Легенда о Рыжем герцоге

– Это?.. А это дружок мой, из Рэдлвулда. Помог нам покупателя найти. Само собой, он у меня заночует.

– Башковитый парень ты, Стэнли, – усмехнулась тетушка Мэри. – Да и дружок твой, видно, тебе под стать: из самого Рэдлвуда сюда ночевать поперся.

С этими словами она скрылась в доме и захлопнула дверь.

– Уф! Пронесло, кажись, – подмигнул Стэн. – Айда ко мне: подкрепимся.

Лачуга Стэна была маленькой и чистой. А у радушного хозяина так и чесался язык поболтать о недавней драке. Стуча кулачищем по столу, Стэнли доказывал, что он вовсе не сплоховал. А если и сплоховал, на то имелись причины. Причин, само собой, набралось изрядно. И Том, уже засыпая, едва слышал, как Стэн приводит все новые и новые.

Рано утром Нэнси принесла им козьего молока и свежих лепешек. Искоса взглянув на жениха, она фыркнула:

– Ну и красавчик! Приснится такой – упаси Боже!

Левый глаз Стэна почти совсем заплыл, лицо было в ссадинах, а на скуле сверкал огромный синячище.

Том обошелся без единой царапины, хотя у него чувствительно побаливали бок и плечо.

– Везет тебе, – вздохнул Стэн. – А мне с такой мордой лучше не высовываться. Скажи матери, Нэн: прихворнул, мол, Стэнли.

Наскоро поев, Том стал прощаться. Стэн и Нэнси вышли его проводить.

– И чего тебе в этом Рэдлвуде? Пожил бы тут.

– Я еще забреду к вам, Стэн.

– Приходи, Том, – тихо сказала Нэнси, заливаясь румянцем.

– Обязательно, Нэнси. – Глимен улыбнулся и пропел:

Вороны каркали беду,
но, плюнув на ворон:
«Я к вам приду! Я к вам приду!» —
поклялся рыцарь Джон.

И помахав на прощание рукой, Том бодро зашагал по тропе через лес. Солнце, чуть поднявшись над макушками деревьев, уже начало припекать. Том решил идти не по самой тропинке, а рядом – под прикрытием листвы. Так было немного прохладней, но все равно хотелось пить. Однако и глименам порой судьба улыбается: сквозь несмолкаемый птичий гомон вдруг явственно донеслось журчание воды. И вот уже Том наклоняется к прозрачному ручью и пьет, пьет…

Внезапно в нескольких шагах раздались приглушенные голоса: «Неизвестно, по зубам ли ему кость.» – «Раскусит. Он набит золотом, как…» – «Ты-то почем знаешь?» – «Я ж тебе толкую: Носач как раз стоял под дверью.» – «Носач соврет – недорого возьмет.» – «Только не в ущерб своему барышу». Говорившие примолкли, их шаги прошелестели совсем рядом. Лежа у ручья на животе, Том замер. От неизвестных его прятала высокая трава. «Ладно, – вскоре произнес один из голосов, – я это дело обмозгую.» – «Дело не терпит. Надо торопиться!» – с досадой возразил второй. – «Вот-вот, поучи меня. Тебе, видать, ума девать некуда.» – «Я не учу, Клем. Я только…» – «Но если Носач все это наплел, я вырву ему язык. А тебе отрублю уши, чтоб знал, кому верить. Понял?» – «Да понял, Клем, понял! Ставлю уши в заклад»… Голоса стали удаляться и скоро утонули в щебете птиц.

Том проворно вскочил и отправился своей дорогой. Он сразу догадался, что судьба свела его с тем самым Длинноруким Клемом, имя которого с ужасом повторяли вчера в трактире. Жаль, не удалось его разглядеть. Но, правду сказать, спасибо и за то, что сам ему на глаза не попался. Оттуда, где разбойники строят свои козни, глимену надо шустрей уносить ноги: скоро там будет не до веселья. Может, как раз поэтому путь до Рэдлвуда не показался Тому слишком долгим. От лепешек Нэнси давно не осталось ни крошки, ненасытное брюхо, однако, вовсе не желало с этим мириться.

Очутившись в городе, Том, как всегда, первым делом разыскал базарную площадь. Несмотря на жару, народ там кишмя кишел и торговля шла бойко. Для глимена это удача, которую непростительно упускать. Хоть усталость и боль в боку давали о себе знать, Том решил немедленно приняться за работу. Вздохнув, он снял с плеча лютню. Тут взгляд его нечаянно упал на лоток с колбасами, и ноги сами понесли к нему. Румяная дородная колбасница, с любопытством покосилась на загорелого юношу с лютней в руках.

– Давно меня поджидаешь, красотка? – подмигнул ей Том, стараясь не смотреть на колбасы.

– Тебя-то? – подбоченилась «красотка». – Да у меня таких – на грош дюжина.

– А не обозналась ли ты, Нэнси?

– Какая еще Нэнси? Я Бетси.

– Так вот, Бетси, мой покойный папаша часто говаривал: таких неслухов, как я, мол, на всем свете не сыщешь. Уж кому-кому, а моему папаше ты должна в этом поверить… – Запнувшись, Том сглотнул слюну. – Стало быть, таких, как я, ты больше не встречала. Ты обозналась, Бетси: я тут впервые.

– Да разве ж я сказала, что не впервые?! – Колбасница хлопнула себя по могучему бедру, – Ты, видать по всему, калач тертый. Пальца в рот я бы тебе не положила.

– И не надо, Бетси. Положи мне в рот лучше вон ту колбаску.

– Оно и понятно, – улыбнулась Бетси. – Губа-то у тебя не дура. Два пенса – и забирай вместе с привеском.

– Всего два пенса?! Погоди немного, и я отдам тебе все четыре. Но, Бетси, – Том нашел в себе силы оторвать взгляд от колбас и посмотреть «красотке» в глаза, – я давно не ел. А ведь мне сейчас придется скакать через голову.

Торговка прыснула. Игриво дернув Тома за ухо, она протянула ему колбасу.

– На, болтун, ешь. Так я тебе и поверила – нашел дуру. Выдумает же: через голову скакать!

Долго упрашивать себя глимен, конечно, не заставил. И пока он уплетал душистую пряную колбасу, Бетси трещала без умолку. Она говорила о соседних торговцах и о проклятой жаре, и о разных там «наглых приставалах», и о том, как однажды король… Слушая ее вполуха, Том обшаривал глазами базар, чтобы найти место для своего представления.

Вдруг, словно из-под земли, перед ним выросла тощая оборванная старуха. Протянув к нему желтую ладонь, она прошелестела сухими губами:

– Розу терзает голод. Ты накормишь Розу, не правда ли?

Ее сморщенное лицо с молодыми сияющими глазами внушало непонятный страх. Нищенка походила скорее на приведение, чем на живого человека. Том молча отдал ей остаток колбасы. Старуха жадно, обеими руками, схватила пищу.

– Роза благодарит тебя, благодарит… Ты встретишь удачу. – Вонзив в колбасу крепкие зубы, старуха засеменила восвояси.

Колбасница Бетси перекрестилась.

– Опять нечистый ее принес! А ты, погляжу я, добренький. Будто мой дурень Джек, царство ему небесное! На таких, как вы, только воду возить. Ну куда, скажи на милость ты пялишься? Бери вот, ешь. Эти колбаски даже монахи нахваливают.

Попробовав, глимен застонал и возвел очи к небу.

– Господи! Ниспошли рабе твоей Нэнси…

– Вот смажу по уху – небось запомнишь меня! – рассердилась торговка.

– Ниспошли, Господи, нашей Бетси, – невозмутимо поправился Том, – полный дом добра и детей!

А рядом уже назревала ссора. Двое господ, держа лошадей под уздцы и грозя опрокинуть прилавок, бранили торговца пирожками. И тот тоже не лез за словом в карман. Уперев руки в бока и воинственно выпятив пузо, он стойко выдерживал натиск.

– Чем ты их начинил, каналья?! Чем, я тебя спрашиваю?! – кричал пожилой господин, размахивая перед носом торговца надкушенным пирожком.

– Именно этот, сэр? – Торговец с достоинством принюхался. – Этот с говядиной и луком. Зачем так орать, сэр?

– С говядиной, жулик?! По-твоему, я никогда говядины не пробовал?!

– Что с ним толковать, дядюшка! Позволь, я возьму его за патлы и отволоку к судье!

Но дядюшка набил себе рот пирожком и потому промычал нечто невразумительное.

– Терпение, Гай, терпение, – проговорил он, прожевав. – Все должно быть по закону: запасемся доказательствами. – И он взял другой пирожок.