Эра Безумия. Песнь о разбитом солнце

Девушка, движимая порывом каких-то неведомых чувств, обняла Лагардова, аккуратно обхватив руками его шею и прошептав с истинным французским акцентом «Спасибо». Он не мог понять, за что она благодарила его, если ему еще ничего не было известно ни о Хаалицком, ни о его намерениях, касаемо брака.

Поцелуй в щеку, такой нежный, невесомый, показался ему ударом тока.

В этот момент к ним подошёл Усуров. Статский советник знал, что в присутствии графа не сможет спокойно разговаривать с Анной. Присутствие её отца вызывало у него больше тревоги, чем мысль о возможном свержении императора. Лагардов тут же направился к Анастасии Николаевне.

– Отец, как я понимаю, вы на это и рассчитывали? – спросила девушка, не скрывая явного возмущения. – Вы не желаете, чтобы я общалась с господином Лагардовым, так?

– Учитывая, как вы, дорогая моя, посматриваете на него и льнете к нему, подобно домашней кошке, я просто обязан препятствовать вам. – Граф холодно отнёсся к негодованию дочери. – Тем более ваша матушка будет крайне недовольна, узнав об этом.

– Но это же смешно! – несколько громче произнесла она, всплеснув руками.

– Тише, Анна, прошу тебя, тише! – прошипел Усуров, посмотрев на неё, как на сумасшедшую. – Давай поговорим об этом позже, я не хочу новых слухов.

– Как вам угодно! – Девушка поспешила уйти в свою комнату, при этом весьма заметно проведя рукой по спине стоявшего недалеко Лагардова.

Графа накрыла волна возмущения: его щеки покраснели, в глазах вспыхнул огонь осуждения и ненависти, а губы сжались в недовольстве. Если бы он мог, то затопал бы ногами, высказав этим своё негодование, но у него не было выбора; вокруг были люди, которым все происходящее могло показаться верхом распутства.

А что же стало с Александром Леонидовичем, мирно разговаривавшим с супругой? Он, ощутив прикосновение Анны, постарался сделать вид, что ничего не произошло, но, к несчастью, это заметила Анастасия Николаевна.

– Что это было? – непонимающе произнесла женщина, чувствуя, как в её разуме боролись два чувства: удивление и ревность. А с чего она ревновала мужа, когда ничего серьёзного не произошло. То, что сделала Анна, не могло означать только похоть, нет, девушка могла случайно прикоснуться к Лагардову.

Анастасия Николаевна приблизилась к мужу и, коснувшись губами его уха, произнесла:

– Что с вами, дорогой, вы побледнели?

– С чего вы взяли, Анастасия, что со мной что-то… – он проводил взглядом мелькнувший в дверях подол черного платья. – Со мной все хорошо…

– Я хочу немедленно вернуться домой! Слышите? – она перебила мужа, сжав его локоть так крепко, словно желая вонзить в него ногти. – Немедленно!

– Как пожелаете, любимая, как пожелаете…

Не дождавшись Усурова, который хотел еще о чем-то поговорить со старшей дочерью, семья Лагардовых начала собираться домой.

Глава 3 Семейство Усуровых

Стоит вернуться к Анне, вынужденной торопливо уйти в свою комнату. Она тут же кинулась к тумбочке с большим овальным зеркалом, забыв закрыть за собой дверь. Девушка достала из небольшого шкафчика кусочек белой ткани и разжала ладонь, в которой доселе прятала темно-коричневый короткий волос, незаметно украденный ею с фрака Лагардова. Довольная ангельская ухмылочка скользнула по ее губам. Глаза загорелись ослепительной радостью. Анна завернула в ткань тонкий волос и, услышав шаги за дверью, положила ее обратно в шкафчик. Затем она схватила расческу и начала спокойно перебирать вьющиеся рыжие пряди.

Дверь открылась и в комнату зашла Мария Романовна – мать девушки. Это была женщина сорока трех лет среднего роста и достаточно стройная. Было в ее лице что-то, привлекающее взгляд, несмотря на совершенно обычную внешность: светлые волосы, тронутые заметной сединой, светло-зеленые глаза, почти блеклые, впалые щеки и пухлые розовые губы. Казалось, это была совсем непримечательная женщина, но все равно какая-то частица то ли в ее взгляде, то ли в ее самовлюбленном нраве, притягивала внимание.

Девушка продолжала сидеть перед зеркалом, делая вид, что не замечает мать. Мария Романовна сделала пару шагов вперед, придерживая шуршащий подол темно-коричневого платья.

– Анна, – обратилась она к дочери, – ты с ума сошла?

– Ой, маменька! – повернувшись к ней лицом, произнесла девушка. – Извините, не заметила вас… Вы что-то хотели?

Мария Романовна иронично закатила глаза. Сейчас ее мысли застилало возмущение, а привычная манера спокойно разговаривать вообще куда-то исчезла. Она не знала, как говорить с дочерью, пару минут назад позволившей себе вольности, каковые не посмела бы сделать даже ее тетушка – сторонница свободных нравов.

– Думаешь, я не видела, что ты устроила в зале? – твердым голосом сказала женщина, едва сдерживая возмущенный крик.

Графиня Усурова схватила девушку за локоть, заставив подняться со стула и посмотреть ей прямо в глаза. Цепкие тощие пальцы крепко сжимали нежную девичью кожу, обещая оставить после себя синяки.

– Простите, но о чем именно вы говорите? – наигранно недоумевая, спросила Анна, щурясь от боли.

– О чем? – графиня Усурова перешла на крик. – О чем? Да как у тебя только хватает смелости и наглости притворяться, что ничего не произошло!

В этот момент дверь с тихим скрипом отворилась и на пороге появился высокий пожилой человек, опирающийся на лакированную дорогую трость со всей силой, которая только осталась в его дряхлых руках. Тот самый человек, чье участие в Даргинском походе наложило печать ненависти государя на семейство. Более того, ему все были обязаны долгими гонениями и сменой фамилии. Увы, из-за долгих презрений со стороны двора и обвинений в предательстве, Василий Иванович так поступил. Никто уже не мог вспомнить настоящую фамилию этого господина. Увидев мужчину, Мария Романовна тут же замолчала, отошла от девушки, недовольно вздохнула и более мягко обратилась к нему:

– Василий Иванович, что же вы делаете? Вам же нельзя расхаживать по дому после произошедшего… Побойтесь, еще совсем недавно за сердце хватались.

Старик печально улыбнулся, словно посмотрел в глаза вечности, затем гордо поднял голову и посмотрел на нее сверху так, что мурашки пробежали по ее спине. Графиня Усурова, очевидно, не осознав своей ошибки, надменно приподняла светлую тонкую бровь. Анна, наблюдавшая за этим немым противостоянием двух поколений, невольно начала вспоминать о сегодняшней встрече с Лагардовым, мечтательно смотря в белый потолок и подперев подбородок рукой. Она не могла забыть столь притягательный образ Александра Леонидовича, его светло-голубые глаза, таящие в своей глубине умиротворение, нос, имеющий особый шарм, блистательную улыбку, наполненную искренностью.

От размышлений ее отвлек хриплый голос мужчины:

– Я, Мария Романовна, не настолько стар и глуп, чтобы выслушивать нравоучения своей невестки, решившей ни с того ни с сего заняться воспитанием дочери.

– Как вам будет угодно, граф! – прорычала женщина, собираясь уже выйти из комнаты. – Я просто хотела, чтобы о нашей семье не говорили в свете всякие пошлости. И все же, я вынуждена вас попросить поговорить с ней. Может быть, вас она послушает.

Графиня ушла, оставив дедушку наедине с внучкой. Мужчина приблизился к Анне, ласково проведя рукой по ее щеке и заправив за ухо небрежно свисающий локон. Девушка прильнула губами к ладони старого графа, поцеловав ее и прошептав «Спасибо». Она устремила на него полный детской радости взгляд – как сильно он изменился за шесть лет: седые волосы, еще некогда серые, теперь окончательно побелели, серые глаза – выцвели, морщины, прежде слабо сковывавшие лицо, стали намного глубже и заметнее, лицо, не утратившее прежнего легкого загара, покрылись старческими пигментными пятнами. Он изменился… как и все остальные: как Александр Леонидович, как Анастасия, как ее мать и отец, как все прочие родственники, которых она так давно не видела. Правда, Василий Иванович не только значительно постарел и ослеп на правый глаз, но и потерял любимую супругу, что не могло не сказаться на его здоровье.

– Дедушка, прости, что тебя побеспокоили… – неуверенно произнесла Анна.

– Ничего, Анечка, ничего страшного. – Граф погладил ее по голове. – Лучше скажи мне, что у вас происходит.

– Все хорошо, дедушка.

Девушка замялась, она не знала, что еще сказать ему, дабы успокоить и доказать, что ничего страшного не случилось. Хотя, это она так считала… на самом же деле все гости уже начали обсуждать ее и Лагардова, постепенно распуская слухи об их романе.

– Аня, – Василий Иванович хитро прищурился и погрозил ей пальцем, – не обманывай меня! Если я ничего не вижу правым глазом, это еще не значит, что я полностью ослеп. У меня еще левый есть, и благодаря нему я все прекрасно замечаю.

– Но… – девушка хотела что-то возразить.

– Не перебивай. – Спокойно сказал граф. – Что это ты так к Александру Леонидовичу льнула? Не влюбилась ли?

– Что за вздор, дедушка? Нет… вовсе нет! – отойдя к окну, ответила Анна.

– Милая моя, – мужчина сел на стул возле зеркала, печально взглянув на свое отражение, – за семьдесят лет жизни я многое повидал, поверь, многое… И ты представить себе не можешь, что я уже научился предсказывать будущее нашей семьи. Ведь, если припомнить, то именно я пророчил брак твоей тетушки Татьяны Романовны, именно я предсказал ссору между моими сыновьями… И все было за много лет до этих событий.

– Дедушка, прошу, не сравнивай меня с ними.

Обиженно поджав губу, она даже не соизволила повернуться к нему, продолжив смотреть в окно, наслаждаясь чудесным зимним пейзажем. Как прекрасно было на улице! Зима царила везде, окутывая природу морозным дыханием. Деревья, еще не до конца сбросившие золотистую листву, были накрыты толстыми слоями снега, напоминавшими белые шубки, земля, которая должна была излучать тепло, была спрятана под светлым хрустящим ковром. Холодный ветер безжалостно цеплялся к чете Лагардовых, садящихся в карету, особо задевая подол платья Анастасии Николаевны.

Как только Анна заметила их, тут же переменилась: уставший от «допросов» взгляд снова воспылал огнем интереса, а сердце заколотилось в груди. Она сделала еще шаг, прижавшись к холодному окну, с утра покрывшемуся легкими узорами.

Василий Иванович это видел и прекрасно понимал, что могло вызвать у нее это неожиданное и необдуманное действие, этот порыв. Он знал, если бы окно было открыто, то Анна сразу бы, не сомневаясь ни на секунду, прыгнула. К счастью, этого не произошло.

– А я и не сравниваю. – Граф подошел к окну, снисходительно взглянув на опечаленную девушку.

– Почему так несправедлива жизнь? – вдруг спросила она, опустив голову на плечо дедушки.