По следам Князей Юсуповых

Николай Борисович Юсупов в течение долгих лет был не только доверенным лицом императрицы, но и хорошим другом. Она могла с полной уверенностью доверить князю самые деликатные и ответственные дипломатические поручения. Более того, Юсупов был ее личным агентом по вопросам приобретения художественных экспонатов для пополнения Эрмитажа и других дворцов. Екатерина постоянно переписывалась с князем, их диалог был дружеским и кокетливым, что свидетельствует о многом.

С особым вниманием Н. Б. Юсупов в то время заботился о своих малолетних племянниках, детях сестры Елизаветы Борисовны Юсуповой (1743–1770) и генерал-майора князя Андрея Михайловича Голицына (1729–1770). Рано, в один год скончавшиеся родители оставили трех сыновей-сирот Михаила (1765–1812), Бориса (1766–1822) и Алексея (1767–1800), воспитанием которых занимались не только их официальные опекуны из рода Голицыных, но и Николай Борисович. В начале сентября 1780 года Н. Б. Юсупов представил своих племянников при дворе, чтобы получить разрешение на их заграничное образовательное путешествие по собственному опыту. Старший из братьев, Михаил, написал об этом событии своей бабушке, Ирине Михайловне Юсуповой: «Милостивая государыня бабушка. Мы позабыли написать, что мы были с дядюшкой Князем Николаем Борисовичем у Князя Григория Александровича Потемкина и обоих майоров нашего полку. Князь Григорий Александрович докладывал об нас Ея Величеству и получил дозволение отпустить нас в чужие края. Милостивая государыня бабушка-Ваш послушнейший внук-князь Михайло Голицын». Мальчиков представили светлейшему князю Г. А. Потемкину (1739–1791), фавориту Екатерины II, и Н. И. Панину (1718–1783), возглавлявшему Коллегию иностранных дел. Полученное разрешение позволило опекунам отправить юношей для обучения в Лейденский университет, где Юсупов надеялся на содействие знакомого ему профессора Валькенара. Кстати, портреты племянников и их родителей бережно хранились Николаем Борисовичем…почему то, в его южном имении, слободе Ракитной! Я там был, но их не видел!

С сентября 1781 по ноябрь 1782 года князь Юсупов выполнял ответственное государственное задание, он готовил, сопровождал и участвовал в проведении визита графа и графини Северных в Европу. Под этим псевдонимом скрывались Великий князь Павел Петрович и его супруга Мария Федоровна, дабы подчеркнуть частный, неофициальный характер поездки. Согласно предписанию, Юсупов встречал великокняжескую чету в Вене, откуда путешественники направились в Венецию, Падую, Феррару, Болонью и в март провели в Риме, где все жили в подготовленных Юсуповым номерах гостиницы «Город Лондон», расположенной на Испанской площади. В Италии князь представил чете Северных всех своих знакомых художников, скульпторов, которые были рады предоставить для покупок свои произведения. Он познакомил великого князя с Помпео Батони (1708–1787) – самым модным тогда живописцем, который написал портреты четы Северных. Оригинальные портреты, исполненные Батони, до 1941 года хранились в Гатчинском музее-дворце, сейчас они считаются утраченными во время Второй мировой войны. В мае-июне 1782 года великокняжеская чета находилась в Париже. В Шантильи принц Конде устроил им великолепный прием, где парк и дворец так понравились Павлу, что он попросил сделать ему альбом чертежей, по которым он позже в столь любимой ему Гатчине сделал нечто похожее. (Я там был и все видел в этой Гатчине, дворец, озера и всякие парковые затеи). Из Парижа путешественники направились в Брест, Фландрию, Брюссель, Антверпен, и через Вену вернулись в Петербург, где в Павловске для украшения дворца разместили многие свои художественные приобретения из Европы.

«Роль талантливого дипломата». В 1783 году началась дипломатическая карьера князя в ранге посланника. Екатерина Вторая подписала «Указ» Коллегии иностранных дел «О назначении камергера Двора Ея Величества Князя Н. Б. Юсупова чрезвычайным посланником и полномочным министром при королевском Сардинском дворе» в Турине. При дворе короля Сардинии Виктора-Амедея III по отзывам современников он проявил себя «как человек ума тревожного и беспокойного, с характером интригана».

Некоторые русские путешественники, кому довелось повстречаться с Николаем Борисовичем в Италии, отмечали, что он даже, находясь за границей, вел свой привычный образ жизни – постоянно посещал оперу, концерты и балы. Также по словам современников, князь любил танцевать и считался прекрасным бальным танцором. Неудивительно, что и в Италии Николая Юсупова все время окружали самые красивые и интересные женщины. Темпераментные и свободные от предрассудков они с удовольствием нарушали приличия, а их мужья не забывали о щедрой княжеской благодарности. Он часто посещал Туринский двор, послушать новую музыку, развеяться в приятном женском обществе, и выполнить тайно ответственные государственные задания. Самыми важными и серьезными оказались переговоры Юсупова с самим Папой Римским.

Пребывание Н. Б. Юсупова в Петербурге в доме на Английской набережной 26 вновь было кратким. В марте 1783 года он продает дом на Миллионной улице, перешедший к нему по завещанию сестры Евдокии, герцогини Курляндской, у которой он жил в Митаве вначале своего первого путешествия «за наукой» в Европу. Она позже в 1778 году развелась с мужем-герцогом Петром Бироном из-за отсутствия детей, вернулась в Петербург, купила дом на Миллионной улице № 22, «с фасадом украшенным мраморными колоннами и с портиком с хрустальными фонарями», построенным самим Антонио Ринальди, «но не была счастлива, и умерла от непомерного, неудовлетворенного честолюбия».

Покупает дом у Юсупова княгиня Екатерина Петровна Барятинская, рожденная принцесса Гольштейн-Бек (1750–1811), супруга (с 1767) князя Ивана Сергеевича Барятинского (1740–1811), фрейлина Екатерины II, кавалерственная дама ордена Св. Екатерины. Князя Барятинского хорошо знал Николай Борисович, тот был с 1773 по 1785 год – чрезвычайный посланник и полномочный министр в Париже. Его пребывание на этом посту связано с периодом сближения Франции и России. Тогда говорили, что Великий Князь Павел Петрович был влюблен в Е. П. Барятинскую, а ее связь с графом Андреем Кирилловичем Разумовским (1752–1836) послужила причиной разрыва с мужем. Ну, а другую жену князя Барятинского мы хорошо знаем по его фамильной усадьбе «Марьино» в Курской губернии, но это уже совершенно другая история.

В 1784-ом году Николай Борисович посетил Ватикан и получил аудиенцию у Папы римского Пия Ш, чему предшествовала секретная инструкция от Екатерины Второй. На удивление всем, Папа принял Юсупова так великодушно, что даже разрешил князю устроить копирование лучших живописных украшений Ватикана. Копии исполнялись в 1778–1787 годах группой художников под руководством Христофора Уинтербергера (1731–1798), проявившего себя талантливым копиистом. Копии с Лоджий Рафаэля снимались на полотна и частями отправлялись в Петербург. Галерея, пристроенная к Эрмитажу в 1783–1792 годах Джакомо Кваренги, позволила точно воспроизвести ватиканскую, исполнив один из самых грандиозных художественных проектов русской императрицы.

В 1785 году из-за неподобающего его статусу поведения графа Андрея Разумовского при Дворе Неаполитанского короля, Николаю Борисовичу пришлось исправлять дело, добиваясь для реабилитации аудиенции у короля Фердинанда Первого и передавать самые искренние извинения царицы Екатерины Второй.

В Италии Николаю Борисовичу удалось собрать громаднейшую коллекцию произведений искусства, он посещал мастерские практически всех известных художников и скульпторов, дружил с Антонио Кановой (1757–1822), который позже изваял ему из мрамора лучшие свои работы «Амур и Психея», «Гений смерти», которые хранятся ныне в Эрмитаже.

Повстречавший князя в 1785 году в Риме родственник С. Р. Воронцова, Василий Николаевич Зиновьев, член масонской ложи «Новый Израиль» и типичный дилетант в искусстве, не понимал и не принимал нового художественного вкуса. Он оставил в своем «Журнале путешествия» и свои впечатления о встрече с князем Юсуповым: «Нашел наших двух министров здесь Юсупова и Разумовского (Андрея Кирилловича-посланника в Неаполе). Первый все таков же: покупает здесь картины весьма дурные, как мне кажется, разные инвенции шандалов делает (?), которые совсем татарского вкуса, занят маханьем здесь, как и в Турине, одним словом-все, тот же, как и был». Маханьем в 18 веке называли ухаживание, волокитство и прелюбодеяние. Николай Борисович был известным женолюбом, и за ним это водилось, как отмечали современники, и в юности, и в глубокой старости.

В феврале 1787 года в жизни Николая Борисовича происходит важное событие, он получает первые награды – польские ордена Станислава Августа и Белого Орла, которыми его наградил король Станислав Август Понятовский – любовник Екатерины Второй и в последствии хороший друг нашего князя.

По возвращении в Россию, Николай Борисович становится заметней шей фигурой уходящего десятилетия правления императрицы Екатерины Великой. Под руководство князя перешли все основные художественные заведения России, ему пришлось получить пост Президента Императорской Академии Художеств, а позже и начальником всех Императорских театров.

Мудрый и обаятельный князь всегда имел немало недоброжелателей и завистников, разумеется, о нем всегда ходили разнообразные слухи и сплетни. Среди всех можно выделить исторический анекдот, имеющий реальную основу.

Однажды Юсупов обедал с царицей и на обед подавали гуся. Екатерина спросила князя, припоминая его европейские привычки: «Известно ли Вам князь, как следует разрезать столь важную птицу?

– Мне ли не знать, отвечал Николай Борисович с улыбкой и сарказмом на лице. – Эта птица в свое время дорого обошлась нашему роду, моему предку даже пришлось поплатиться за нее половиной своего состояния! – Как так? – удивилась царица. – Как-то пригласил мой прадедушка Дмитрий Сеюшевич патриарха Иоакима на обед в постную пятницу на Страстной неделе и по незнанию подал на стол жареного гуся вместо рыбы. Патриарх, думая, что это была рыба искусно приготовленная, съел, похвалил гостеприимного хозяина, а потом, когда понял, что согрешил, рассказал обо всём царю. Царь Федор Алексеевич, это угощение от мусульманина воспринял как религиозное оскорбление и приказал забрать у прадедушки половину его имущества. Только принятием Православия, после долгих раздумий, смог исправить Дмитрий Сеюшевич свою вину, и царь вернул ему отнятое.

Екатерина долго смеялась, выслушав эту старинную историю, после чего сказала с улыбкой: «Ну, ничего, князь, у тебя и без того немало осталось. В случае чего и меня, и мое семейство прокормишь».

В действительности финансовые дела князя в то время были запущены, по возвращении на Родину он уже не застал в живых тяжело болевшую мать, княгиню Ирину Михайловну. За пару месяцев до смерти, 20 января 1788 года, Ирина Михайловна написала и отправила Николаю Борисовичу последнее письмо, наполненное самыми теплыми словами и материнской любовью, а также гордостью за единственного сына, которого, как она предполагала ей больше не увидеть. Николай Борисович приказал каждый год в день памяти святой мученицы Ирины в приходском московском храме Трех Святителей у Красных ворот отмечать «День памяти Ея Сиятельства покойной княгини Ирины Михайловны» положенной заупокойной службой. Переехав позже в Москву, князь обязательно присутствовал на ежегодных панихидах по своим родным, точно следуя народной мудрости «Живы родители – почитай, умерли – поминай!».

В 1790-е годы произошел стремительный взлет карьеры Н. Б. Юсупова. Проявляя редкую трудоспособность и организаторский талант, он в полной мере демонстрирует преданность русскому престолу, как стареющей императрице Екатерине II, так и близкому ему императору Павлу I. Учитывая дружеские связи и государственные посты Юсупова, его следует назвать, прежде всего, человеком Павловской эпохи.

При коронации Павла I в 1797 году он впервые назначен верховным маршалом коронации, который пожаловал князя высшей наградой империи орденом святого апостола Андрея Первозванного. Во второй раз в 1801 году, при коронации Александра I, князь был пожалован алмазными знаками к ордену святого Андрея Первозванного, и в третий раз, в 1826 году при коронации Николая I. За бессрочное служение отечеству князь был награжден редчайшим знаком отличия – эполетом, усыпанным жемчугом и бриллиантами.

В октябре 1792 года Юсупов возглавил императорский Фарфоровый завод, который в скором времени прославил русское искусство и императорскую фамилию. Екатерина Великая ценила деловые и организаторские способности князя и просто забрасывала князя поручениями, то он решал проблемы шпалерного производства и театрального дела, то очередной курьер из Зимнего Дворца доставлял Юсупову еще один Высочайший Рескрипт: «Купленный Нами у наследников покойного Князя Потемкина Таврического стеклянный завод поручаем Мы в управление Ваше и желаем, чтобы Вы употребили всемерное старание о приведении оного в цветущее состояние».

«Жизнь в искусстве…», комплектуя царские художественные собрания, Юсупов, разумеется не забывал и о собственной коллекции, щедро оплачивая иногда и за свой счет европейские заказы. В 1797 году старый знакомый князя по Италии знаменитый скульптор Антонио Канова изваял для князя свой очередной шедевр, статую «Амур», которая была оплачена золотом, драгоценного металла было столько – сколько она реально весила! Архангельское до сих пор хранит два произведения талантливого скульптура из некогда большого собрания – это бюсты Париса и мадам Рекамье-хозяйки знаменитого светского салона в Париже, который часто посещал Юсупов.

В 1800 году венецианский торговец картинами и комиссионер Пьетро Конколо (1748–1810) привез из Италии партию картин для продажи их Императорскому Двору, но Павлу Первому они почему-то не понравились, и как следует догадаться двенадцать произведений искусства, приобрел Юсупов. Та партия антиквариата включала в себя два огромных полотна из шести картин знаменитого Джованни Батиста Тьеполо (1696–1770) «Встреча Антония и Клеопатры» (1747) и «Пир Клеопатры». Четыре вертикальные картины позже сгорели, но два громадных горизонтальных полотна сохранились и до сих пор украшают Архангельское, периодически меняя места хранения. На полотнах представлена встреча Антония с Клеопатрой в Александрии в 34 году до н. э. после похода Антония в Армению, где он захватил в плен армянского царя Артавазда II, и пир Клеопатры в честь Антония, на котором царица растворяет драгоценную жемчужину.

«Влиянье красоты ты живо чувствуешь».

    А. С. Пушкин

Юсупов был очень удачливый коллекционер, у него был дар чувствовать вещи, и они к нему сами «приходили». Так в Москве, уже будучи в преклонном возрасте, Николай Борисович, как говорится. «случайно» приобрел прекрасный мраморный бюст своего хорошего знакомого Вольтера, причем за минимальную цену.

В 1795 году, Екатерина Великая поручила ему возглавить Комитет «По расследованию следствия по делу о восстании в Польше». Николай Борисович рассматривал это поручение, как продолжение семейной «традиции» по расследованию всевозможных злоупотреблений и мздоимств.

«Тебе, князь, жениться пора!», сказала Екатерина Великая и искренне любившая и уважавшая князя решила устроить семейное счастье Николая Борисовича, которому в начале 1790-х годов уже было под сорок. Но не менее князя Юсупова Екатерина еще обожала племянниц светлейшего князя Григория Александровича Потемкина-Таврического и пожелала выдать их всех замуж. Богатый и влиятельный дядя души не чаял в своих племянницах, воспитывал и баловал их, ну и по своим феодальным предрассудкам, он считал необходимым воспользоваться «правом первой ночи» с каждой из них, и как говорили злопыхатели, не только первой.

В 1793 году в возрасте 43-х лет Юсупов женился на младшей племяннице Потемкина, Татьяне Васильевне Энгельгардт (1769–1841), которой как раз и достался, по умозаключениям императрицы, лучший жених империи. Несмотря на пылкий нрав, перечить царице было не в правилах Юсупова, «себе дороже выйдет», к тому же, и невеста была вроде привлекательна, правда, у нее уже были двое детей от первого брака, но все перекрывало ее огромной приданое в двадцать миллионов рублей доставшееся ей в наследство от влиятельного дядюшки. Первый муж Татьяны Васильевны, Михаил Сергеевич Потемкин утонул в 1791 году, оставив ее с двумя детьми, дочерью Екатериной (1787–1872) и сыном Александром (1788–1872). Кроме того, Екатерина II, являясь в роли родственницы и свахи, подарила новобрачным еще «немного». Молодые сочетались браком в церкви Зимнего дворца, после чего они уехали на Фонтанку, в новый дворец князя, где и суждено было пройти первым годам их не слишком счастливого брака.

Князь Юсупов был и сам богат, ну а после женитьбы на несметно богатой племяннице Потемкина, он стал еще богаче. Современник князя отмечал. Что когда у него спрашивали: «Что, князь, имеете ли Вы имение в такой-то губернии или уезде?» – он отвечал: «Не знаю, надо справиться в памятной книжке». Тотчас управляющий приносил ему памятную книжку, в которой по губерниям и уездам были расписаны все его имения, и почти всегда оказывалось, что у него там было имение. Богат ли был князь Григорий Александрович Потемкин-Таврический? Об этом можно судить по тому, что по его смерти все его имущество перешло к племяннику и пяти племянницам: на долю каждой пришлось по 18 миллионов рублей, кроме недвижимых имений и движимости, стоившей еще много миллионов. Графиня Браницкая не знала в точности своего капитала, но говаривала: «Мой капитал увеличился, и я думаю, что у меня должно быть миллионов двадцать восемь или немного более…»

Супружеская жизнь и странное, постоянное всегда «в разъездах» времяпровождение княжеской четы Юсуповых провоцировало различные пересуды в свое время в светском обществе. У супругов было двое общих детей, один из них – Николай-умер еще во младенчестве, а в 1794 году родился еще один сын, Борис, крестник Великого князя Павла Петровича. Этот брак еще более укрепил положение князя среди высшей знати Российской Империи, но любви во взаимоотношениях с женой не добавил. Потом после смерти Екатерины Второй они вообще разъехались, не стал князь жить с нелюбимой и навязанной женой, хотя оставался с ней в теплых и дружественных отношениях, когда приезжал из Москвы в Петербург, то всегда останавливался у нее в доме. Татьяна Васильевна Потемкина (Юсупова) в свою очередь, обладая недюжинной деловой хваткой. участвовала во многих хозяйственных делах и начинаниях супруга. Юсупов, обладая пылким нравом до последнего оставался самым преданным поклонником прекрасного пола, и так уж сложилось, что жить он привык свободно и вольготно, вероятно, он просто помнил совет Бомарше.

Долгое время Николай Борисович сожительствовал с певицей своего хора Анной Боруновой, портрет которой украшал один из залов дворца. Любовницей князя была юная крепостная балерина Екатерина Петровна Колосова, заслужившей право быть похороненной в родовой усыпальнице Юсуповых в Спасово-Котово. Екатерина Колосова умерла в 22 года во время очередных родов. Она родила князю двух сыновей, Сергея и Петра Николаевичей. Отец дал им фамилию Гирейские, очевидно в память о своих предках – крымских ханах Гиреях. Петр умер в семилетнем возрасте, а Сергей Николаевич прожил долгую безбедную жизнь за границей. Уже в престарелом возрасте князь взял к себе в наложницы 18-летнюю крепостную балерину Софью Малинкину.

Княгиня Т. В. Юсупова не избежала модного увлечения коллекционированием и на протяжении всей жизни собирала драгоценности.

В ее собрании были бриллиант «Полярная звезда» в 40 карат, алмаз «Альдебарант», огромный сапфир и жемчужина «Пелегрина» (Странница) величиной с грецкий орех в 33 карата, о котором следует сказать особо. В начале 17 века она принадлежала испанскому королю Филиппу IV, в 1666 году была подарена его дочери – инфанте Марии-Терезе по случаю ее свадьбы с королем Людовиком XIV. «Пелегрина» значилась среди драгоценностей французской короны вплоть до начала революции 1792 года. В 1826 году она была куплена в Москве Татьяной Васильевной. Юсуповы владели жемчужиной более 120 лет, она станет семейной реликвией, которую позже очень любила Зинаида Николаевна Юсупова, на многих портретах женщин рода Юсуповых эта жемчужина всегда присутствует. В мае 1957 года она была продана в Женеве, в Доме Кристи, анониму, говорят, что это был актер Ричард Бенсон, скупавший драгоценности для Элизабет Тейлор.

Кроме того, Юсупова владела множеством украшений, ранее принадлежавшим царственным особам: ожерельем с большой жемчужиной, купленной у испанского короля Филиппа IV, алмазной с жемчугом диадемой сестры Наполеона, королевы неаполитанской Каролины Мюрат, ожерельем из 42 черных жемчужин, бриллиантовыми серьгами Марии-Антуанетты. Собирала она резные камни, камеи и инталии с эмблемами и девизами, которых у нее было около 180. Такое собрание служило изысканным дополнением коллекций ее супруга. Татьяна Васильевна Юсупова вела довольно уединенный образ жизни, совершенно противоположный жизни супруга, любившего светские приемы, шумные празднества, театр, балы. Главным свои делом она считала воспитание детей. В то же время она была хозяйкой известного литературного салона, ее дом на Английской набережной 54 посещали Г. Р. Державин, В. А. Жуковский, И. А. Крылов, П. А. Вяземский, И. И. Козлов. Гаврила Романович Державин в 1804 году посвятил Татьяне Васильевне стихотворение «К Т. В. Ю.»:

«Иных веселье убегает…, С Тобой живет оно всегда:
Где Сердце, ум, краса сияет, Мне там не скучно никогда.
Являя благородны чувства, не судишь слабостей людских,
Объяв науки и искусства, воспитываешь чад своих!».

Удивительно, но даже смена монарха не оказала какого-то существенного изменения на положение и влияние князя при Дворе. Секрет «успеха» очень прост, князь Юсупов всегда много работал, регулярно покидал Петербург, занимался хозяйством и управлением своих земель и имений и старался не докучать императорской семье и лично Павлу Первому, но всегда оставался полезным и деятельным государственным чиновником, и приятным человеком в целом.

Во время пребывания в 1797 году в Петербурге бывшего польского короля Станислава Понятовского, амнистированного Павлом Первым, пригласившим посетить столицу, князь Юсупов стал сопровождающим своего старого знакомого, водил его в Эрмитаж, на шпалерные, зеркальные и фарфоровые мануфактуры, которые были под его управлением. В юсуповском архиве сохранилась короткая записка: «Князь Николай Борисович, Извольте взять Эрмитаж в свое ведение. Павел».

В 1799 году от Павла Первого Николай Борисович получил «право на родовое Командорство Ордена Святого Иоанна Иерусалимского, то есть мальтийский орден, магистром которого был сам император».

Павел Первый очень благоволил князю Юсупову и рассердился на него всего только один раз, за несколько часов до своей ужасной кончины. Князь Николай Борисович был в числе гостей императора в Михайловском замке в ту ночь, когда Павел был убит. Вечер проходил весело, ничто не предвещало ночного кошмара, и вдруг царь нахмурился: он сосчитал своих гостей, а их оказалось числом 13! Император помрачнел и вышел из-за стола. В зале было зеркало чудной работы, изготовленное на подмосковной фабрике князя Юсупова. В идеальной чистоте зеркале царь вдруг увидел свое искаженное воображение, и он отругал Юсупова, якобы за плохое качество изделия.

20 мая 1801 года указом императора Александра I Юсупов был назначен верховным маршалом предстоящей коронации и руководителем Коронационной комиссии, торжества проходили в Москве. «В самый день коронации ему были вручены алмазные знаки к ордену Св. Андрея Первозванного». Однако вскоре, как и многие придворные, входившие в ближайшее окружение императора Павла I, князь вышел в отставку по причине расстройства здоровья. К этому времени он имел чин действительного тайного советника, сенатора, был кавалером орденов Св. Владимира 1-й степени, св. Александра Невского, Св. Анны 1-й степени, Св. Иоанна Иерусалимского, Прусских Черного и Красного орла, Польских Св. Станислава и Белого орла. Современница князя Е. П. Янькова вспоминала, что «он имел все российские ордена, портрет государя, алмазный шифр, и когда не знали уже, чем его наградить, то была ему пожалована одна жемчужная эполета». После выхода в отставку Юсупов начинает энергично заниматься обустройством своих имений и вотчин.

Тайна. До сих пор остается загадкой все, что связано с внезапным появлением в феврале 1799 года в московском доме двух детей – Бориса Николаевича и Елизаветы Николаевны Ракитянских, происхождение которых и их родство между собой не установлены.

Детей привезли из слободы Ракитной и по распоряжению князя, который в то время был в Петербурге, поселили в «верхних барских покоях». Их воспитанием и образованием Юсупов занимался лично, и они пользовались всеми преимуществами детей из дворянских фамилий.

В ноябре 1805 года после длительной «легочной болезни» Борис Николаевич умер. Для князя это был страшный удар, от которого он смог оправиться лишь несколько месяцев спустя. Примечательно, что еще летом, когда у мальчика только появились первые признаки заболевания и об этом дали знать князю, находившемуся в Ракитной, он тотчас прервал свою поездку и возвратился в Москву.

Елизавета Николаевна продолжала жить в юсуповском доме, проводя летние месяцы в Спасском или Ракитной. Она получила неплохое по тем временам образование и в июле 1810 года вышла замуж за дворянина коллежского регистратора Александра Ивановича Фон-Вахтена. Все расходы на свадебные приготовления были оплачены Московской домовой канцелярии князя Юсупова. Тогда же в июле состоялось юридическое оформление «Доверенности», выданной Юсуповым Фон-Вахтену на управление княжескими вотчинами в Тульской и Орловской губерниях (Степные вотчины) и было оформлено пожизненное ежегодное содержание Елизаветы Николаевны в размере одной тысячи рублей. В качестве свадебного подарка невесте «с приказания Его Сиятельства было положено в сохранную кассу на приращение из 5 % от имени коллежской регистраторши Елизаветы Фон-Вахтен 5000 рублей».

С благословения князя новобрачные поселились в господском доме в маленьком и живописном уездном городке Епифани Тульской области, недалеко от села Робье (Орловская губерния), где находилось правление Степных вотчин князя Юсупова.

До конца своих дней Юсупов продолжал заботиться о Елизавете Николаевне и ее четырех сыновьях, которым положил ежегодный «пансион» по сто рублей каждому (с 1821 года по 400 рублей). После его смерти заботу об этой семье взял на себя его сын князь Борис Николаевич Юсупов.

В немногих сохранившихся письмах Елизаветы Фон-Вахтен она называет Князя Юсупова «отцом родным». «родителем», а его московский дом, в котором прошли ее детство и юность, именует не иначе, как «родительский дом» и «отеческий дом».