– Лукавишь, милая, – качает головой Убыр. – Не ты его в себя влюбила, а сама, как дурочка, в сети любви попалась! Разве не так?
Потупился Су Анасы взор.
– Влюбленная русалка – это считай что потерянная для нас и нашего ведьминского роду русалка. Она не о деле общем думает, а только о своих переживаниях, шуры-мурах да сюси-пусях!
Захихикали приближенные, слова Убыр слушая, головами согласно закивали.
– Еще примеров? – спрашивает Убыр.
– Давай, – покорно лепечет Су Анасы.
– Пожалуйста! Пост свой оставила, ни заявления на отпуск, не депеши какой, мол, отлучусь ненадолго, – загибает пальцы Убыр. – Работу свою, тебе порученную, бросила, фронт борьбы оголила. Девять месяцев за тебя другим пахать приходилось.
– Я отработаю.
– Ой, ли?
– День и ночь, без сна и без отдыха… Самую черную работу…
– Подожди с обещаниями! Я тебе еще слова заключительного не давала.
Встала Убыр, вокруг Су Анасы обошла, острым взглядом ее осматривая, шкуру на ощупь попробовала, зачем-то понюхала.
– Перво-наперво расскажи нам, только без ссылок на беспамятство и потерю шкуры – не предала ли интересы родни своей, ведьминской? Не поступила ли к роду человеческому на службу?
– Нет, что ты! – ужас охватил Су Анасы. Заподозрить ее в измене! – Нет!
– Как шкуру отыскала? Какой выкуп заплатила?
– Без выкупа взяла! Случайно нашла, – затараторила Су Анасы. – В одной избушке вместо украшения на стене висела!
– И я должна поверить, что тебя запросто так взяли и в дом пустили, а потом так же запросто шкуру отдали? И ты им взамен никакой тайны не сказала? Никакого секрета нашего не раскрыла?
– Прикинулась заблудившейся, имя себе придумала Адашкан, на ночлег напросилась, – на ходу сочиняет, – а утром раненько встала, шкуру схватила и бежать.
– Ловка, плутовка, – вроде как восторгается Убыр. – Моя кровь! Без мыла куда хошь пролезет!
– Верно, верно, матушка, – тараторят слуги, – твоя кровь!
– А кулончик твой гдей-тось? – спросила, как из-за угла ударила.
Прижала руки к груди, да поздно. Нечего прикрывать.
«Ах, черт-чертяка! – помянула рогатого. – Тебе одному про кулон говорила, ты один тайну эту знал». Но вспомнила, как черт просил его не выдавать, и про встречу с ним никому не говорить. Значит, не он донес, не его вина. Это Убыр такая глазастая!
– Кулончик я за шкуру оставила, – призналась наполовину. – Должна же я была чем-то людей отблагодарить за то, что сберегли потерю мою.
– В благодарность, говоришь? С каких это пор мы, ведьмы, такими благородными да благодарными стали? Ты прямую улику оставила! Ты дорожку в наш темный мир, почитай что раскрыла!
– Матушка Убыр! Не губи! Дай верой и правдой грех свой искупить, позор смыть, – в ноги упала.
На удивление всем Убыр русалку за плечи подняла с колен, пред собой поставила.
– Будь по-твоему, – согласились, – служи. А я посмотрю.
– Век твоей доброты не забуду!
– Но-но, – останавливает ее Убыр. – Ты раньше времени-то не радуйся, что легко отделалась. – Погладила она русалку по голове, гребень ее золотой из волос выдернула и в карман свой бездонный спрятала. – Была Су Анасы у нас ведьмой водяной? – к слугам обращается.
– Водяной, – подтверждают хором.
– Станешь простой русалкой, – приговор свой вынесла.
– Русалкой!?. – ахнули прислужники, за голову хватаясь. – Простой?
– Имя тебе будет то, каким ты себя перед людьми окрестила – Адашкан!
– Надолго ли? – спросила русалка.
– Пока не докажешь свою невиновность и преданность. Пока слуги мои кулон твой не найдут и назад не вернут! И вот еще что! Из пруда ни на шаг!
– Но как же я… – хотела про Батыра сказать, вовремя язык прикусила.
– Ты не поняла меня? – грозно спросила Убыр. – Запрещаю тебе не просто покидать пруд, но даже нос из воды казать! Ясно?
– Ясно.
– Все, уведите! – и уже вдогонку главному стражнику приказала, – у каждой проруби, у каждой полыньи стража поставьте! Нечего ей на берегу делать!
Глава 10 Глаза Любимой
Не ведая тайных законов и правил этих темных сил, живя своими делами и своим умом, день за днем, месяц за месяцем приходит на пруд очарованный красотой ли, ведьминым ли приворотом Батыр.
С той самой первой и единственной сказочной ночи не видел он свою возлюбленную. Ушла и как в воду канула. Вот уж точно – присказка в самую точку!
Зная, кто она такая, в ее родной стихии и искал Батыр невесту. Придет вечерком, когда все вокруг затихнет, сядет на пирсе или на прибрежном камушке, ноги в воду опустит и зовет тихим голосом.
– Су Анасы! Любимая! Приди ко мне!
Пока лето было, до полуночи сидел или бродил по мелководью, в черноту пруда всматриваясь. Потом осень пришла, вода остыла, уже ноги в ней не искупаешь, на камушках холодных не посидишь. Но нет такой силы, которая бы отвадила Батыра от поисков любимой.
Выпал первый снег, робкая корочка льда легла на воду – сначала у берега, потом и к середке простираясь. Еще на лед не ступишь, в воду не заглянешь. А Батыр все равно на посту – как на работу без выходных и отпусков, хоть часы по нему проверяй! И все одну песню заводит:
– Су Анасы! Любимая! Приди ко мне!
Мог бы уже и что другое придумать, или продолжение сочинить. Но нет в его сердце израненом других слов. А если и есть, то он их только ей, шепотом, на ушко скажет. Вот дождется – смилостивится и выйдет к нему, – прижмет к груди и все, что в сердце накопилось, ей одной, и никому более.
Он, наивный, думает, что если нет никого вокруг, то никто его не видит и не слышит. А в подводной бухгалтерии каждый день его ожиданий и поисков, каждое слово, им оброненное записываются, хранятся и в нужное время при надобности, – для защиты или для наказания – предъявлены будут. И не отвертишься!