Бывшая жена ничего толком не рассказала. Официально они в разводе не состояли, но давно уже жили по отдельности. Виделись редко, исключительно случайно на каких-либо светских мероприятиях. Врагами, как и друзьями не были.
– Обычные чужие люди, – закончила она свой рассказ и закурила дорогую сигарету.
– То есть вы являетесь единственной наследницей? – спросил Леденец.
– Наследницей? Не смешите. В этом доме мне принадлежит практически все. Пожелай я что-либо забрать, он бы даже и пикнуть не посмел.
– Почему вы так в этом уверены?
– Потому что он был никем, одной из тех обезьян, кого в людей превращает брак. И он прекрасно это понимал, так что убивать его, если вы именно это имели в виду, у меня резона нет.
– А у кого-нибудь другого, как вы думаете, был резон убивать вашего мужа?
– Ради денег? Нет.
– А не ради денег?
– А не ради денег… Это уже вне моей компетенции, – сказала она, явно желая прекратить беседу.
– Вы позволите еще один вопрос?
– Спрашивайте, – в ее словах было удивление и легкая досада на непонятливость следователя.
– Вы не заметили, в доме ничего не пропало?
– Я давно уже здесь не бывала, чтобы ответить на ваш вопрос. Надеюсь, все?
– Благодарю вас за то, что уделили мне время, – сказал Леденец, почему-то чувствуя себя идиотом.
Взгляд бывшей жены покойного сказал Леденцу, что она полностью разделяет это мнение.
Дочка, теперь уже тоже бывшая, курила сигару и смотрела куда-то сквозь Леденца, словно его здесь не было. На вопросы она отвечала по большей части однозначно. Ничего интересного. Леденец уже начал откровенно скучать, как вдруг…
– Она мне не мать, – сказала дочка, когда Леденец в очередном своем вопросе сослался на бывшую жену покойного.
– Что? – переспросил Леденец.
– Она мне не мать. Я так называемый внебрачный ребенок. Это я говорю для того, чтобы вы больше нигде не раскапывали эту тему.
– Скажите, вы не заметили, в доме ничего не пропало? – Спросил Леденец.
– Скорее, появилось.
– Что?
– Мольберт. Его раньше не было.
– Вы уверены?
– На все сто. И это странно.
– Ну, может, ваш отец пригласил для чего-то художника?
– Исключено.
– Почему вы так категоричны?
– Отец бы мне об этом сказал. И еще… По-моему не хватает одной шахматной фигуры.
– Вы думаете, это принципиально?
– У отца очень редкие, дорогие шахматы старинной работы. Они стоят в гостиной в специальном шкафу.
– Думаете, кто-то похитил одну шахматную фигуру, когда можно было бы украсть их все?
– Это особенные шахматы, и украдены они особенным человеком.
– Вы уверены?
– Абсолютно.
– Почему?
– Потому что уверена, – отрезала она.
– Вы не сказали, какая фигура пропала, – вспомнил Леденец.
– Белый единорог.
– Вы играете в шахматы?
– Немного.
– В шахматах нет единорога.
– В отцовских есть. Все?
– Да, спасибо большое.
– Не за что.
– Итак, господа, что мы имеем? – спросил Леденец, когда следственная бригада осталась без посторонних.
Рассматривались пять версий случившегося:
1 естественная смерть,
2 самоубийство,