Списать свершившуюся на моих глазах супружескую неверность на действие галлюциногенов, на временное помутнение рассудка или провал в другую реальность, попросту нелепо.
Клянусь, я не спал в тот момент, не был под действием ЛСД или кокаина, не ел даже половины грамма ядовитых грибов.
Но любящая жена – вот она: смотрит на меня доверчивым оленьим взором, обнимает, радуется.
Сомнения были, но силы сопротивляться очевидному желанию плоти иссякли.
Что было дальше и вовсе не поддаётся описанию: Люся удивила меня энтузиазмом, напором, неиссякаемой страстью, неутомимой мощью древнейшего из инстинктов, дикой ненасытностью.
Она ли сейчас кувыркается со мной в постели, недоумевал я, пытаясь найти отличия, несоответствия с той женщиной, которую оставил в нашей общей квартире перед поездкой в командировку?
В перерывах между раундами интимного единоборства я незаметно, но очень внимательно рассматривал те маленькие особенности её индивидуальной анатомии, которые отличали Люсю от любой другой особи.
Всё было на месте: шрам в виде латинской буквы V на левом бедре, шов после удаления аппендикса, родинка подмышкой, следы от прививки оспы, даже сломанный недавно ноготь указательного пальчика.
Это была она и не она.
Как же я сейчас любил эту милую чертовку!
Утром я был вынужден отнести свои эмоции, поступки и мысли к категории сна разума, который, как известно, способен на всё: создавать, как омерзительных чудовищ, так и персонажей волшебных сказок.
Колдовство семейного единства и любовные оргии продолжались целую неделю.
Я любил свою жену и не собирался с ней расставаться.
Однако…
Однако, я пока не был отмщён.
Это расстраивало.
Необходимо было что-либо предпринять, чтобы успокоить взбудораженное эго, которое горячилось, требовало сатисфакции.
Уравновесить моё душевное состояние, успокоить обидное положение винторогого оленя, что само по себе унизительно пытало психику, могла только зеркальная измена: око за око.
Нервная система дребезжала, как старый маразматик скрипела суставами обиженных нейронных связей, впечатлительное бессознательное страдало от задетого самолюбия, которое капало на мозги, давило на ментальные кнопки, требовало действовать.
Всё это время я был возбуждён сверх меры. Это состояние напрягало.
Что я сделал? Ни за что не догадаетесь.
Я позвонил Аннушке и всё-всё рассказал ей.
Подруга довольно долго молчала, потом односложно сказала, – приезжай!
Чужое счастье
Вероника Аскольдовна Колесникова – обаятельная и эффектная, но застенчивая женщина, находилась в ранней поре бальзаковского возраста. Проживала она одна на пятидесяти шести метрах городской жилплощади в добротном ещё пятиэтажном доме.
Квартира эта в довольно унылом состоянии по причине длительной неизлечимой болезни её хозяйки досталась Нике от бабушки.
Теперь её жилище можно было назвать уютным и миленьким.
Каждая деталь опрятного, ухоженного интерьера в стиле романтизма была тщательно продумана и откалибрована.
Светлая мебель с резной фурнитурой, цветочные обои в пастельных тонах, струящиеся занавески, отполированный до безукоризненного блеска паркет, обилие зеркал, акварельные пейзажи, удобное кресло со стоящим рядом торшером, мягкие игрушки, подушечки, книга, заложенная высохшим цветком.
Декорацию жилища дополняло белое пианино, выдающее поэтическую натуру и музыкальные способности жилички.
Любой гость мог с первого взгляда определить мечтательный и весьма чувствительный характер хозяйки и тот факт, что живёт она одна.
Несмотря на то, что тридцатилетие осталось далеко позади, она всё ещё была хорошенькой, привлекательной, миловидной.
При знакомстве, (возможно, лукавили), ей давали двадцать один, двадцать два года, что было ей довольно приятно.
Со спины Нику и вовсе иногда принимали за школьницу, настолько пружинистой и лёгкой была её “летящая походка”.
С удовольствием разглядывая себя в зеркало, Ника отмечала привлекательность внешности.
Если добавить к образу стройность и гибкость, озорной взгляд, кудрявые волосы, чистую бархатистую кожу, есть повод рассматривать её как потенциальную невесту.
А вот с этим у Ники были серьёзные проблемы.
На её поведение в отношениях с противоположным полом давил некий размытый негативный груз прошлого.
Объяснить свою робость в обществе мужчин Ника не могла даже себе.
Несколько пережитых ранее романтических сериалов, от детских и юношеских влюблённостей до пикантного любовного приключения на отдыхе в Крыму не имели отношения к трагедиям или драмам.
Было что-то иное.
Ника всегда окуналась в свои влюблённости с головой, отдаваясь эмоциям и чувствам без остатка, а мужчины…
Мужчины, находясь с ней в романтических отношениях, запросто могли оглянуться вслед проходящей мимо прелестницы, чтобы внимательнее рассмотреть ту или иную интересную деталь анатомического пейзажа соблазнительной грации, даже когда держали её, Нику, за руку, даже если обнимали.
А ещё… ещё они могли разлюбить. Ни за что, просто так. Приходили однажды и говорили – “прости”, не понимая, что такое поведение – настоящее предательство, почти убийство.
Мнение Ники о мужчинах можно было кратко обозначить словами Высоцкого – у них толчковая левая, а у неё толчковая правая. Ещё проще – несоответствие мироощущения, привычек и целей.
Вероника всегда ценила преданность и верность.
Её родители…
Если бы папа не умер так рано… он бы никогда…
Ника мечтала и грезила о большой и чистой любви, как у мамы с папой.
О любви навсегда.