«Пятая колонна» и Русская Церковь. Век гонений и расколов

Германская администрация, делая ставку на националистов, считала этих священников своей опорой. Украинские архиереи созвали «собор», отреклись от Московской Патриархии и избрали собственным «патриархом» митрополита Варшавского Дионисия. Для утверждении автокефалии снова обратились в Константинополь (при поддержке немцев). Но… опоздали. Пока возились, немцев разгромили под Сталинградом. Турецкое правительство спешно стало менять ориентиры, вилять хвостом перед англичанами и американцами. А Вселенскому Патриарху было никак не с руки портить отношения с турками, подыгрывая Германии и ее ставленникам. Обращение Украинской Церкви спустилось на тормозах.

Но в 1943 году положение украинского духовенства вообще резко обострилось. Советские войска наступали. Гитлеровцы применяли тактику «выжженной земли» – в том числе грабили и рушили храмы. А вдобавок они поссорились с националистами. Впрочем, не со всеми. ОУН еще до войны разделилась на мельниковцев и бандеровцев. Первые послушно следовали указаниям немцев, на их базе началось формирование дивизии СС «Галичина». А Бандера претендовал на самостоятельность, пытался провозгласить «Украинскую народную республику», за что попал в концлагерь Заксенхаузен. Но его содержали на привилегированных условиях, в особом блоке, он поддерживал связи со своими структурами на воле. В марте 1943 года они получили приказ о создании Украинской повстанческой армии (УПА) и войне на два фронта, против немцев и «москалей». В это время большинство бандеровцев служило в полицаях. Они стали уходить в лес целыми батальонами, с оружием.

Правда, война «на два фронта» оказалась фикцией. С немцами у них были только отдельные столкновения – когда бандеровцы захватывали села для собственного базирования, отбивали обозы с продовольствием. Зато пошла жесточайшая война с советскими партизанами (причем командиры УПА нередко договаривались с гитлеровцами, проводили совместные операции). Но бандеровцы устроили и зачистку украинских земель от поляков, истребляя их целыми деревнями и хуторами, не щадя ни женщин, ни детей. В ходе «Волынской резни» было уничтожено 60–80 тыс. человек.

И ко всему прочему, оба крыла ОУН, как мельниковцев, так и бандеровцев, окормляли униаты. Поэтому для них даже автокефальная Украинская церковь оказывалась неподходящей. Во время «Волынской резни» бандеровцы развернули целенаправленный террор против православных священников. Митрополита Волынского и Житомирского Алексия (Громадского) подстерегли недалеко от Почаевской Лавры. Зверски убили вместе с секретарем, протоиереем Федором и переводчиком. Похитили и повесили епископа Михаила (Тарнавского). А всего было истреблено около 400 священников, неизвестное число монахов и прихожан. «Расчищали место» для униатов (примерно так же, как расчищали его в 1915 году в Галиции, где австрийцы перебили почти всех православных священнослужителей).

В Белоруссии обстановка несколько отличалась. Здесь церковными структурами руководил митрополит Пантелеймон (Рожновский), поставленный Московской Патриархией. Местные националисты загорелись брать пример с украинских, провозгласить свою Церковь автокефальной. Нацисты их, разумеется, поддержали. На владыку Пантелеймона насели, чтобы он осуществил «белорусизацию» Церкви, отрекся от Москвы, перестал поминать на службах митрополита Сергия (Страгородского), выгнал русских священников, ввел на белорусском языке хотя бы проповеди (перевода церковных служб на этот язык еще не существовало). Митрополит всячески увиливал, искал формальные отговорки. Тогда германский Генеральный комиссариат Белоруссии отстранил его от должности, сослал в Ляденский монастырь.

Без него собрали «Всебелорусский Собор». Но белорусы всегда были самыми верными и искренними братьями русского народа. Национализм и сепаратизм здесь не имели никаких корней. Усердствовала только горстка отщепенцев, откровенных прислужников оккупантов. Именно поэтому в Белоруссии так мощно развилось партизанское движение (и многие священники были связаны с ним, даже в некоторых партизанских отрядах имелись свои батюшки). А курс на автокефалию местное духовенство саботировало. Даже на искусственно подобранном «Всебелорусском Соборе», под давлением немцев, подобное решение провести не смогли. Участники заявляли, что без митрополита оно будет не действительно. Состряпали формулу, что автокефалия вступит в силу только после того, как ее признают Восточные Патриархи. В результате оккупанты вернули к управлению церковью владыку Пантелеймона, он получил приказ подготовить и послать обращения об автокефалии к предстоятелям Восточных Церквей. А он спустил на тормозах, тянул время, так и не послал…

В Прибалтике Православную Церковь возглавлял экзарх Московской Патриархии, митрополит Сергий (Воскресенский). Он не эвакуировался, остался с паствой, и ему пришлось вести очень сложную и опасную борьбу. У него и до войны было множество врагов. Его возненавидели националисты, распускали слухи, что он «большевистский агент». Он оставался и «под прицелом» НКВД – потому что принимал священников и монахов, пострадавших в заключении, помогал им, определял на службу. И принимал не только из РПЦ, но и «катакомбников». А когда немцы заняли Латвию, бывший предстоятель Латвийской церкви Августин Петерсон поднял шум, требуя изгнать «красного митрополита», восстановить прежнюю структуру под эгидой Константинополя (и под своим руководством). Но владыка Сергий был незаурядной личностью. Он встречался и беседовал с германскими генералами группы армий «Север», с самим рейхсминистром по делам оккупированных территорий Розенбергом и сумел расположить их к себе. Немцы приняли его сторону в духовной политике, а проходимцем Петерсоном пренебрегли. Тот злился, порвал отношения с экзархом, провозгласил создание собственной «церкви», но к нему присоединились лишь несколько приходов.

В Эстонии митрополит Александр (Паулус) тоже моментально забыл, как каялся и возвращался в РПЦ. Возродил свою «апостольскую» церковь, зарегистрировал ее у германских властей. Митрополит Сергий в ответ уволил его от управления епархией и запретил в служении. Но у Александра авторитет был побольше, чем у Петерсона, в Эстонии церковь разделилась. Православные эстонцы перешли к Александру, а русские остались у Сергия. Но он сумел добиться, чтобы его юрисдикцию распространили на всю территорию, занятую группой армий «Север». Восстанавливал церковные структуры в Псковской, Новгородской областях. Привлек для этого священников «катакомбной церкви» во главе с великим святым подвижником схиепископом Макарием (Васильевым).

Своей репутацией владыка Сергий не дорожил. Его фотографии появлялись в нацистских газетах, он делал антикоммунистические заявления. Местоблюститель Патриаршего престола Сергий (Страгородский), находившийся за линией фронта, даже издал определение с требованием объяснений от митрополита. Впрочем, «отлагая решение по сему делу до выяснения всех подробностей». Но лица, близкие к экзарху, свидетельствовали, что он был убежденным русским патриотом и ненавидел оккупантов. Их политика скрытно саботировалась. Не прерывалась и духовная связь с Московской Патриархией, на архиерейских службах по-прежнему поминали митрополита Сергия (Страгородского).

Хотя германские власти были этим очень недовольны. Даже когда местоблюстителя Престола избрали Патриархом, и на владыку Сергия нажимали, что духовенство не должно признавать этот сан, он нашел выход. Указал, что в таком случае он сам и его епископы окажутся «подвешенными в воздухе», неканоническими. Будут выглядеть откровенными германскими марионетками. Предложил вместо этого делать в пропаганде упор на то, что и советская власть вынуждена искать опору в Церкви, а это означает идейный крах большевизма.

Однако и гитлеровцы умели собирать и анализировать факты. Митрополита стали подозревать в нелояльности. Он чувствовал, что над ним сгущаются тучи, в октябре 1943 года составил завещание, определив кандидатуры преемников и требуя при первой возможности «представить на усмотрение Патриархии доклад о делах и всей жизни экзархата». 29 апреля 1944 года он был убит на дороге в Литве. Большинство источников сходится на том, что его устранили немцы. Могли убить и местные националисты, для них владыка тоже был врагом [140, с. 196–198].

Но 1944 год с масштабными наступательными операциями советских войск наряду с фронтовыми победами привел и к ликвидации всех «побочных» церковных структур на территории СССР. Духовенство, служившее под оккупацией, никаким репрессиям не подвергалось (кроме случаев явного предательства). При освобождении Украины «автокефальников» воссоединяли с Русской православной церковью через покаяние – по тому же чину, что и обновленцев. В Белоруссии митрополита Пантелеймона (Рожновского) и еще нескольких архиереев оккупанты увезли с собой. А прочие священники со всем населением радостно встречали и благословляли освободителей. О попытках навязать им «автокефалию» даже не вспоминали.

Вместе с немцами бежали латвийский Августин Петерсон, эстонский митрополит Александр (Паулус). Августин прибился к РПЦЗ. Александр позже перебрался в Швецию, организовал в Стокгольме синод «Эстонской апостольской церкви в изгнании», окормлявший эмигрантов в разных странах. А в освобожденный Таллин приехал Псковский митрополит Григорий (Чуков) и воссоединил «апостольских» священников с РПЦ – тоже по чину покаяния обновленцев.

Разбитые румыны в панике бежали из «Транснистрии», а в Ясско-Кишиневской операции подверглись такому разгрому, что в Румынии произошел переворот, и она предпочла быстренько перекинуться в союзники к СССР. Естественно, что Румынская Церковь при этом не посмела высказать никаких возражений против ликвидации своей Бессарабской митрополии.

В том же 1944 году преставился Патриарх Московский и Всея Руси Сергий (Страгородский). Еще в 1941-м, уезжая в эвакуацию, он составил завещание, назначив местоблюстителем Престола митрополита Ленинградского и Новгородского Алексия (Симанского). А для канонического избрания Патриарха было решено созвать уже не Архиерейский, а Поместный Собор. Он открылся 31 декабря 1944 года в храме Воскресения Христова в Сокольниках. И вот тут было видно, насколько восстановилась и окрепла Русская Православная Церковь. Мало того, Собор ярко продемонстрировал, насколько военные победы подняли международный авторитет Советского Союза.

Делегаты представляли 61 епархию внутри страны и одну зарубежную, Северо-Американскую. А среди гостей были Патриархи Александрийский Христофор II, Антиохийский Александр III, Грузинский Каллистрат, представители Константинопольской, Иерусалимской, Сербской, Румынской Патриархий! Ну кто теперь посмел бы обвинять, что Собор нелегитимный, неканонический? 2 февраля 1945 года Алексий (Симанский) был избран Патриархом. Между прочим, этот Собор и избрание Алексия I примирило с РПЦ значительную часть «катакомбной церкви» во главе с видным богословом и подвижником епископом Афанасием (Сахаровым). Законность поставления Патриарха Сергия он не признавал, продолжал обличать его в подписании печально известной Декларации. А Алексия признал достойным и настоящим Первосвященником Русской церкви.

Глава 8

Православие и Советская империя

В победном 1945-м Сталин по-прежнему вынашивал планы возрождения Российской Империи в новом, советском качестве. Теперь он видел возможным не только восстановление ее территориальных границ, но и сфер международного влияния. Об этом свидетельствуют переговоры и соглашения с союзниками в Ялте, Потсдаме. Сталин сознательно отказался от возвращения Финляндии и Польши, прежде входивших в состав империи (но и доставлявших массу проблем). Предпочел аккуратно «повернуть» их к дружбе с Россией вместо традиционной русофобии. Но он предъявил претензии на Восточную Пруссию (которая тоже, хоть и недолго, принадлежала России в период Семилетней войны), на владения, утраченные в русско-японской войне 1904–1905 годов: Порт-Артур, Дальний, Южный Сахалин. А заодно и на Курилы, бездумно отданные японцам при Александре II.

В сражениях против гитлеровцев уже обозначилась зона советского влияния в Восточной Европе, на Балканах. Сталин намечал также восстановить зону влияния в Северном Иране – до революции Россия имела там богатейшие нефтяные концессии. Предъявил условия забрать у Турции Карсский и Ардаганский округа (отданные Лениным) и предоставить СССР военную базу на Босфоре, как было обещано союзниками Николаю II в годы Первой мировой войны. Однако требования, касающиеся Северного Ирана, Турции и Босфора встретили категорические возражения США и Англии.

Но и Православная Церковь, как виделось Сталину, могла значительно поспособствовать выдвижению Советского Союза на роль одной из ведущих мировых держав. 10 апреля 1945 года состоялась его встреча с Патриархом Алексием, присутствовали также Молотов и митрополит Николай (Ярушевич). Сталин обрисовал задачи, что могла бы сделать Московская Патриархия для укрепления международных позиций СССР. При этом прямо нацелил ее – добиваться ведущей роли во Вселенском Православии. Той же роли, какую она занимала до революции. Другой задачей он видел политическую нейтрализацию антисоветской русской эмиграции.

Эти задачи стали выполняться. В мае – июне 1945 года Патриарх Алексий совершил паломничество на Святую Землю, встречался с Патриархами Иерусалимским, Антиохийским, Александрийским. Он стал первым Предстоятелем Русской Церкви, совершившим такое духовное, но и дипломатическое турне. Московская Патриархия начала и воссоединение со структурами РПЦЗ. Это облегчалось самим «духом сорок пятого», атмосферой великой Победы. Эмигранты видели в ней возрождение прежней России, гордились, что они русские. Тем более, что Синод РПЦЗ так крепко оскандалился с Власовым, а РПЦ протягивала им руку, чтобы снова связать с Родиной, хотя бы духовно.

В Югославию был направлен епископ Сергий (Ларин) и воссоединил с Московской Патриархией здешние русские приходы. В Париж выехал митрополит Николай (Ярушевич). Его переговоры прошли успешно. Митрополит Евлогий (Георгиевский) порвал отношения с Константинопольским Патриархатом, перешел в лоно РПЦ вместе со всем своим экзархатом из 75 приходов в Западной Европе и Африке. Он даже получил советский паспорт – правда, в СССР не поехал, остался во Франции, но такой шаг видного архиерея получил огромный резонанс. Митрополит РПЦЗ в Западной Европе Серафим (Лукьянов), совсем недавно призывавший к «крестовому походу» на Советский Союз, тоже перешел в РПЦ после покаяния. Воссоединились с ней и русские православные общины в Болгарии, Восточной Германии, Чехословакии.

В октябре – декабре 1945 года епископ Елевферий (Воронцов) объехал Маньчжурию. Здесь под юрисдикцию РПЦ перешли пять митрополитов и епископов со своими епархиями, русская православная миссия в Корее. Только один епископ, Иоанн Шанхайский (Максимович) с 9 тысячами прихожан сохранил верность РПЦЗ. А она пребывала в плачевном состоянии. Ее руководство во главе с митрополитом Анастасием (Грибановским) остановилось в Западной Германии, в американской зоне оккупации. Но здесь скопилось и 200 тыс. «перемещенных лиц» из советских граждан. Те, кто бросил родные места, ушел вместе с отступающими немцами. Добавилась часть угнанных на принудительные работы «остарбайтеров» и освобожденных русских пленных, не пожелавших возвращаться в СССР: одни боялись, что дома посадят, других привлекла возможность остаться за границей.

В этой массе Анастасий и его приближенные, потерявшие почти все свои структуры, начали практически заново создавать РПЦЗ. Уже не из «белой эмиграции», а из новой. Набирали епископов и священников, прежде служивших в СССР, но теперь очутившихся в Германии. В той же массе «перемещенных лиц» украинские националисты восстановили свою «автокефальную церковь». Кстати, только здесь, в эмиграции, родилась и белорусская «автокефальная». У белорусских националистов, сумевших сбежать за границу, своих священников не было. Они выпросили епископа у украинских «автокефальников», им дали Сергия (Охотенко), еще одного «епископа», Василя Томащика, рукоположили прямо из мирян. Вот и получилась у них Белорусская автокефальная церковь.

А в Советском Союзе ситуация в это время сложилась, в общем-то, парадоксальная. С одной стороны, конечно же, было совершенно неправильно и неканонично, что светское, да еще и коммунистическое государство направляет и контролирует Церковь. Но оно и оберегало Церковь, укрепляло ее. Во время войны и в первые послевоенные годы в СССР было открыто более 14 тысяч храмов, 85 монастырей, 8 духовных семинарий, 2 духовных академии. Причем этим поддержка не ограничивалась.

Еще в 1596 году Ватикан и иезуиты сконструировали для Православия страшного и коварного врага – украинскую униатскую церковь. В Великую Отечественную она проявила себя в полной мере. Выступала опорой оккупантов, мощным орудием для разжигания русофобии, главной идеологической базой мельниковцев и бандеровцев – и после разгрома Германии не прекратила поддерживать банды УПА, продолжавшие войну по лесам. Но Сталин подал плодотворную идею ликвидировать унию как таковую. Под руководством Георгия Карпова был разработан соответствующий план мероприятий.

Давний, непререкаемый предводитель униатской церкви митрополит Андрей Шептицкий в 1944 году умер. А его преемника Иосифа Слипого арестовали и осудили на 8 лет – за конкретные военные преступления: сотрудничал с оккупантами, принимал активное участие в формировании дивизии СС «Галичина», освящал ее знамена, благословлял на «подвиги». Но в это время авторитет Советского Союза и РПЦ поднялся настолько высоко, что и среди униатского духовенства многие хотели перейти под эгиду Московской Патриархии. Подобные настроения советское руководство и МГБ поддержали. Собралась группа таких священников, от трех епархий. По их инициативе в марте 1946 года был созван Львовский Собор (216 священников и 19 мирян). Он постановил: упразднить Брестскую унию 1596 года, оторваться от Ватикана, «вернуться к прадедовской православной вере» и воссоединиться с Русской Православной Церковью.

Решения Собора поддержали 997 из 1270 униатских священников Западной Украины. А каноничность Собора была признана всеми поместными Православными Церквями мира! Никакого насилия, все было проведено в соответствии с требованиями и правилами Церкви. Но униатские структуры в СССР прекратили легальное существование. Отныне они могли действовать только подпольно, но это была уже уголовная статья. Тем более, что униатское подполье оказывалось связано с бандеровским. Униатская церковь сохранялась еще в Закарпатье, на территории Чехословакии. Но и бандеровцы от ударов и прочесываний уходили туда же, за границу. Со временем с соседями наладили сотрудничество, начали проводить совместные операции. И с униатами в Словакии поступили так же, как в СССР. «Порекомендовали» им созвать собор, и они в 1950 году воссоединились с Чешской Православной Церковью.

Но вот расчеты Сталина на то, что в послевоенном мире Советская империя будет занимать одно из ведущих мест, наряду с США и Англией, не оправдались. Западная финансово-политическая «закулиса» строила совершенно другие планы. Она именно для того готовила и развязывала Вторую мировую, чтобы вывести к господству на земном шаре только одну державу – США. Мир должен был стать «однополярным». Как раз для этого вскармливали нацизм и Гитлера, поощряли его «подарками» в виде Австрии, Чехословакии. Он должен был разрушить старую Европу. А в столкновении с Россией, как предполагалось, должны были обессилеть и надорваться обе стороны – и Америка выходила на первое место, диктуя условия.

Подобные проекты вроде бы осуществились. Европа была раздавлена и развалена. Англия ослабела, ее колониальная империя стала распадаться, она влезла в долги к Америке и пристраивалась к ней в фарватер. А уж Советский Союз потерял шестую часть населения, третью часть национальных богатств. В руинах лежали города, заводы, электростанции… Но произошло настоящее чудо. Наша страна вышла из войны не ослабевшей, а усилившейся! Продемонстрировала это мощнейшими ударами по Германии, по японской Квантунской армии. Да, люди жили в нищете, голодали. Однако после войны случилось еще одно великое чудо. Без всякой зарубежной помощи, без кабальных займов, которые предлагала Америка, одними лишь героическими усилиями народа СССР добился колоссального рывка в экономике. В невероятные сроки, всего за одну пятилетку, удалось не только преодолеть послевоенную разруху, но уровень производства на 73 % превысил довоенный! Страна не рухнула в кризис, не надорвалась, а продолжала усиливаться. Могло ли это быть без Божьей помощи? И можно ли считать случайным совпадение с возрождением Церкви в СССР?

Мир стал не однополярным, а двухполярным. Но тогда международные политические ветры резко повернули от союзничества к «холодной войне». Это сразу же сказалось, например, на отношениях с Американской Церковью. Мы уже отмечали, что фактически она уже была самостоятельной, но канонически считалась Северо-Американской митрополией Московской Патриархии. В годы войны было сближение. Но в 1946 году глава Американской Церкви митрополит Феофил (Пашковский) обратился к Патриарху, чтобы им официально предоставили автономию. При этом был выработан и принят проект, что Патриарх Московский является только духовным главой их Церкви, но не имеет никаких полномочий. В РПЦ не согласились, указывали, что это уже не автономия, а автокефалия. После споров рассорились, и московский Синод запретил в служении руководство Американской Церкви. Хотя истинная причина была в большей степени политической, чем духовной. Потому что значительная часть американских прихожан и священников уже была гражданами США. Они воспринимали пропаганду «холодной войны», повторяли ее в проповедях, боялись «советских агентов» и вмешательства «руки Москвы» в свои дела.

Кстати, был ли верующим сам Сталин? Насколько верующим, и насколько он соотносил веру с политикой и прагматикой – не будем судить. Об этом вообще судить не нам, это знает только Господь. Но факты позволяют утверждать, что на закате жизни он все же вернулся к вере своей молодости, с которой поступал в духовное училище и семинарию, и от которой отошел в революционном угаре. Имеются свидетельства, что к Сталину приезжал какой-то грузинский священник, уединялся с ним. Возможно, исповедовал. Обращает на себя внимание и отношение Иосифа Виссарионовича к экуменическому движению.

Еще в 1930-х годах ряд протестантских организаций, в том числе англиканская церковь, выдвигали идею действовать вместе, постепенно сближаться – а в перспективе им виделось объединение всех христиан в некой общей церкви. Война прервала эту деятельность, и первая учредительная ассамблея была созвана в Амстердаме в октябре 1948 года. Туда вызвались приехать делегации от 147 протестантских конфессий с целью учредить Всемирный совет церквей (ВСЦ). Для участия зазывали и Русскую Православную Церковь. С политической и дипломатической точек зрения это вполне можно было использовать. Обеспечить Советскому Союзу лишний выход в международные организации, пропагандистскую трибуну, какие-то рычаги влияния на зарубежное общественное мнение.

Но Московская Патриархия твердо оказалась заседать вместе с еретиками. И ясно, что Сталин разделял эту позицию. Вместо участия в ВСЦ в июле 1948 года было намечено другое международное мероприятие – торжественное празднование 500-летия автокефалии Русской православной церкви. Причем Сталин планировал перехватить идею Константинопольской Патриархии, провести «Вселенский Собор» – «для решения вопроса о присвоении Московской Патриархии титула Вселенской» [67, с. 151]. То есть, официально утвердить концепцию Третьего Рима!

Но обстановка «холодной войны» уже сказывалась, да и идея признать Московскую Патриархию Вселенской очень не понравилась в Константинополе, Греции, на Ближнем Востоке. Приглашенные Патриархи Константинопольский, Антиохийский, Александрийский, предстоятель греческой Элладской Церкви в Москву не приехали, прислали лишь второстепенных представителей. От Иерусалимской Патриархии не прибыл никто. Мероприятие пришлось сузить до ранга Совещания глав и представителей автокефальных Православных Церквей. Присутствовали Патриархи Сербский, Румынский, Грузинский, митрополит Болгарский, были делегаты от Албанской и Польской Православных Церквей. Но решения были приняты очень важные.

В докладах и обсуждениях приводились примеры того, как связи с экуменистами расшатывают традиции, подрывают уровень духовности. Указывалось на «близкое сродство экуменической деятельности с другими современными нецерковными, политическими, иногда тайными международными движениями» (имеется в виду масонство). В резолюции совещания однозначно определялось, что «целеустремление экуменического движения, выразившееся в образовании ВСЦ, с последующей задачей организации «экуменической церкви», не соответствует идеалу христианства и задачам Церкви Христовой». Также совещание осудило Ватикан за подрывные операции в отношении Православия, осудило унию как орудие экспансии папизма [33]. Оно утвердило сохранение прежней пасхалии. Московская Патриархия стояла и за сохранение «старого», юлианского церковного календаря, но часть Церквей, участвующих в совещании, уже перешла на «новоюлианский», обострять разногласия не стали.

Впрочем, отказ от участия в экуменическом движении вовсе не означал, что Русская Церковь отстранилась от международной деятельности. Главным организатором Совещания глав и представителей Православных Церквей в Москве был митрополит Николай (Ярушевич). Он возглавил вновь созданный Отдел внешних сношений Московского Патриархата. В новом качестве ездил с церковными миссиями за границу, вошел в состав Советского комитета защиты мира и Всемирного совета мира, выступал на конгрессах. За миротворческую деятельность он был награжден орденом Трудового Красного Знамени. Одновременно владыка Николай возглавлял издательский отдел Патриархии.

И все же советская «церковная политика» в 1948–1949 годах стала меняться не в лучшую сторону. Иногда это связывают с тем, что Патриархию не получилось сделать Вселенской, и Сталин охладел к ней. Но такой взгляд выглядит упрощенным и неверным. Перемены начались раньше, до неудачи с «Всеправославным Собором». И связаны они как раз с той двойственностью, которую создал Сталин в Советском государстве. С одной стороны, деятельность Церкви разрешалась и поддерживалась. С другой, никто не отменял господство богоборческой марксистско-ленинской идеологии. В такой ситуации поощрение Церкви опиралось только на личное могущество Сталина. Но оно было далеко не безграничным. Его здоровье ухудшилось, осенью 1945 года он перенес инсульт. Он прекратил появляться на публике, его жизнь стала замыкаться в кремлевских апартаментах и на даче, и постоянный доступ к нему имел ограниченный круг лиц.

А партийные и идеологические работники проводили собственную линию. В Вильнюсе на Крещение Господне в начале 1948 года на Крестный Ход и обряд водосвятия на льду Вилии вышли до 7 тыс. человек, при этом к православным присоединилось и немало католиков. Местным властям это очень не понравилось. Указали, что богослужения разрешены, но не массовые шествия. Водосвятия на реке на будущее запретили. Эту практику тут же переняли в других регионах. Распространили и на Крестные Ходы между селами, молебны на полях. Осенью 1948 года через Совет по делам РПЦ Синод вынудили принять решение – запретить превращать проповеди в храмах в уроки Закона Божия для детей.

Главным проводником антирелигиозной политики стал в это время новый выдвиженец Жданова Михаил Суслов – он одновременно возглавил два отдела ЦК партии, международный и идеологии и пропаганды. В 1949 году он представил Сталину доклад, что Православная Церковь сыграла свою роль во время войны, теперь надобность в ней отпала. Религия подрывает устои коммунистической идеологии, играет на руку противникам. Да и возможность пополнить казну за счет Церкви выглядела не лишней. Поэтому предлагалось послабления прекратить и начать новую кампанию гонений. Суслова поддержала часть Политбюро. Сталин такие предложения решительно отверг. Но и богоборческие тенденции по каким-то своим соображениям не осудил, их авторов не взгрел, как он это умел, не объявил каким-нибудь «левацким уклоном».

А Суслов и его сторонники стали пользоваться именно тем, что никаких официальных постановлений по данному вопросу нет. Когда местные руководители запрашивали Москву, как им относиться к Церкви, Отдел агитации и пропаганды ЦК разъяснял – курс партии в отношении религии остается прежним. В школах восстановилось строго атеистическое воспитание. Снова происходили аресты священнослужителей. Не за их богослужебную деятельность, а по «политическим» статьям. Ежова давно уже не было на свете, но министром госбезопасности стала подобная ему личность, Абакумов. При нем использовались прежние методы: «сексоты» в храмах внимательно слушали проповеди, выискивая, к чему можно прицепиться. Раскручивались дела по доносам. А вместо «троек» приговоры без суда выносило Особое совещание. Будущий Старец Иоанн (Крестьянкин) попал в лагеря уже после войны, когда никаких религиозных преследований как бы и не было.

Начали закрывать и некоторые храмы. Исподтишка, под теми или иными «частными» предлогами. Особенно это коснулось церквей, которые в годы войны были открыты на оккупированных территориях – то есть без разрешения советской власти. К ним придирались, что они действуют незаконно, а для регистрации ставили препоны. Однако более масштабным кампаниям мешал председатель Совета по делам РПЦ Карпов – он стал уже генерал-майором госбезопасности (хотя числился «в резерве МГБ»), спорить с таким было трудно. Действовал он в рамках постановления Совнаркома 1944 года, запрещавшего закрывать храмы без согласования с Советом по делам РПЦ. А Карпов согласия не давал. Позже он признался в частном разговоре: «Сталин поставил передо мной задачу оберегать Церковь, и я выполнял ее».

Его пробовали свалить, на него сыпались доносы. Писались кляузы, что он преподносит подарки архиереям за государственный счет, сам получил от Патриарха «шкатулку, картины и ковер». Но и тут он оказался неуязвимым. Практика обмена подарками была утверждена лично Молотовым. А отношения между Карповым и Патриархом Алексием (Симанским) оставались очень дружескими [89]. Но ведь и Карпов был далеко не всесильным. Фигурой отнюдь не первого ранга. Постоянного доступа к главе государства он не имел (в отличие от обер-прокурора Синода при Царе). В советской иерархии Суслов стоял гораздо выше, чем он.

А между тем «холодная война» придала «второе дыхание» РПЦЗ. Многие эмигрантские приходы стали отходить от Московской Патриархии, возвращаться к зарубежникам. Связь митрополита Анастасия с Власовым и сотрудничество его архиереев с немцами больше не выглядели компроматом. Ну а массы «перемещенных лиц» из Западной Германии стали растекаться в Канаду, Австралию, США. Там их принимали, давали работу. Туда потянулась и часть «старой» эмиграции. В США переместился из Европы и центр мировой политики. И Синод РПЦЗ в 1949 году переехал в Америку, обосновался в Нью-Йорке. Там же, в США, очутилось руководство украинских «автокефальников», белорусские «автокефальники» – в Австралии.

В 1949 году прекратила свою деятельность Русская Церковь на территории Китая. Там в гражданской войне победили коммунисты, а с религией Мао Цзэдун боролся решительно. Все храмы любых конфессий были закрыты, их собственность конфискована. Часть священников, служивших в Маньчжурии и перешедших в РПЦ, уехала в СССР. А община РПЦЗ в Шанхае, 6 тыс. верующих, обратилась в Международную организацию по делам беженцев при ООН. Их приняли Филиппины, разместили на старой американской военной базе на острове Тубабао. Отсюда они постепенно разъезжались в Австралию и США.

А в 1953 году умер Сталин. Патриарх Алексий отслужил по нему панихиду. В руководстве РПЦЗ это вызвало страшное возмущение. Зарубежники созвали свой Архиерейский Собор, он объявил панихиду «неслыханным в истории Церкви кощунством». С какой стати – непонятно. Добрые и злые дела человека взвешивает и судит Сам Господь. А Сталин был крещеным, православным. Почему же панихида вдруг оказалась «кощунством»? Но Архиерейский Собор заявил о «невозможности общения с современной Московской Патриархией» и постановил священников из РПЦ принимать в РПЦЗ только через покаяние. Позже еще и ужесточил это требование – через публичное покаяние.

Глава 9

О «вольных каменщиках»

Ну а теперь давайте на время отвлечемся от нашего сюжета о судьбах церкви. Зададимся вопросом вроде бы совсем другим, но напрямую связанным с этими судьбами. Существовали ли в СССР… масонские структуры?