Тайны петербургских предместий. Казна генерала Майделя

– Ну-у! – только и протянул Борька. – Вот тебе и ну!

Действительно, – закончится лето, а они будут тащить всего лишь третий столб! Пойдут осенние дожди, а им придётся возиться с пятым! Холмы в поле уже занесёт снегом, а можно будет похвастаться лишь семью!

– Похоже, мы начали не с того конца… – озабоченно произнёс Борис.

– Постой, постой… – просиял Вениамин, – ну ты, Боб, и молоток! Завтра же и начнём. – Что начнём? – удивился Борька.

– Да с другого конца начнём, балбес! Ведь, сам же…

Он быстро прикинул: стащить второй столб к первому – один день. Третий – ещё два. Четвёртый… – За месяц мы восемь столбов соберём, а то и все десять, если поднатужимся! А августа нам за глаза хватит поплавать! – На том и порешили.

Но ни на другой день, ни на следующий, Боря с Веней так и не смогли выйти в поле. – У одного ломило все кости, да и другому было не легче. Лишь к вечеру третьего дня вышли они на улицу, – посидеть на скамеечке перед домом, обсудить свои дела.

Приятная усталость? Ну какая там усталость, да ещё и приятная! – ныло всё тело, особенно руки. Попробовал бы кто-нибудь с непривыки-то брёвна целый день ворочать! Но зато через три дня работа закипела!

Теперь они уже не были новичками: теперь друзья тащили столбы, помогая верёвками! За один день второй столбик был притащен к первому, а третий находился на полпути! Ещё через три дня работ уже шесть столбов аккуратно сложены вместе, и ребята уже начали примеряться как вязать из них плот. Работа спорилась, настроение прекрасное… – и блики южных морей с новой силой заиграли буйством тропических красок! … А через неделю добавилось ещё три столба.

Покрывшиеся волдырями руки, стали заживать, и на них теперь красовались твёрдые, как у настоящих матросов, мозоли. Кожа на плечах и спинах у мальчишек слезла от загара, но они словно и не замечали этого, – конечная цель близка! Теперь пожалуй, и настало время обсудить вопросы переправки столбов через узкую полоску леса, к озеру. А пока…

– Ну что, Веник, если дело и дальше пойдёт, нам, думаю, удастся на плоту ещё в это лето поплавать! – заметил как-то не без удовольствия Борька, сидя на довольно уже приличной горке телеграфных столбов. Он был в хорошем настроении и не скрывал этого.

– А что если мы и взаправду клад найдём на том берегу! – решил он развить свою мысль и насладиться по полной. – А, Вень! Вот, найдём вдруг и всё тут! Что тогда с ним делать будем? – А?

– Да успокойся ты! Какой там клад?! – Лучше погляди-ка!

Со стороны аэродрома донёсся приглушённый расстоянием гул мотора трудяги АН-2, который выруливал на взлёт. Затем, сделав короткий разбег, он начал помаленьку набирать высоту.

– Сейчас парашютистов выбрасывать будет, – сообщил доверительно Вениамин.

Биплан же, грузно и неспешно забравшись на верхотуру, начал тем временем вымётывать из своего брюха одну за другой маленькие точки, – словно лягушка икринки! – делая круг за кругом. Выметнув штук пятнадцать парашютистов, самолёт сделал крутой вираж и пошёл на посадку, за новой партией… – а у каждой из маленьких точек начали вдруг вытягиваться и раскрываться парашюты, один за другим; и вскоре небо над Александровкой расцветилось разноцветьем куполов, медленно и плавно спускавшихся, относимых ветром на аэродром. – Вот красота-то! Вот зрелище!

– Эх, лётная погода сегодня! В такую погоду, где-нибудь, в южных морях!… – Боря с сожалением поглядел на брёвна, – а нам ещё столько их таскать! – Нет, как хочешь, а клад нам просто необходимо отыскать, а то как же, – псу под хвост всё это, что ли? Вот только с кладом-то… что мы с ним делать будем? – вышел он на старую тему.

– Разделим поровну, – твёрдо ответил Вениамин, словно все другие вопросы их предприятия были уже решены. – Конечно же, разделим поровну, старик! – согласился его товарищ. Так и порешили.

На другой день ребята, как и обычно, отправились на свои добровольно-каторжные работы. Дотащив ещё один столб, десятый по счёу, они решили теперь, что и вправду настало время перейти к следующей фазе предприятия – к переправке столбов через узкую полоску леса, отделявшую их от озера. Было над чем подумать, поломать голову! Это уже не поле, – здесь по прямой столб не протащишь! А там ещё и шоссе… А дальше? – Дальше нужно брёвна вязать в плот. И этот плот должен выдержать обоих! Пожалуй, тут и пятнадцати брёвен не хватит, а у них ещё только десять, – это за три недели-то изнурительной работы! Да, было над чем поразмыслить!

Прошло ещё два дня. И чем ближе продвигались они к завершению своего предприятия, тем неспокойнее как-то становилось на душе. Вот, выйдут на плоту в море. Ну, хотя бы на озеро… А он возьмёт и перевернётся! И что тогда? – На середине-то! А там, говорят, воронки, водовороты! В самом начале работы об этом даже и не задумывались, а сейчас?! Как-то стрёмно сейчас стало. Тревожно как-то даже и неспокойно. Да и все, пожалуй, тоже согласятся: любая идея в своём начале безоблачна и прекрасна в её дерзком порыве! – Это потом уже…

Ну, хотя бы взять, к примеру, нашу Великую Октябрьскую, – Пафос! Это уже потом культ личности, застой… А Перестройка… с восходящей звездой Горбачёва? – Просто здорово! Это потом уже развал, – греча и рис по талонам! А вначале – надежды! И какие надежды! – Эх! Вначале всегда лучше!

Теперь уже мысли о южных морях посещали ребят всё реже. Острова с пальмами на берегу… – всё это как-то потускнело, стало не таким ярким. И солнечные блики на водной глади лагуны… – они больше не играли в их воображении. – И в поле ходили они теперь не так охотно, как раньше, стараясь и говорить-то о своём плоте поменьше. Но ходить было нужно, а то как же!

И вот, в начале четвёртой недели, обуреваемые такими непростыми, скажем, чувствами, вышли они в поле – надо же было как-то завершать начатое, – и видят… – Нет! – Они не были потрясены! Они даже не были сломлены картиной увиденного! Ребята, скорее, почувствовали некоторое облегчение и усмотрели в этом поистине оригинальное, пожалуй, решение всех своих проблем. – Какой-то хозяйственный седой старик со своим напарником старательно укладывал на тачку последнее из оставшихся и уже распиленных брёвен, – а с какими трудами эти брёвнышки они собирали! – … и затем медленно, часто останавливаясь и вытирая лоб платком, повёз его в посёлок, видимо, на дрова.

Бесславная затея! – скажет кто-нибудь. – А это как поглядеть! В истории Бори с Веней – пожалуй, да. А вот, если подобная история приключилась бы с целой страной? – Ну, тогда бы историки заявили в один голос, что история бесславной не бывает! – Это как поглядеть…

А потом… Потом события пошли своим чередом. Правда, в несколько ином направлении. К вечеру следующего дня Веня и Борис уже пилили свои столбы на дрова, помогая дяде Алику в заготовке запасов на зиму, – приятель его, нашедший иссохшиеся телеграфные столбы в поле, невесть откуда и кем притащенные, уступил половину их по дружбе, – пилили молча, сосредоточенно, каждый о своем думая…

Итак, затея с плотом благополучно провалилась. А сколько было хлопот, сколько волнений, – и всё коту под хвост! – По крайней мере, так друзьям казалось тогда.

Через много лет им уже так не покажется. Им просто будет о чём вспомнить, и вспомнить как о самых счастливых деньках своей юности! – А ведь, это здорово, когда хочется и есть о чём вспоминать! Эх, знали б тогда Венька с Борькой, каким образом, через много лет, вспомнятся им мечты о таинственных кладах, о сокровищах… и во что превратится безрассудный и тем прекрасный жар юности?! Да! – Истинно говорят: если б юность умела, если б старость могла!

Тогда же, в те безмятежные и, по-настоящему, счастливые дни, они даже и предположить-то не могли, что это было всего лишь началом, и началом не таким уж и худым, – но всего лишь только началом тех странных и таинственных событий, участниками которых им придётся стать.

– … Ну что же вы делаете?! – пожилой горбоносый, интеллигентного вида человек, с портфелем в руке и с очками на самом кончике носа, – так и казалось, что они вот-вот упадут! – сокрушённо качал головой, наблюдая как солдаты забрасывают глубоченную яму обломками досок, ржавыми кусками каких-то труб и прочим мусором, – … ведь эти доски сгниют же скоро, и асфальт просядет… а яма у самого дома выкопана, фундамент поведёт… а там… – Думать же головой надо! – Где ваше начальство?

А в это время бульдозер, лихо развернувшись, начал задвигать в яму новую земляную глыбу. За рычагами бульдозера, пританцовывая и смоля «беломориной», – она так и сновала из одного уголка рта в другой, стоял смуглый солдат (сиденье в кабине отсутствовало).

– Посторонись… поберегись, папаша, – крикнул он, весело скаля белые зубы, – вон, капитан наш идёт, с ним говори.

– …Капитан Звягинцев! – коротко бросил подошедший военный, приложив в приветствии руку к козырьку фуражки, – что Вас интересует, гражданин?

– Что интерес?ет? – возмущённо выкрикнул человек с портфелем, силясь перекрыть гул машины. – По какому такому праву?… Кто велел вашим сотрудникам зарывать доски в землю?

Капитан махнул тут бульдозеристу, и тот приглушил двигатель.

– Я, – инженер-строитель и кое-что смыслю в этих работах, – уже более спокойно произнёс гражданин в очках, – ведь улицу же испортите, дом трещину даст…

– … Нам отдан приказ обезвредить бомбу, которая лежит здесь ещё с войны, – чуть смущённо, будто оправдываясь, ответил капитан.

– Да что мне ваши бомбы… – начал было очкастый, но тут же осёкся, одумавшись, и уже примирительно, даже сконфуженно как-то, спросил: – Ну, а бомбу-то достали?

– Достали… Вон на газоне лежит, – и капитан указал на какую-то бесформенную груду железа, оцепленную со всех сторон красными флажками, – химическая зажигалка, пятисоткилограммовая… на глубине шести метров лежала. А Вы – «доски»! – чуть обиженно и вполне миролюбиво произнёс он.

– Простите, капитан! Я же не знал, что бомба… – и, вконец сконфуженный, человек с портфелем как-то боком-боком удалился.

– Ребята, перекур! – выкрикнул не по-уставному капитан, – Неязов, подежурь здесь, пока ребята пообедают, – обратился он затем к бульдозеристу, – а мы с тобой потом, минут через сорок…

Солдаты направились в столовую зенитно-артиллерийского училища, которое располагалось поблизости, на углу Малой Монетной и улицы Мира, а капитан с Неязовым остались приглядеть за техникой… и за бомбой. Звягинцев присел на скамейку в скверике, у бомбы, и закурил. Неязов прилёг на траву и с наслаждением вытянулся. Из распахнутых окон дома, под которым выкопали бомбу, глазели жильцы, – дом не расселяли, – не часто же доводится поглядеть на такое.

Стоял жаркий май. Кусты сирени, отделявшие школьный двор от проезжей части улицы Мира, отяжелели под гроздьями белоснежных соцветий и жаждали влаги. Воробьи весело чирикали, подбирая выкопанных дождевых червей… да вездесущие мальчишки – отгоняй их, не отгоняй! – вертелись вокруг ямы…

Весной 1966-го года по всему городу и в пригородах развернулись работы по обезвреживанию всяких разных взрывоопасных предметов, оставшихся ещё со времён войны и представлявших хотя бы малейшую опасность, – ведь следующий год не простой, юбилейный: пятьдесят лет Великой Октябрьской!

У Звягинцева это уже пятый объект. Помнится, когда велись работы на улице Льва Толстого, в парке Первого медицинского института… – выкопали не менее десятка зажигалок и фугасных! – Да! Досталось родному Питеру!

Но не все из этих «подарков» оказывались боевыми: друзья-сапёры говорили, что нет-нет да и находились такие, в которых вместо детонаторов – металлическая стружка… а иногда и записка даже: «чем можем, тем и поможем…» – наши, видать, делали… – пленные.

– Василий! Вот ты где окопался! – весёлый усатый майор, подойдя к скамейке, на которой отдыхал капитан, присел к нему по-свойски. Неязов, торопясь подняться, чуть было не полетел, споткнувшись, но майор махнул ему дружелюбно, – лежи, мол, отдыхай.

– А ну-ка, покажи эту чушку! На шесть метров зарылась, говоришь? – и майор с капитаном подошли к бомбе.

– Вот она, – гляди! На шести метрах достали: яму пришлось досками укреплять, а иначе земля осыпалась. Так-то! По воспоминаниям очевидцев работали, на ощупь, можно сказать.

Корпус бомбы, разъеденный ржавчиной, только отдалённо (да и то лишь по уцелевшему хвостовику) напоминал некогда смертоносный снаряд: он теперь представлял собою вполне мирную громадную лопнувшую сардельку, в некоторых отсеках которой, правда, еще сохранилось зажигательное вещество чёрного цвета. Эта чёрная жижа, дымясь, вспыхивала вдруг то здесь то там, на свету, напоминая о своём зловещем предназначении.

– Фосфор… – констатировал майор, забрасывая очаги возгорания пригоршнями земли. – Ведь это ж надо! Столько лет в земле, а на свет реагирует! – Обалдеть! – и он удивлённо помотал головой.