Ночь за спиной. Сборник избранных произведений

– Есть ещё кое-что, о чём ты, возможно, не подумал, – сбавив тон, тихо добавил он. – Остальные ребята нашей команды. Как быть им?

– А при чём тут они? – удивился я.

– Они пока ни о чём не догадываются, – сказал тренер. – Предполагают, что ты сильней, чем они думали раньше, но пока очень слабо представляют, насколько сильней. Ты не сможешь скрывать это вечно, рано или поздно они всё поймут. Как они будут чувствовать себя при этом? Кем они будут считать тебя?

Снова повисло молчание. Последнее было действительно важно для меня. Я вовсе не хотел становиться белой вороной – изгоем среди своих друзей, монстром, от которого все отвернутся. Я хотел жить нормальной человеческой жизнью, и я был совсем не готов отказаться от каких бы то ни было её составляющих.

– Тебе больше не нужны мои тренировки, – добавил он, – всё, что тебе нужно, – это тренировать контроль над собой и стараться сдерживать свои новые возможности, которые у тебя будут проявляться.

В кабинет к тренеру заглянул Сергей, мой одноклассник и капитан нашей команды.

– Иван Трофимович, скоро тренировка? – спросил он. – Ребята уже собрались. Володя, привет! Ты как? – обратился он уже ко мне.

Я молча пожал плечами.

– Скоро начнём, Сергей, передай ребятам, пусть готовятся, подождите ещё несколько минут, – ответил Иван Трофимович.

Сергей вышел за дверь.

– Так вот, Володя, – обратился тренер ко мне, взглянув мне в глаза, – очень жаль, что всё так вышло. Прости ещё раз за то, что приходится так поступать с тобой. Но ты ведь и сам почти решил то же самое.

Я снова вместо ответа пожал плечами.

Я вовсе не был уверен, что до разговора с тренером безоговорочно решил покинуть секцию. Мне казалось, что я, наоборот, искал причины остаться.

Тренер грустно взглянул на меня.

– Надеюсь, Володя, после случившегося мы врагами не станем, – сказал он. – Мы ведь теперь, можно сказать, товарищи по несчастью. Не исчезай, заглядывай как-нибудь.

– Хорошо, Иван Трофимович, – ответил я.

Больше мне ответить было нечего – мы уже всё сказали друг другу. А после такого разговора незачем было и оставаться. Я встал и, не глядя на тренера, вышел за дверь, забыв пожать ему руку.

В тот момент я думал, что обратно никогда не вернусь.

Я ушёл, чувствуя себя обиженным. Злой на весь свет, который вдруг, так неожиданно, ополчился на меня. Мне казалось тогда, что все, кто окружают меня, стараются мне помешать, остановить, усложнить моё продвижение вперёд.

Я шёл по улице и еле сдерживал слёзы.

Мой привычный мир, мой образ жизни в одночасье оказался разрушен, и я в тот момент не очень представлял, что делать дальше. Я шёл и тихо ненавидел всех – своего тренера, своего бывшего друга Сашку, его подругу Свету, даже Сергея – капитана нашей команды. Я думал, что все они так или иначе причастны к тому, что случилось со мной, и вольно или невольно делают мою жизнь невыносимой.

– Это нужно тебе… – еле слышно повторял я услышанные слова.

– Что, что мне нужно, Иван Трофимович? – спрашивал я, не рассчитывая получить ответ. – Откуда вы можете знать, что нужно, а что не нужно мне, если я сам этого толком не знаю?

Я шёл к себе домой, и мне было невыносимо грустно.

Я понимал, что уже завтра всё для меня станет по-другому.

Да что там завтра, уже сегодня изменилось всё. Я представлял, как приду к своей маме, и она меня спросит:

– Володя, ты как? Что делал сегодня вечером? Как успехи? Что будешь делать завтра?

Что я должен ей ответить? Спасибо, плохо. Сегодня вечером разговаривал со своим тренером. Успехами то, что случилось, назвать нельзя, после нашего разговора он выгнал меня из секции. Завтра я пойду в школу, а после школы мне будет делать совершенно нечего, настолько нечего, что даже тошно жить.

Этого я сказать ей не мог, но и врать я ей так и не научился, она всё равно всё увидит и всё поймёт….

Я открыл своим ключом дверь квартиры, вошёл в прихожую. Постарался раздеться как можно тише и незаметно пройти в свою комнату.

– Володя, зайди на минутку, пожалуйста, а то мне сейчас не отойти от плиты, – позвала мама из кухни.

– Хорошо, мама, – ответил я, – только зайду в ванную, нужно вымыть руки.

Я включил воду и взглянул на себя в зеркало. Странное, потерянное лицо, беспокойный взгляд. Я был похож на затравленного зверька, который не ждёт от будущего ничего хорошего. Нужно срочно что-то с собой делать, думал я, она сразу догадается, что со мной не всё благополучно, начнёт задавать вопросы, а я ничего не смогу ей толком ответить.

Я вошёл в кухню, мама взглянула на меня, и я увидел, что она всё поняла.

Она выключила газовую плиту, на которой стояла кастрюля с чем-то недоваренным, наскоро вытерла руки кухонным полотенцем и подошла ко мне.

Я не удержался и обнял её, она обняла меня в ответ.

– Бедный, бедный мой мальчик, – сказала она, поглаживая меня по голове. – Что бы ни случилось, Володя, – добавила она, – знай, что на этом свете нет ничего непоправимого.

– Не знаю, мама, – грустно ответил я, – сейчас мне кажется по-другому.

– Не хочешь рассказать? – спросила она.

– Извини, но пока мне трудно об этом говорить, – ответил я.

Моя мама была мудрая женщина, она не стала ничего выпытывать, мы просто стояли, обнявшись, она гладила меня по голове, и от этого мне становилось значительно легче.

***

Я смотрел на себя с высоты прожитых лет и видел, насколько же я был наивен тогда, насколько самолюбив и эгоистичен. Оказавшись в странном месте, в преддверии чего-то нового, я всё увидел по-другому. Здесь не было ничего, что требовало сравнения, здесь не было и не могло быть компромиссов, и всё являлось тем, чем было на самом деле.

Я видел, как я неуверенно продвигался вперёд – жалея себя, ругая в душе своих друзей, не понимая тогда, что они ни в чём не виноваты. Они, так же как и я сам, пытались жить, принимали решения, совершали поступки. Делали это в соответствии со своими, им одним понятными правилами. Пытались двигаться дальше в своём собственном направлении, и никто из них не ставил цели мне навредить. Всё, что происходило со мной тогда, было следствием череды моих собственных неправильных действий.

То, что я ушёл из спорта безвозвратно, было моим выбором – моим, и ничьим больше.

Там я этого не понимал.

Там я ещё не знал, что по-другому и не бывает.

Никто и ничего с нами не делает – мало того, и не может сделать, пока мы сами не позволим это.

Мы отдаём себя на откуп случайностям и обстоятельствам только тогда, когда не можем позволить себе быть независимыми, когда не можем взять на себя ответственность, которая при этом неизбежно возникает, и прежде всего перед самими собой. Это трудно и страшно – плыть по течению намного легче. Сопротивляясь обстоятельствам, приходится принимать решения, делать выбор, менять что-то в себе и вне себя – при этом потери неизбежны. Если выбор окажется неудачным, можно потерять всё и остаться ни с чем. Но если выбор окажется правильным, а решимости и сил хватит, награда может превысить любые потери. Жизнь неизбежно наполнится снова, и она окажется наполнена так, как нужно тебе.

Тогда я этого понять не мог, у меня не было для этого нужного опыта. В отчаянье жалел себя, злился на кого-то, самолюбие не позволяло взглянуть на ситуацию с другой стороны. На самом деле вариантов развития событий было несколько.