Блаженство кротких

Покойные не были солнцепоклонниками. По объективным данным, смерти выглядели естественными. Но такие версии больше не рассматривались. И поэтому им присвоили номера тринадцать и четырнадцать.

Что у нас в активе?

Ерохин открыл блокнот. Чистый, как разум младенца. И стал по памяти выписывать чёрный список. Он помнил всех.

Записал четырнадцать фамилий. Подумал. Двоим поставил крестики – возможные солнцепоклонники. Пятнадцатым вписал Климова.

Провёл под ним черту. Ниже дописал лодочника и Овечникову (она скончалась накануне, не приходя в сознание).

Этих устранили явно.

Поразмыслив какое-то время, он разделил лист вертикальной линией, и в правой колонке первым вписал Козака.

Он был дверью на ту сторону. Дверь вела в пустоту и темноту. Ерохин сам прошарил все уголки. Ничего. Убитые горем родители – инженер и учительница, не вспомнили чего-либо необычного. Кроме одного – загадкой остался брошенный горный институт и внезапное желание служить в органах.

Как объяснил отец, они воспитывали в сыне самостоятельность и необходимость отвечать за свои поступки. Поэтому отнеслись спокойно.

Бывшая девушка лейтенанта, также не пополнила дело новыми сведениями. Ни сама, ни проверка её окружения.

Бросивший пост караульный, которого Палыч грозился турнуть со службы, временно сменил форму на больничную одежду из-за кишечной палочки.

Слишком много совпадений. Как в американском фильме.

А ещё, за всем этим смутно проглядывался зловещий облик какой-то секты, или маскирующейся под неё конторы, что подбрасывает клоунов, попадающих в сети Лотарёва. Ерохин явственно ощутил, что им не хватает сил. Тем более, с учётом возможного крота.

Пора привлекать спецслужбы.

Он решительно зашёл в кабинет полковника.

Выслушав, Можайский отвернулся и тяжело вздохнул. – Думаешь ты один такой умный? – он глянул на Сергея с усталостью и тоской, – В этом я пытался убедить Мостового ещё когда ты Климова допросил.

– И что? – Ерохин округлил глаза пятирублёвыми монетами.

– И нечего, – раздражённо сгримасничал Можайский, – Сначала послал. Затем смилостивился и отправил запрос нашим кураторам в ФСБ.

– И что? – выкрикнул Сергей.

– Не кричи, – рявкнул полковник, – Ответ пришёл быстро. Я был ознакомлен под роспись. Короче, размазали нас по полной. Сообщили, что признаков опасности для государства, а также терроризма и шпионажа не обнаружено. Напомнили, что секты относятся к компетенции МВД. И ещё много чего напомнили, включая отсутствие результатов поиска самописца.

Он выразительно дёрнул лицом в сторону Сергея, мол, так-то. Затем помолчал и добавил:

– А на другой день Мостового вызвали в большой кабинет на мягкий ковёр и передали много чего ещё. Включая попытку переложить ответственность за промахи в расследовании на структуры госбезопасности. – откинувшись на спинку, он подвёл черту, – Так что, помощи от спецслужб не будет. Выгребать придётся самим.

27. Ингрия.

Высокая чугунная ограда, исполненная под девятнадцатый век, охватывала несколько гектаров бывшей дворянской усадьбы. Здания санаторного комплекса Ингрия были построены в том же стиле. За корпусами, после клумб, теннисных кортов и гольф-площадки, вздымался лесной массив векового дворянского парка, где скрывались замшелая ротонда и флигель, дожившие с имперских времён.

Сюда не забредали постояльцы. И только здесь, в мерном шорохе вековых лип, Эльку отпускала напряжённость. Она вспоминала что-нибудь приятное. Этот лес расслаблял и поддерживал её.

Сегодня случилось иначе. В запахе хвои и щебете синиц её внезапно окатил страх. В памяти всплыл закуток второго этажа главного корпуса с кабинетом заместителя главврача.

Когда она, поднимаясь на второй этаж, переступала незримую границу, ей сразу становилось не по себе. Тревога была необъяснима и беспочвенна, но омерзительно постоянна.

Элька поморщилась, вспомнив молодящегося хрыча в ядовитых очках тонкой оправы. Он походил на четырёхглазое улыбчивое насекомое, сканировавшее её насквозь. Хотя ничего подозрительного не виделось ни в разговоре, ни в лечении. Ничего подозрительного не выявлялось и в других кабинетах, и в беседах с постояльцами. Но Элька чуяла – что-то здесь не так. И к этому «не так», ей было не подступиться. Неделя прошла впустую.

Под куполом ротонды она присела на край массивной скамьи. Достала малтфон, и едва не нажала кнопку, когда услышала слабый хруст дорожного щебня. Приложив аппарат к уху, она замерла.

Неспешной разбитной походкой, старательно поддерживая осанку, мимо колонн ротонды проплыл напыщенный голливудский супермен (как окрестила его Элька).

Несколько урывистых неуверенных взглядов были брошены в её сторону незаметно и невзначай. Элька усмехнулась глазами. Два кратких пересёкшихся взгляда сообщили ей больше, чем получасовая беседа за чашкой кофе. В них читалось и пожирающее обожание, и робкая неуверенность, и непреодолимое желание произвести впечатление силы, благородства и надёжности. Как Элька определила последнее, было загадкой для неё самой.

– Да ладно! – громко ответила она в молчавшую трубку, – Светка? Эта тихоня? Ну молодец. Уважаю. Я была уверена, что она никогда на это не решится. … А он что? … Да? … Ну надо же! … А слушай, у него ведь сын ещё, ну от той, первой. … Не поняла. … Сериал какой-то! … Что это у тебя? … Твой пришёл? Ну иди, иди, открывай. Вечерком ещё созвонимся.

Он удалялся по дорожке, слегка замедляясь, но все ещё был в зоне слышимости. На последней фразе остановился, и стал судорожно шарить в карманах. Элька с интересом наблюдала.

Ага, потерял, понятно. Сейчас вернётся и спросит.

Он покрутился, шагнул влево, вправо, и медленно пошёл назад, глядя под ноги. Поравнявшись с лавочкой, взглянул на Эльку.

– Добрый день. – послышался баритон с вельветовыми нотками.

– Здравствуйте. Потеряли что-нибудь?

– Да. Ключ. Похоже вывалился, когда я перекладывал телефон. – он приблизился к ступенькам ротонды, – Морока со старыми ключами. Везде электроника, а флигель, как исторический объект, запирается по старинке.

– У вас есть ключ от флигеля?

– Да, – он мягко улыбнулся и умильные ямочки прорезались на крупном волевом лице. В коротком взгляде, задержавшемся дольше, чем требовал момент, читалась не просто симпатия, а укрощённое обожание. – Вернее сказать – был. – Он продолжил напряжённый поиск.

Она не могла вспомнить, видела ли его раньше, но жизненный опыт подсказывал, что взгляд мужчины не мог наполниться столь глубоким содержанием при первой мимолётной встрече. Эти глаза видят её явно не в первые. И его поход сюда был видимо не случаен.

– Вот же он!

Элька потянулась и увидела старый ключ на краю тропы, среди колотой гранитной крошки. Когда подбросил? Я даже не услышала. Молодец.

– Ух… Думал потерял, – Он навис над скамейкой, протягивая Эльке раритет, побитый ржавыми точками. – Таких всего два. Мне он положен по должности. Я старший офицер службы безопасности… Выполняю функции начальника охраны этого комплекса.

Безопасности чего? – подумала Элька. Это слово будто оборвалось, не завершив фразу. Он отклонился левее, указав на край лавочки, – Вы позволите?

Элька не ответила, лишь хитро прищурилась, ожидая дальнейших действий. Он присел. Она сдвинулась в противоположную сторону и развернулась к нему вполоборота, закинув ногу на ногу.

– Офицер? А я не знала, что санаторий охраняет полиция.

– Нет, что Вы. У нас свои структуры. Офицер у нас не звание, а должность.

– О-о!? Как интересно. И от кого вы нас охраняете?

– Мы обеспечиваем безопасность санатория. Здесь бывают достаточно высокие персоны, в том числе и международного уровня.