– Нет, Лёва. Я хорошо тебя знаю.
Они свернули за угол, но запашок Лёвиного пота витал в воздухе.
Рита и Виктор Даль от комментариев удержались. Поклонник номер два галантно проводил стажёрку Володину до её рабочего места.
В комнате, за соседним столом, Лида Богарт вперила взор в дисплей компьютера, на котором мелькали разноцветные узоры.
– Глаза не устали? – посочувствовала Рита.
Художница отозвалась, не прервав просмотра:
– Ещё как.
– Может, перекусить сходим? – предложил Виктор. – Чтоб избежать дистрофии.
Но тут ввалился Лёва Боков.
– Вот кто кредитует меня парой тысчонок, – опустил он руку Лиде на плечо. – Или я покончу с собой.
Художница не оторвала взгляда от дисплея.
– Могу только до пятницы.
– В среду верну, – обрадовался экономический аналитик. – Ты моя вакцина против нищеты.
Лида придвинула к себе сумочку, извлекла две тысячерублёвые купюры и вручила Бокову, всё так же не отрываясь от дисплея.
– На ограбление смахивает, – фыркнул Витя Даль.
Лёва показал ему кулак.
– Молчи, спортянка. Свидетелей я ликвидирую. – Чмокнув Лиду в макушку, он исчез.
Лида сморщила вздёрнутый носик.
– Он что у нас… вообще не моется?
Повисло неловкое молчание.
– Как насчёт перекусить? – бодро повторил Виктор.
«Нет денег», – едва не брякнула Рита.
– Некогда, – произнесла она. – Фролова караулить надо.
– А после обеда нельзя?
Рита мотнула «конским хвостом».
– Пропущу момент. Зазеваюсь – в кабинете Могилевич рассядется.
Художница и спортмастер воззрились на неё в недоумении.
– В смысле? – Лида Богарт даже оторвалась от компьютера.
Рита сдула со лба локон.
– Шутка. Пойду проверю, кстати. – И вышла, избежав расспросов.
Редактор (на сей раз в одиночестве) изучал те же раскиданные по столу бумаги. Заметив в дверях стажёрку, он кивнул:
– Угу, входите.
Рита вошла.
– Сесть можно?
– Только не на шею.
– Ха-ха, смешно! – сверкнула глазами Рита. – Анатолий Викторович, почему бы вам не проявить ко мне уважение? Хотя бы в целях экономии времени.
Редактор отодвинул бумаги, провёл ладонью по бритой голове и взглянул на стажёрку синими глазами. Сквозь оттопыренные уши редактора просвечивало висящее в окне солнце.
– Сколько вам лет, Володина? Двадцать пять?
– Двадцать четыре, – поправила Рита, – в октябре стукнет. А что, нахальна не по годам? Тогда ближе к делу: проще будет.
Редактор подтянул закатанный рукав сорочки.
– Ладно, уговорили. Смотрю, слушаю и проявляю уважение.
До улыбки Рита не снизошла, лишь достала из сумки сложенный вдвое лист бумаги и протянула редактору.
– Вот, прочтите. Если можно, вслух.
Фролов развернул листок и пробормотал:
– «Нравственно-этический кодекс работника Горводоканала»… Что ещё за хрень?
– Анатолий Викторович, ёлки зелёные, можете вы просто прочесть?
Редактор в недоумении продолжил:
– «Вступая в коллектив работников Горводоканала, я осознанно принимаю на себя следующие правила поведения… Добросовестно и с полной самоотдачей я тружусь на благо предприятия. Горводоканал – мой родной дом, где обо мне заботятся и меня защищают. И заботясь о своём доме, я работаю в нём хорошо…» – Лицо редактора оживилось, голос обрёл артистичность. – «Коммерческие тайны, доверенные мне предприятием, я не разглашаю даже после своего увольнения. Во всех возможных случаях я повышаю эффективность работы Горводоканала, занимаю активную жизненную позицию и даю руководству объективную информацию… Способствую росту корпоративных ценностей, корпоративной культуры и духа сплочённости в коллективе…» Чтоб мне провалиться! – изумился редактор. – Это ж просто симфония!
– Прочтите последний пункт, – подзадорила Рита.
И редактор прочёл: