– Понятия не имею, – ответил я, и в моем голосе не было ни капли приветливости.
– Ее до сих пор нет. Я не знаю уже, что думать. Она никогда не уходила так надолго. Вы не могли бы к ней сходить, может у нее телефон не работает или, не дай бог, случилось что? Я сама бы к ней съездила. Да не могу. Самой так плохо… – перечисление болезней заняло минут двадцать эфирного времени. При этом она, как заводная, через каждое предложение напоминала, что пятый день…
– Даже не догадываюсь, что с ней, – оборвал ее я. У меня чуть не вырвалось: сдохнет, завоняется – соседи позвонят.
– Может, вы все-таки сходите?
– Не знаю. Если время будет.
Наконец, она догадалась, что судьба Митрофановны мне до одного места.
– Вы тогда передайте, пожалуйста, маме, что я опять звонила.
– Хорошо, передам.
– Это точно она там умерла, или ее паралич хватил, а до телефона дотянуться не может, – решила мама. – Ее нет уже больше недели, а шляться ей не у кого. Мне как раз всю неделю снились плохие сны. Послал ее бог на мою голову!
– Ты то здесь причем? У нее родственники есть.
– Да какие там родственники. Бабка 72 года. Сама еле ходит.
– Ну и что?
– Ну как что… Говорила же этой транде, оставь мне ключ и скажи, где у тебя деньги на похороны, вдруг что, так нет!
– Ты что! Какой ключ, какие деньги! Хочешь, чтобы она тебя на весь город воровкой прославила?! С такой нельзя связываться.
– Это мне туда переться… ты ж не пойдешь?
– Да нахрен она мне нужна?
– Может, ты сходишь? – спросила мама у Солнышка (моя подруга).
– Можно подумать, ей больше делать нечего. И потом. Не будет же она дверь взламывать, да и с какой стати ей вообще туда идти? И потом, мамуля, чего ты суетишься? Тебе больше всех надо? Подохнет – завоняется, соседи сами тебя найдут.
– Что ты болтаешь?! – возмутилась Солнышко. – Ты и о моей маме будешь так говорить?
– Твоя мама – это твоя мама. Знала бы ты эту, сама бы не сравнивала.
– Все равно о мертвых так не говорят… Мы тут ее хороним, а вдруг она не сдохла? Блин! Задурил ты меня.
– Сдохла или нет, какая разница? У нее свои родственники есть.
– Нельзя так. Какой бы она ни была, чисто по-человечески похоронить надо. Может ЖКХ поможет? – предположила мама.
– А кто бомжей хоронит? – спросил я.
– ЖКХ.
– Вот пусть помогают или сами хоронят.
– А у вас есть канадский телефон? Надо же Свиномассе сообщить, – решила Солнышко.
– Да ну, это дорого. Когда они позвонят, тогда и скажу, – ответила мама.
– Мам, ты ей позвони. Скажи, что мать сдохла, пусть гонит двести баксов на похороны, а то соседи на помойку выкинут, – тогда на двести баксов можно было прожить месяц.
– Представляю, какое Свиномассе горе, – сочувственно произнесла Солнышко.
– Конечно горе. Двести баксов…
– Ты замолчишь когда-нибудь! Иногда я не понимаю, что в тебе нашла!
Следующие несколько дней мама была сама не своя.
– Что ты так переживаешь. Сдохла, значит туда ей и дорога, – попытался я ее утешить.
– Мне ее совсем не жалко, но возни с ней, а денег… Навязалась на мою голову!
– Ты что, за наш счет хоронить хочешь?
– А за чей? У нее может и не быть.
– А мы тут причем?
– Да нет, Валера. Так тоже нельзя.
– Надеюсь, поминки ты ей не собираешься устраивать?
– Зачем? С морга сразу на кладбище. А там кто хочет, тот пусть и поминает.
– Тем более что если она совсем завонялась, прямо в морге ее заколотить без всяких обмываний-одеваний.
Позвонила Солнышко:
– Мы вчера с Жопой (ее подруга) ходили смотреть. Из замочной скважины вроде не воняет, – сообщила она.
– А вы за ней в замочную скважину поднюхивали? – ехидно спросил я, представив себе эту картину.
– Да ну тебя!
Вечером пришел Петр Севастьянович – знакомый казачий полковник и профессиональный авантюрист.
– Надо в милицию сообщить, – авторитетно заявил он. – Пусть, как положено, с понятыми квартиру вскрывают. Если она на самом деле умерла, они должны будут дело завести. Если хотите, я могу гроб заказать, – предложил он.
– А вдруг не умерла? – спросила мама.
– Останется про запас. Все равно, помирать скоро, а так гроб уже будет. Раньше все так делали.