Настенька

– Видишь, я его не боюсь, ты тоже не бойся, – сказала она Косухе, – Пойдём, – позвала она Ивана, – При нас Косуха обедать не будет.

– Я ещё не весь снег убрал.

– Отдохни десять минут, потом работу доделаешь.

Когда Иван снова вышел во двор, Косухи и рябчика на прежнем месте не было. Перьев он тоже не увидел. «Значит, унесла с собой», – подумал он.

Утро выдалось солнечное и не очень морозное. Вчерашнего сыпавшего снега как будто и не было никогда. Напоминали об этом припорошенные тропинки.

Северина, проводив Ивана, немного заскучала, но потом, нарушив запрет, решила одна сходить в лес. «А что со мной случится!» – подумала она, – «Защитник в лице Косухи у меня есть. Я возьму с собой Тучку, идти буду прогулочным шагом. В конце концов, прогулка для ребёнка будет только на пользу! А силки надо проверить, иначе звери унесут всю пойманную птицу».

В первом же встретившемся силке висел рябчик. «Вот я и вернула вчерашний Косухин ужин!» – обрадовалась девушка. Она положила рябчика в рюкзак и заскользила по присыпанной лыжне дальше. Пушистый снег на лыжне нисколько не препятствовал движению. Северина пошла по короткому пути вдоль ручья. «Дальние ловушки проверим потом», – здраво рассудила мысленно она, – «Когда наступят выходные дни».

Долго идти не пришлось. Неожиданно огромный глухарь вспугнул тишину, взлетев откуда-то изнутри ельника. Он уселся на противоположном берегу ручья на самом видном месте.

«Вот это наглец!» – воскликнула мысленно Северина, – «Ну, подожди…», – она медленно потянула ружьё с плеча.

Девушка почти не целилась. Как только вскинула ружьё к плечу, сразу выстрелила. Глухарь послушно упал в кусты там, где сидел. «Надо за ним пробираться через ручей. Он совсем неглубокий, но под снегом течёт вода и вряд ли она покрыта льдом», – опять подумала Северина. Она прошла почти сотню метров вдоль ручья пока, как ей показалось, нашла подходящее место для перехода. Здесь снежный передув, выровнявший русло на уровне низких берегов, казался относительно ровным.

Девушка осторожно направила лыжи на этот переход и, стараясь не топать ногами, заскользила на противоположную сторону. Удалось добраться почти до середины, когда неожиданно весь снег вместе с ней вдруг быстро осел куда-то вниз. Она ещё ничего не успела сообразить, как очутилась в снежном плену. Ноги оказались в промокшей обуви в ледяной воде. Снег сдавил её со всех сторон, не давая двигаться. Самым страшным было то, что ноги, как капканы, держали лыжи.

«Вот это я попала!» – воскликнула мысленно Северина, – «Холод я как-нибудь потерплю, но как мне двигаться, если я сжата со всех сторон?!»

Тучка, отставшая сзади из-за разглядывания места, где упал глухарь, подбежала к ней, завертелась, заскулила, но помочь ничем не могла. Она, решив, что принесёт больше пользы, если найдёт птицу, легко перебежала на противоположный берег.

Девушка медленно стала высвобождать руки. Когда ей это удалось сделать, она стала отгребать снег руками от туловища и ног. Её неотступно преследовала мысль: «Надо достать лыжу и ей, как лопатой, грести снег».

Она не знала, сколько прошло времени, когда вся измученная и замёрзшая освободила ноги из лыж и их достала из ручья. Положив лыжи рядом с собой на снег, она, перекатившись, повалилась на них и достала ноги из ледяной воды, сразу поочерёдно скинув обувь и максимально отжав всё, что возможно от воды. Затем так же лёжа и перекатываясь с одной лыжи на другую и, передвигая их, она выбралась обратно на берег на свою лыжню.

«Теперь надо быстро домой!», – подумала она, – «А как быстро, если я вся замёрзла и промокла?»

Она увидела, как с противоположного берега Тучка, выбиваясь из сил, тащит волоком по снегу глухаря. Глухарь весил чуть меньше собаки. Такую дичь поднять в зубах невозможно. Как ей удалось протащить птицу на такое расстояние, знала только Тучка. Она едва держалась на ногах, но упорно волочила по снегу птицу.

Северине невольно пришлось задержаться, чтобы своим поведением не обидеть собаку. Дождавшись Тучку, притащившую глухаря прямо к её ногам, она подвесила птицу на ближайшую ветку, поставила лыжи на лыжню и заскользила в сторону дома. Лыжи хоть были тяжёлые и мокрые, но, подбитые камусом, они к снегу не примерзали, медленно идти можно. Единственным серьёзным неудобством являлось то, что они заметно потяжелели из-за налипшего и примёрзшего снега к наружной поверхности. Часть снега Северина отколотила, но его осталось на лыжах довольно прилично.

Выбившись из сил и, потратив уйму времени, Северина добралась до дому. Она, плохо соображая и дрожа всем телом, переоделась во всё сухое, натянув на себя одежды в два раза больше, чем обычно. Затем девушка почти автоматически затопила баню, благо там следовало только чиркнуть спичкой; поставила греться на примус воду для чая и, наконец, села отдохнуть. Как только она присела, её неудержимо стало клонить в сон. Отяжелевшие веки закрывались, мешая думать, соображать и что-либо делать.

– Нет, спать нельзя! – сказала вслух девушка, – Иван может и не приехать. Кто мне тогда поможет?

Она, преодолевая сон, встала и заставила себя двигаться. Сходила, проверила, как топится баня, потом выпила горячего чаю с травами и, немного согревшись, занялась мелкими делами, чтобы не уснуть. Наконец, по телу разлилось тепло. Её больше не знобило, но по-прежнему очень хотелось спать то ли от усталости, то ли от пережитых волнений.

Баня хоть и была накануне топлена, всё равно требовалось определённое время, чтобы вытопилась печка и подогрелась вода. Сильно топить печь Северина не стала, решив, что с ребёнком сильно париться вредно. Ей просто хотелось погреться и предупредить возможную простуду, которой, подумала она, ей всё равно не миновать. Мыслимое ли дело в мороз ходить босыми ногами по воде! Ноги хоть и обуты в пимы, но вода одинаково холодная, что в ручье, что в пимах.

Такое, не смотря на многие приключения на природе, с ней приключилось впервые.

«Ну, и растяпа!» – мысленно кляла она себя, – «Всё знаю, но всё равно пошла там, где ходить совсем не безопасно. Тучка и так бы принесла дичь. Зачем мне надо было переходить?»

На этот вопрос она ответа не знала.

Когда баня, наконец, протопилась, Северина ходила, как в тумане, делая обычные дела машинально. Она, быстро раздевшись, плеснула на каменку горячей воды, предварительно настоянной на лечебных травах, и стала греться. «Только бы не заснуть, только не заснуть», – мысленно говорила она себе.

А, когда напарившись, Северина вошла в дом, сил едва хватило, чтобы добраться до постели.

С ней никогда такого не случалось, чтобы так выключиться от усталости. Девушка привыкла к труду с детства и, как бы она не уставала, сил всегда хватало, чтобы контролировать себя и ситуацию. Сейчас же она ничего не слышала и не чувствовала, просто провалилась в тяжёлый, тягучий сон без сновидений.

Очнулась Северина ночью в липком поту, её опять знобило. Одеяло никак не согревало. Хотелось пить, но она боялась вылезти из-под одеяла. «Что это со мной?» – спросила мысленно она себя, – «Неужели я заболела?»

Девушка, пересилив себя, встала и сделала настойку из трав, заставив себя без какого-либо желания выпить это горькое зелье. Она, накинув меховую безрукавку поверх халата, пыталась что-то делать, но всё валилось из рук. В конце концов, девушка улеглась обратно в постель.

«Наверно уже утро», – подумала она, – «Ничего не могу делать. Ладно, пока полежу, может, настойка подействует. Приедет ли сегодня Иван? Хорошо бы приехал. Одной что-то совсем тяжело».

Она вспомнила ручей, себя, стиснутую снегом. Потом увидела глухаря, летящего прямо на неё, и убегающую от него Тучку. Почему-то стоял за ёлкой Иван и смеялся.

«Ты чего смеёшься? Разве не видишь, что я не могу выбраться?» – спросила она. Иван пропал. Тучка убежала. Остались навалившаяся темнота, жуткий холод, головная боль и наваливающиеся на неё бесконечные пласты снега. Она пыталась их отодвигать руками, но руки застревали. Снег не давал им двигаться, засыпал её всё больше и больше. Стало тяжело дышать.

Боясь задохнуться, Северина проснулась. Было темно. Голова болела и кружилась. Озноб не проходил.

«Вставать не буду, просто полежу», – сказала мысленно Северина. Так она лежала, пока не увидела, что в комнате начал сереть рассвет. Проступали очертания стен и мебели.

«Сегодня я переспала, давно уже утро», – подумала Северина, но вставать не стала. Головокружение не проходило, комната медленно вращалась перед глазами. Она их закрыла, чтобы не видеть это вращение.

– Северина, смотри, кого я тебе привёл! – громко крикнул от калитки Иван, хотя понимал, что в доме его голос услышать трудно. Они зашли с Николаем Николаевичем в калитку, заметив, что свежевыпавший снег с тропинки не выметен, что совсем не похоже было на хозяйственную Северину. Об этом подумали оба, но оба промолчали, не выдавая своего беспокойства.

Открыв дверь, Иван почувствовал свежий прохладный воздух, который не нагрела нетопленая печка, и сразу увидел лежащую в кровати Северину.

– Девочка, что с тобой? Почему ты лежишь? – он потрогал её раскалённый лоб и сразу всё понял, – Дед, наша девочка больна. Не знаю, что приключилось, но врачеванием лучше заняться тебе, а я займусь более тяжёлой работой и затоплю печку. Расспрашивать будем потом, сейчас надо привести всё в порядок и ей помочь.

– Нагрей воды, – только и вымолвил Николай Николаевич.

– Я мигом, – отозвался Иван.

Он через несколько секунд вывалил огромную охапку дров около печки, а ещё через минуту разгорающиеся дрова весело потрескивали в печке. Затем Иван так же быстро поставил воду в чайнике на керогаз и в большой кастрюле на плиту, а ещё поставил греться и самовар. Расспрашивать он не посмел, сколько воды потребуется, поэтому всё сделал с запасом.

Выполнив начальную работу, он пошёл чистить дорожки около дома, понимая, что соскучившийся по домашнему хозяйству Николай Николаевич распорядится дома лучше его.

– Как же ты, дочка, умудрилась заболеть? – спросил Николай Николаевич очнувшуюся Северину.

Она ещё не понимала, откуда здесь взялся дед. Её кошмарные в беспамятстве сны слились с явью в одно целое.

– Я провалилась и вымокла, – прошептала она.

– Никак нельзя оставлять тебя одну, совсем ещё ребёнок. А если бы мы не приехали?

– Ничего, я справлюсь.

– Справится она! Ты теперь не одна. Заботиться о двоих надо. Ну, как же тебя угораздило! Лежи, лежи. Мы сами всё сделаем. Тебя тоже сейчас покормим.

– Я не хочу есть.