стойку, прпвоя рука покинула рукоять пистолета и, как бы приглашая Вадима, развернулась в сторону двери:

– Проходите! Мы ждали именно вас! Я – представитель Особого отдела, старший лейтенант Левочкин – и после пауы добавил: – Кирилл! – Вадим широко улыбнулся:

– Боец Н – ской бригады спецназначения, Главного Разведывательного Управления Генерального Штаба – старший прапорщик Ярилов:. И после паузы: – Вадим! – Ладони сошлись в крепком рукопожатии: знакомство состоялось!

В командирском отсеке, куда Вадима проводил особист Левочкин, пахло табаком, кофе и оружейным маслом. Напротив огромной карты Северного Кавказа, спиной к двери, стоял начальник штаба бригады подполковник Серебрянский Сергей Николаевич, (позывной Сунжа), который возглавил нынешнюю смену спецназа. Этого боевого офицера Вадим хорошо знал и относился к нему с большим уважением. Вторая и третья его командировка на Северный Кавказ проходила именно под руководством начальника штаба, и в обоих он показал себя опытным и решительным командиром, способным тщательно планировать боевые выходы и излишне подчиненными не рисковать.

В потере двух офицеров в третьей командировке – его вины не было: оба погибли при огневом контакте с боевиками. Война – есть война и без потерь она не бывает. Прапорщик же лишился ноги по собственной неосторожности и элементарной потери бдительности: покидая давно заброшенный боевиками блиндаж после его досмотра, не заметил открывшегося датчика цели американской мины VS 50, установленной возле тропы еще в первую чеченскую компанию.

В отсеке, кроме подполковника Серебрянского, за столом сидели: начальник разведки бригады, капитан Рыбкин, позывной «Акула» и офицер оперативного отдела бригады майор Чичиков, позывной «Сорока». Оба внимательно следили за зеленой точкой маркера от электронной указки, бегающей по карте. При появлении в отсеке Вадима, начальник штаба выключил указку и скрыл карту за синими шторками:

– Товарищ полковник! Старший прапорщик Ярилов прибыл в Ваше распоряжение для дальнейшего прохождения службы! – На то, что он повысил начальника штаба на одну ступень в звании, никто внимания не обратил. В армии такое практиковалось сплошь и рядом. Что проще выговорить в боевой обстановке: подполковник или полковник? Вот то —то и оно!

Серебрянский положил тюбик указки на стол между пузатым монитором и стопкой разноцветных папок и только после этого приветливо улыбнулся Вадиму:

– Кто это к нам пожаловал? – Крепко пожал руку, и даже приобнял за левое плечо:

– Наконец – то к нам вернулся солнышко ясное, свет Ярила! А то, как уехала ваша смена и ты вместе с ней – так сразу зарядил этот противный дождь и конца – краю ему не видно! Единственная надежда унять его – это ты! Надеюсь, что уже завтра с ним будет покончено, и мы вспомним, что до осени целых три недели и что лето своих прав еще не сдало! Выручай нас брат, Ярила. Не дай нашим спецам превратиться в мокрых куриц! – Подполковник говорил громко, весело, но глаза смотрели цепко и серьезно. Приветливая улыбка никак им не соответствовала. Обернулся к сидящим офицерам:

– Ну, все, мужики. Я вас больше не задерживаю. Пока занимайтесь своими делами, но далеко не отлучайтесь. Возможно, вы еще мне понадобитесь.

Офицеры загремели стульями. Проходя мимо прапорщика, приветственно жали ему руку, улыбались и покидали отсек. Вадима они знали. У двери продолжал стоять представитель особого отдела.

Серебрянский сел за стол, отодвинул коврик «мышки», достал пачку сигарет «Ява», выловил из неё последнюю, с удовольствием задымил. По – хозяйски кивнул Вадиму и особисту:

– Ну, что стоите? Занимайте освободившиеся места. Подымим, пошепчемся, новости свежие обсудим. Ярилов, вон от нетерпения и неизвестности – копытом линолеум скребет. Чует, наверное, что его жизнь скоро и кардинально поменяется! – Встал, приоткрыл, густо замазанное с внешней стороны белой краской окно и бросил на стол нераспечатанную пачку «Ростова»:

– Сам себе удивляюсь: с чего это я такой добрый? – Из ящика стола извлек пузатую бутылку коньяка, с хрустом свернул пробку:

– «Ахтамар»! Настоящий, не паленка! Мне его дружбан, однокашник по академии, из самой Армении подогнал. Уже неделю на него облизываюсь, слюной от жажды захлебываюсь, но поскольку сам решил, что башку ему скручу только в особом случае, стараюсь даже ящик не открывать без крайней надобности. И сам не верю, но – сохранил! – К бутылке присоединились три стограммовых, граненых стаканчика из толстого, прозрачного стекла и тут же наполнились до краев. Подполковник встал. За ним потянулись Вадим и Левочкин:

– Давайте, хлопцы! Первый – без тоста. Тост будет, когда нектар в бутылке к самому донышку приблизится, а наш душевный настрой в соответствие придет! – Понюхал продукт армянского виноделия и с видимым удовольствием отпил половину. Еще раз понюхал янтарную жидкость, цокнул языком и от удовольствия прищурил глаза. Кирилл с Вадимом последовали его примеру. Коньяк действительно был хорош. Послевкусие – выше всех похвал и закуска к не требовалась.

Было заметно, что НШ в мыслях очень далек и от редкого коньяка «Ахтамар» и сигарет «Ростов». Но все – же вернулся с небес на землю, затушил недокуренную «Яву», заменил её «Ростовом» и чиркнул зажигалкой. Кирилл и Вадим последовали его примеру. Через минуту в отсеки от дыма начало щипать глаза, но на это внимания никто не обратил. Странностей хватало, и курение в кабинете начальника штаба из этой обоймы не выпадало. Серебрянский пыхнул серым облачком дыма в сторону форточки и улыбнулся вполне дружелюбно:

Глава 3

– Ну, что же: ценю, Вадим, твою врожденную деликатность и ангельское терпение. Молодец! Уже десять минут у командира в кабинете – и ни одного вопроса! Даже на мой заброс, о скором изменении твоей жизни, ты огромный болт забил! Никакого любопытства и волнения. Это говорит о том, что с нервами у тебя все в порядке. Хвалю! – Вадим напрягся, но вида не подал: начальник штаба впервые за время совместной службы обратился к нему по имени. Тем более что в бригаде знали: субординация для подполковника Серебрянского —все равно, что для индуса священная корова. А если учесть еще и угощение фирменным, армянским коньяком, то надо будет признать: он ведет себя – более чем странно. Следовало ждать чего – то из ряда вон выходящего.

Ждать, так ждать! А этому Вадим был хорошо обучен. Ожидание, одно из главных качеств его профессии: – «Снайпер, не умеющий терпеливо ждать – никакой не снайпер, а просто меткий стрелок»! – Так его учили наставники. Подполковник вновь выпустил плотное облако дыма и забарабанил пальцами по полировке стола:

– Ну не буду тебя томить и начну с последней новости. В том, что тебя вернули на Кавказ, не дав отдохнуть после предыдущей командировки – вины командования бригады нет. Решение принимали на самом высоком уровне, и корни его находятся в Москве, в центральном аппарате. Мне, о скором твоем возвращении в Грозный, сообщили только вчера и без всяких подробностей.

После получения шифровки, примерно через час, по спутнику мне позвонил наш комбриг. Звонок короткий и ясности не добавил: встретить, разместить в расположении отряда, выдать оружие и боеприпасы, экипировать по твоему требованию и ждать дальнейших, высоких распоряжений. Вот так: коротко и непонятно! По всей видимости, комбриг знал не больше моего.

Если хочешь знать мое мнение обо всем этом – я тебе отвечу: на территории Чечни готовится какая – то сверхсекретная операция, и твое участие в ней напрямую санкционировано руководством ГРУ. Но это мои предположения, мои догадки. Более мне сказать тебе нечего.

Может у контрразведки, есть какие- либо соображения или сведения, интересные моему, здесь присутствующему, подопечному? Если это не страшная Государственная тайна, то поделись с нами. – Левочкин хмыкнул и отрицательно покачал головой:

– Нечего мне сказать! И добавить, к сказанному вами – нечего. Мои предположения и домыслы, не представляют интереса, поскольку не имеют под собой достоверной информации от вышестоящего начальства. Я согласен с вашим мнением о скорой, важной операции, но её цель, место и время проведения – для меня такая, же тайна за семью печатями, как и для вас. Лично мне поставлена конкретная задача: обеспечить надзор и должное сопровождение прапорщика Ярилова во время его нахождения в Ханкале, в вашем лагере. Чем я с сегодняшнего дня и намерен заняться, а что будет происходить далее – не моего ума дело. Не мой это уровень, чтобы до меня доводили такие сведения! – Начальник штаба понимающе кивнул головой, но любопытство заставило уточнить у молодого контрразведчика:

– А что означает в вашем лексиконе – «должное сопровождение»? – Левочкин вновь хмыкнул и отвернул голову в сторону окна, давая понять, что ответа не будет. Мол, догадайтесь сами, если данный вопрос вас так напрягает и волнует. Подполковник сердито засопел, сморщил кожу на лбу, но настаивать на ответе не стал:

– Ну и ладно! Оставим наши гадания, все равно толку от них – ноль. Как говорится: будет день – будет пища. Вот и давайте ждать наступления того дня, который даст нам пищу для объективного анализа. – Серебрянский отсалютовал рюмкой и расправился с остатками коньяка.

– А вы чего сидите, как не родные? Без тоста пить отвыкли? Будет вам тост, только рюмки для него освободите! – Подождал исполнения своей команды и поровну разлил остатки Ереванской роскоши. Встал, держа стаканчик двумя пальцами у самого донышка, и заговорил голосом, в котором явственно звучали несвойственные для подполковника торжественные нотки:

– Вы помните мой рассказ об этой бутылке с божественным напитком? Я давал себе слово, что откупорю её только в особом случае. Так вот: он настал! – Позволил себе короткую паузу и продолжил речь, на манер штатного замполита на торжественном собрании:

– Наша бригада специального назначения, в которой мне довелось честь служить, еще молода: со дня её создания прошло всего – то неполных четыре года. Но у неё уже есть своя боевая история, и ей она может гордиться!

Многие из тех кто служил в ней ранее и служит в ней сейчас, за свои ратные дела награждены боевыми орденами и медалями. Некоторые – неоднократно! – На щеках начальника штаба, толи от волнения, толи от армянского нектара, выступил легкий румянец. Он позволил себе еще одну паузу и уже другим голосом добавил: – А некоторые – посмертно. – Провернул меж пальцев донышко стакана. Голос вновь обрел прежнее звучание:

– Мы их всех знаем поименно, и живых и мертвых. Помним и гордимся ими. Честь им и слава! И на любом застолье будет звучать тост в честь наших, отличившихся в операциях товарищей. Но эту рюмку я хочу выпить за конкретного человека, с которым меня свела судьба. Человека, который с молоком матери впитал в себя такие понятия, как долг, честь и воинское братство. Человека, с которым всегда можно идти в разведку, который в любом случае прикроет твою спину. За Ярилова Вадима Викторовича, первого бойца в составе нашей бригады, которого представили к званию – Герой России! – Нарушая традицию прятать рюмку в кулаке, коснулся открытым стеклом рюмки Вадима, затем Кирилла, лихо вылил коньяк в рот и грохнул её об пол. Только брызги полетели!

Вадим выпил, но рюмку бить не стал: аккуратно поставил её на стол. В груди пело и дрожало от услышанного, от навалившего восторга, от гордости за самого себя. А подполковник, тыльной стороной ладони утерев губы, обнял заметно растерявшегося виновника торжества и расцеловал его в обе щеки:

– Даже не сомневайся, Вадим! Все будет так, как я сказал. Вчера я звонил в Москву, своему дяде. Он у меня большая шишка в Министерстве Обороны. Так вот: твое представление к Герою прошло через необходимые инстанции и сейчас находится в Кремле. Готовься к скорой встрече с самим президентом! – Вадим растеряно улыбался: случайно услышанный помощником коменданта разговор в штабе КТО – это далеко не то, что информация от начальника штаба их бригады. Теперь в то, что вокруг него происходит, он поверил окончательно и бесповоротно.

Серебрянский вернулся в свое кресло. Поднял трубку телефона внутренней связи и задал короткий вопрос невидимому собеседнику:

– По Ярилову все вопросы решены? – Некоторое время он прижимал трубку к уху, причем так плотно, что присутствующие не слышали ни одного звука из телефонного динамика.

В полном молчании минуло пара минут, а затем начальник штаба занервничал. На лбу нарисовались парочка глубоких морщинок, брови сошлись в одну линию. Потянулся к пачке сигарет, но передумал и отдернул руку: