– Ты это, – замялся черт, глаза от русалки пряча, – не говори никому, что я тебя в лесу повстречал и домой привел.
– Чего так? – не поняла поворота в настроении черта русалка.
– Да ничего, – мнет снег под ногами черт, глазами по сторонам зыркает, – просто не говори и все. Будто ты сама – гуляла-гуляла, а потом соскучилась по родным местам и домой вернуться решила.
– Черт! Ты чего! Я ж тебе обсказывала – с потерей рассудок мой помутился, я не то что дом родной, себя позабыла-растеряла!
– Да я-то тебя понимаю. И не ворчу, не осуждаю. Я об одном прошу – не говори никому, и всех делов!
– Не скажу, – пообещала черту. На радостях чего не пообещаешь?
И черт исчез, как растворился.
Пытается русалка в последних словах черта какой-то смысл, или предупреждение угадать. Но и в голове, и перед глазами только пруд и ничего более.
Выскочила на лед, отыскала русалка полынью черную и в нее с головой кинулась.
Только не утопла, а взбодрилась. Девять месяцев без воды! Тут про любую печаль забудешь.
– Какое блаженство!
Каждой клеточкой мозга, каждой клеточкой тела почувствовала – дома! И, махнув хвостом, понеслась по темной холодной воде, разрывая привычную тишину радостными криками.
– Дома!
– Я дома!
Глава 9 Решение Убыр
В первых числах марта чаще выглядывает из-за туч солнышко. Силы у него больше и больше, и следы его трудов на снежных бурунах все четче и четче. Темные узорчатые проталинки с южной стороны как ювелирная резьба мастера – смотри и поражайся неуемной фантазии природного творца. А метровый лед на пруду, еще недавно толстым слоем снега прикрытый, сейчас большей частью гладким зеркалом сверкает. И уже видны сквозь его толщу подводные красоты – там водоросли колышутся, ближе к берегу камушки белеют, рыбы сноровисто по делам своим рыбным плавают.
Нет-нет, да промелькнет серебристая стрела русалки – развеваются по плечам изумрудные волосы, и рассекает темно-зеленую воду мощный хвост. Но ее-то как раз и не каждый, кто глаза имеет, заметить сможет. Только тот, кому дар особый отпущен. Ибо охраняет всю темную сторону, пруд и его подводных обитателей от чужого сглаза не только большая вода, но и сила Убыр – самой старой и самой главной ведьмы всего водного, болотного и лесного царства.
Радость русалки от возвращения домой была искренней, но короткой.
На крики ее слетелись обитатели подводного мира: и простые русалки, и начинающие ведьмы, и Водяной со своей свитой. Окружили Су Анасы, разглядывают: кто с интересом, кто с любопытством, а кто с нескрываемым осуждением. А как иначе? Весь подводный мир давно знал, как она шкуру свою потеряла. Черти постарались, рассказали о ее падении, да все с прикрасами, все в черном цвете. А вот где столько времени пропадала, что делала, да как шкуру потерянную нашла, тут никому неведомо.
Не успела Су Анасы и пары кругов по родному пруду проплыть, всем себя показать, а уже доложили наверх.
Целая стая подлиз и прихлебателей окружила Убыр, торопится преданность и верность напоказ выставить.
– Есть для вас сообщение важное, – нашептывают в левое ухо.
– Прямо-таки горячие новости! – доносят в правое ухо.
– Су Анасы вернулась!
– Худая да страшная…
– Кричит – ненарадуется!
– И ни в одном бесстыжем глазу ни капельки совести!
Поворошила Убыр волосы свои, и без того как на болотной кочке сухая трава растрепанные, брови густые нахмурила, беззубым ртом что-то себе под нос пошептала.
– Приведите ее ко мне! – распорядилась, и тут же с десяток верных слуг кинулись выполнять приказание.
И вот уже стоит Су Анасы перед Убыр. Вины за собой никакой не чувствует, голову гордо вскинула, взгляда не отводит.
Убыр хитрая, с ходу в крик не кинулась, ногами от возмущения не затопала. Лаской да вниманием подходы строит, голосом мягким спрашивает.
– Потеряли мы тебя, голубушка, слез море разливанное выплакали. Не успокоишь ли нас, не расскажешь ли, где была столько времени, что делала?
Су Анасы подвоха в сладких речах не заметила, все как на духу про похождения свои выложила.
От Убыр разве что скроешь?
Она и про Батыра знает, и про остальное. Только вот все знания ее, – черт выболтал, – вокруг пруда плавают, в сторону Карчик не распространяются. И, получается, рождение сына – это единственное, что во всем темном мире только одной ей, Су Анасы, известно.
Было известно.
И, умереть ей на этом месте, если кому еще, даже под пытками, она скажет.
Не того ожидала от нее Убыр. Не хвастливого рассказа о своих похождениях, а горького покаяния. С каждым словом, Су Анасы сказанным, глубже морщина на лбу у старой ведьмы, сильнее хмурятся густые брови.
– А теперь, – выслушав полный рассказ, прошипела Убыр, – поведай нам, что полезного в этой твоей истории.
– Для кого полезного? – опешила Су Анасы, и первая тревога в ней поселилась.
– Да так, пустячок, – елейно молвит Убыр, – прямо и говорить—то не о чем! – и тут же впилась глазами в лицо Су Анасы и разве что не рычит. – Забыла уже, что на службе состоишь? При должности? Для нас, для нашего ведьминского роду-племени, что полезного в этой твоей блудности?
– Сразу и блудности, – пытается смягчить Су Анасы.
– А как еще это называть-величать прикажешь? Говори!
– Что говорить?
– Начни с того, какой пример ты, русалка, мною взрощенная и в сан водяных ведьм вознесенная, младшим сестрам своим подаешь?
– Чем виновата я? – спрашивает Су Анасы.
– А ты еще не поняла?
– Все по инструкции… – начала было.
– По инструкции?
– А как же! Батыра заворожила, в себя влюбила, верным да покорным сделала. Что не так? Если бы шкуру мою не украли, вот бы где, – сжала пальцы в кулак, – он у меня был!