Путешествие за край Земли

Доктор посмотрел на часы. Свободное время (он был приглашен на вечеринку к другу-адвокату) свернулось калачиком между стрелками и мирно дремало. На вид оно было милым, и убивать его Доктору стало жалко. Чтобы не убивать время он решил сходить в кино.

В Доме кино, как всегда, была премьера фильма «Путешествие за край Земли». Несомненно, другие люди видели на афишах и, следовательно, на экране нечто иное, но в реальности Доктора все фильмы слились воедино и превратились в фильм о нем самом, как участнике описываемых событий. Доктор воспринимал это, как данность, но в кино ходил редко, скорее даже не из протеста против такого порядка вещей, а потому, что обычно бывал занят.

Купив билет, Доктор пошел сразу в зал. Заходить перед сеансом в буфет ему не захотелось. К тому же у адвоката выпивка никогда не была дефицитом, а пить за свой счет, если тебя угощают, доктор не любил, считая это проявлением мещанства.

На этот раз (такие вариации были возможны) перед началом фильма выступал известный литературовед, которого любовь к просветительству и карточный долг заставили отправиться в турне с лекциями. Его речь была искусствоведческой до мозга костей, что естественно не могло не ввести публику в уныние.

Когда Доктор вошел в зал, искусствовед говорил, скорее всего, о режиссере.

– … и если б не та роковая порция паленой шмали… – услышал Доктор, входя в зал.

Что было бы, если бы режиссер не вмазался паленой дурью публика так и не узнала. К лектору подошел представительный мужчина, что-то шепнул ему на ухо и пожал руку.

Почувствовав руке свернутую купюру значительного достоинства (на деньги у него было чутье), лектор приободрился и сказал:

– Об этом можно говорить бесконечно, но лучше, думаю, перейти непосредственно к просмотру фильма, чтобы так сказать…

Зал ответил ему бурными аплодисментами. Что ни говори, а провожали его всегда с восторгом.

Погас свет. Начался сеанс. Доктор смотрел на руку, которая выводила каллиграфическим почерком: «Пользуясь случаем, хочу сказать», и пытался представить, что смотрят его соседи. Ведь если Гробовщиков был прав (Доктор играл со своей персональной матрицей, пытаясь периодически менять в ней некоторые детали – например, фамилию лектора), то каждый зритель смотрел свое собственное кино. И только он, Доктор, вынужден был каждый раз смотреть один и тот же фильм до одного и того же момента, а именно до той сцены, когда он входит в кинозал. Если бы фильм продлился дальше, он бы создал множество трудностей и противоречий, которые не вяжутся с печально известными Доктору постулатами квантовой механики. Увы, знания не только расширяют, но и сужают мир.

Надо будет сходить в кино, когда эта история подойдет к концу, решил Доктор. С другой стороны, где уверенность в том, что, будучи главным героем, он не будет убит, ведь нет никакой гарантии, что эта история не станет драмой.

Доктор посмотрел на часы. Свободного времени больше не было, и он отправился на вечеринку к другу. Тот праздновал очередную победу. Без всяких лекций Гробовщика он сумел построить свою личную матрицу так, что был преуспевающим модным адвокатом.

Как писал в одной из книг Гробовщиков, относительность времени легче всего наблюдать на вечеринках и званых обедах. Так, опоздав на день рожденья, можно прийти значительно раньше времени, а вернувшись раньше с работы, можно понять, что безнадежно опоздал.

Доктор пришел вовремя и, тем не менее, опоздал. Гости уже сидели за столом. Адвокат не любил долго ждать, когда выпивка была на столе. Можно заставлять ждать кого угодно, но только не божественный напиток, – любил говорить он.

– Я застал их врасплох, – хвастался адвокат, – они были готовы ко всему, как им казалось. Но к этому…

Как выяснилось, клиент обвинялся в надругательстве над трупом. Следствие учло все, кроме того, что труп в момент надругательства не был трупом. Это и сумел доказать адвокат, а так как обвинения в убийстве никто не выдвигал, клиент был оправдан.

– Как у тебя с работой? – спросил адвокат Доктора, закончив свой рассказ.

– Терпимо, – ответил доктор.

– Тогда я к тебе пришлю одного клиента.

– Кого?

– Он из прокуратуры.

Доктор поморщился. Он инстинктивно не любил представителей силовых структур, как лиц, наиболее склонных к не спровоцированной агрессии.

– Да нет, он кайфовый мужик.

– Как звать?

– Леденец.

– Хорошее имя для мента.

– Он следователь прокуратуры.

– Тем более. С такой фамилией ему только в президенты баллотироваться.

Глава третья

Коня! С конем…

С конем да хоть и в покер!

Подглава 1

Следователь прокуратуры Леденец сидел у себя за столом и читал анекдоты из рассылки, когда поступил телефонный звонок. Убийство. Он неохотно выключил компьютер, надел туфли, – когда его не беспокоили, он любил сидеть босиком, – и вышел из кабинета. По дороге он зашел в туалет, и только после этого спустился вниз, где его уже ждали старые «Жигули» с водителем и прокурором района. Машина долго отнекивалась, приводя всевозможные доводы, но настойчивость водителя (другой машины все равно не было) оказалась сильней, так что вскоре пару раз чихнув для приличия, двигатель завелся, и машина, бормоча про себя проклятия, отправилась к месту преступления.

По дороге обсуждалась сравнительная характеристика Масяни и жены начальника милиции, которые выглядели, как близнецы.

Покойный жил в частном доме в одном из районов светлого будущего. Ворота были открыты, а весь двор заполонили милицейские машины. Приехавшие вошли в дом. Леденец профессиональным взором отметил, чистоту и порядок, которые царили в доме до появления там сотрудников милиции.

К моменту их прибытия по дому уже бродили: дежурная следственно-оперативная группа УВД города в составе: ответственного по УВД, дежурного следователя, дежурного опера и дежурного эксперта-криминалиста; участковый инспектор милиции; судебный медик; родственники потерпевшего в лице бывшей жены и дочери; два ответственных лица из очень серьезного министерства.

Все, кроме работников министерства, были не в настроении. Родственникам по регламенту надлежало быть скорбными, а сотрудникам милиции и прокуратуры приходилось держать себя в руках, чтобы не ляпнуть чего лишнего. Покойный был птицей слишком большого полета, чтобы можно было вести себя обычным образом: с шутками, весельем и пугающим посторонних цинизмом. К сожалению, ни родственники, ни люди из министерства не были расположены к проявлениям здорового юмора, который никогда еще не мешал работе, даже в похоронной компании.

Супруга и дочь покойного сидели в гостиной и сопели носами точно два плохих водопроводных крана. Дочка была симпатичной, но стервозной. «Сука», – подумал о ней Леденец, но ничего не сказал. Жена симпатичной не была, что, не мешало и ей быть сукой. Их внешнее несоответствие друг другу не могло не навести склонного к бытовой философии Леденца на размышление о капризах и чудачествах природы. Он еще раз ощутил острый приступ досады: присутствие посторонних и ранг покойного делали невозможным обсуждение данного вопроса с коллегами. Выматерившись, опять не вслух, он решил осмотреть тело.

Оно лежало в собственном кабинете на дорогом светлом ковре, который невозможно было бы отстирать. Леденцу стало жаль ковер. Он давно мечтал о таком ковре, но нынешнее положение на служебной лестнице автоматически зачисляло мечту в классификационный класс несбыточных. «Может, поговорить с родственниками, вдруг согласятся продать», – подумал Леденец, но, вспомнив выражения лиц жены и дочери, с грустью отогнал от себя эту мысль.

Рядом с телом стоял мольберт с пришпиленным к нему подготовленным по всем правилам холстом. На нем были мозги и кровь покойного. Леденец посмотрел на получившуюся картину.

– Великолепно! – вырвалось у него.

Это действительно был шедевр мирового уровня, достойный украсить собой стены Эрмитажа. Работа была незаконченной: скорее всего, убийцу кто-то спугнул, трогать же рисунок в таком состоянии было подобно убийству, причем убийству не какого-то там денежного мешка, а произведения искусства, на что эстетически развитый преступник пойти не мог. Преступнику оставалось подождать, когда высохнет кровь, вскрыть картину защитным лаком, поставить подпись, и… Удачная продажа картины гарантировала безбедное существование в течение долгих лет. Леденец представил, как грязные руки (почему-то он представил себе именно грязные руки) родственников покойного небрежно хватают это произведение искусства, и его бросило в пот от острой ненависти не только к родственникам покойного, но и к родственникам вообще.

– А вот хрен вам! – сказал Леденец вслух. – Картина относится к вещественным доказательствам и подлежит изъятию в интересах следствия с последующей, в интересах же следствия, ее потерей. – Леденец уже видел картину на стене у себя дома. – Хрен вам! – повторил он.

– Хрен хрену рознь, – весомо заметил Михалыч, пожилой и очень старательный криминалист.

– Это точно, – согласился Леденец.

– Ты это, Михалыч, – решил он все-таки сказать криминалисту, – проследи, чтобы с холстом тут поаккуратней.

– Будет сделано, – ответил тот и понимающе посмотрел на Леденца.

– Ладно, мне надо поговорить с родственниками покойного, – смутился следователь прокуратуры.

Для беседы была выбрана одна из многочисленных комнат. Кинозал, как пояснила дочь. В комнате был диван, несколько кресел, столик на колесиках, большой телевизор и «домашний кинотеатр».