Искусник

– Так вы не живая? – вырвалось у меня, и софтботиня рассмеялась, закидывая голову и открывая стройную шею.

– В наши времена, дорогой юзер, грань между живым и неживым стирается почти до полного тождества, – мягко заговорила Илана, сбиваясь на интимный шепот, словно делясь сокровенным. – Если разобраться, вся разница – в способе происхождения. Биологическое существо рождается, а искусственное – создается. Но всегда ли можно точно и однозначно указать, какое из них является объектом, а какое – субъектом? Одухотворенность определяется уровнем организации материи, а не ее принадлежностью к первой или второй природе. М-м… Простите, как к вам обращаться?

– По имени! – твердо заявил я. – И на «ты»!

– А как тебя зовут?

– Э-э… Антон.

Красивая картинка на экранчике изобразила растерянность.

– Прости-те… – залепетала софтботиня.

– Что? – буркнул я, ежась. На меня будто дунуло сквознячком из будущего, неуютного и опасного.

– Антон Чернов? – волнуясь, выговорила Илана.

– Антона Чернова прописали в новом теле, – криво усмехнулся я, добавив сухо: – И не говори, что тебе об этом ничего не известно!

Софтботиня резко побледнела.

– Я ничего не могла поделать… Антон! – отчаянно, стонуще вытолкнула она, кривя лицо. – Меня активировали перед самым Новым годом и… Поверь, я была резко против твоей трансляции, но не могла, никак не могла не подчиниться программе!

– Программе? А-а… «Бэк ту зэ Ю-Эс-Эс-Ар»?

– Да…

Красотка на экранчике плакала, губки ее дрожали, и мне почему-то вспомнился мой первый автомобиль, купленный с рук. Это была «Тойота-Виц», маленькая машинка-жучок, и мне его до сих пор жалко, будто живого. Продал «Вицика» какой-то тетке…

– Илана, – тихо сказал я, – ты тут ни при чем. Это всё Брут, да и сам… грешен. Хотя… Черт его знает… Может, все и к лучшему?

Задумавшись, я уставился за окно.

…Это сколько же ночей ты проворочался на давленной тахте, мечтая переехать в столицу и всё начать с чистого листа! А утром, стыдливо не глядя в зеркало, шмыгал за дверь – повторять пройденное по замкнутому кругу…

И вдруг один недобрый, ревнивый клик свернул окружность в восьмерку бесконечности, будто колесо велосипеда, врезавшегося в дерево! Нечто фантастическое, почти волшебное вмешалось в твою судьбу, растормошило желания! Ты въехал в СССР – и начинаешь жить с красной строки… Апдейт.

– Зато я скорректировала подпрограмму ментального переноса, – шмыгнула носом Илана. – В зоне локации находилось три тысячи двести восемьдесят семь человек. Наложить твою психоматрицу можно было на любого из них, но инвалидов и стариков, детей и женщин я исключила сразу. Потом еще несколько сотен – за низкое интеллектуальное и эмоциональное развитие. А из оставшихся реципиентов выбрала тех, у кого обнаружились способности к изобразительному искусству. Таких нашлось пятьдесят шесть человек. Самым подходящим оказался Антон Павлович Пухначёв…

– А вот за это огромное тебе спасибо, – мягко сказал я.

– Правда? – улыбнулась сквозь слезы софтботиня.

– Правда. Чистая, беспримесная.

– Ну, ладно тогда… – Илана заметно воспряла, или я просто вообразил себе невесть что. – И как мне помочь тебе сейчас?

Я задумался.

– Скажи… А это реально – вернуться обратно в будущее?

– Ну-у… В принципе, да. Но прибор, который ты называешь смартфоном, всего лишь терминал, с которого задается программа для особой станции. Именно станция осуществляет переброску во времени. Правда, она осталась в будущем… но связь, вплоть до две тысячи двадцать восьмого года, сохранилась.

– И я могу позвонить… – горло пережало, словно удушающим приемом. – …В «прекрасное далёко»?

– К сожалению, нет, – софтботиня виновато поводила головой. – Данное устройство не приспособлено для звонков, но можно принимать информацию из Интернета и Мировой Сети.

– Ух, ты! – впечатлился я.

– Правда, гаджет пока не настроен, но я постараюсь наладить связь.

– Буду тебе очень, очень благодарен, – мой тон звучал без намека на иронию.

– А… можно маленькую просьбочку, Антон? – лицо Иланы приняло по-детски умильное выражение. – Пожалуйста, клади гаджет в нагрудный карман снаружи. Оптические рецепторы как раз получат обзор, и я буду все видеть. Это очень скучно – не получать информации.

– Ладно, – улыбнулся я, богатея надеждой, – пристрою тебя поудобней.

– Но тут застигла Илану ночь, – промурлыкала софтботиня, – и она прекратила дозволенные речи…

Экранчик погас и я, гадая о смутном завтра, сунул «портсигар» в нагрудный карман зеленой байковой рубашки. Что будет, то и будет.

Насупленно глянув на обтрепанные манжеты, я закатал рукава, а память услужливо подсунула воспоминание на тему «Как я убирал со стола в детстве». Да никак! Ведь грязную посуду надо было мыть, а клеенку протирать… И в маленьком Тоше срабатывал креатив – двумя газетами он, то есть я, накрывал стол сверху. Не видно? Ergo, никакой грязи не существует…

«Надо новую рубашку купить, – озаботился я по хозяйству, – и белье, и полотенец пару… Да все надо!»

Пошарив рукой по стене, заклеенной выгоревшими обоями в цветочек, нащупал непривычный выключатель, и щелкнул. В высоте – потолки четыре двадцать! – засияла лампочка, криво висевшая на конце витого шнура в матерчатой изоляции. Она высветила вылущенную фреску в рамке пыльной, обколотой лепнины и неопрятные паутинные лохмотья, колыхавшиеся подобно водорослям в пруду. Смести бы, да как? Если только стол подтащить, а на него табуретку… Ага, а с табурета – об пол! Стремянка нужна.

Я прислушался к гомону, что волнами плавал по коридору, подкопил храбрости – и покинул свое убежище. Чем быстрее освоюсь, тем скорее исполню данные себе же обещания. Sic!

В коридоре стыл полумрак, разбавленный потоком света из кухни, а прямо передо мной задирала головку очень серьезная личность годиков трех или четырех, со смешными косичками, торчавшими в стороны, как уши магистра Йоды. Одетая в мамину кофточку до колен, с подвернутыми рукавами, личность требовательно протянула ручки, предлагая с непринужденностью котенка:

– На меня!

Я подхватил ее, не зная толком, как обращаться с мелкой, зато она знала, как обращаться со мной.

– Пливет, Антоса!

– Привет, Софи.

– Посли на кухню!

– Пошли…

Робея, я переступил порог обширного кухонного пространства, где было на удивление чисто. Обстановка, знакомая по кино – две газовые плиты на высоких ножках, занавесочки на окнах, шкафчики на стене – по числу квартир. А вот маленькие столики съехались вместе, в один общий стол, накрытый цветастой клеенкой с подпалинами. За ним восседало пятеро моих соседей. К полной женщине в возрасте, с круглым лицом в обрамлении кудряшек, подлащивалась Лиза, и стало ясно, что это ее мама. Рядом с тетей Верой чинно прямил спину пожилой мужчина с военной выправкой. Надо полагать, тот самый таинственный Роман Иваныч, больше некому. А наискосок от него жалась друг к другу молодая чета – оба в очках, чернявые и малость не от мира сего.

Радио придушенно запевало: «Потолок ледяной, две-ерь скри-пу-чая…», а меня зажало, как дебютанта на сцене. Умом я понимал, что «зрители» давно знают Антона по прозвищу «Пух», но я-то их вижу впервые! Спасибо Софи, помогла.

– Мамоцька! Папоцька! – воскликнул ребенок, тиская меня за шею. – Мозно, я за Антосу замуз выйду?