Приор. Путь странника

Хайс колдовал над Полковником, резкими движениями хватаясь то за один, то за другой прибор, в попытке уловить нечто, что убивало командира. Быстрый взгляд на панель жизнеобеспечения и в руках у него уже был новый препарат. Он ввел его и снова бегло взглянул на экран. Доктор уже не ожидал, что на нем изменятся показания. Не думал, что поможет что-то из того, чем он обладал. Он дозу за дозой запускал в тело наниты, программируемые лейкоциты и искусственные тромбоциты, в попытках остановить кровотечение, и все те препараты, которые в любых других условиях запаивали даже самые тонкие разрывы в тканях. Но это было то же самое, что пытаться остановить океанский прилов плотным строем. Микророботы самоотверженно захлебывались в потоке эритроцитов, замедляя кровотечение на десятые доли процента.

Но продолжал пытаться ради попыток просто потому, что не мог бездействовать. Состояние командира было неизменно плохим. В груди была рана, но не глубокая, скорее ожог верхних тканей. Ни одни внутренний орган не был задет, но он терял кровь и уже несколько часов не приходил в сознание. Все понимали, что если так продолжится, то он умрет. У изголовья его койки сидела Лиза. Она выглядела так, словно её душат рыдания, но ни слез на щеках, ни характерного подергивания плечами не было. Её выражение лица было пустым, будто она просто ждала. И сложно было понять, чего: то ли улучшения, то ли конца…

Хлоя увидела нерешительность в движениях Айрин на пороге реанимационной палаты и легонько подтолкнула её внутрь. Но никто не обратил на неё внимания. Лиза уже привычным движением вытерла капли крови, скатившиеся с уголка рта Алекса, потом из уха, и через несколько секунд протерла эти места снова, будто могла этим остановить его кровопотери.

Айрин прошла вглубь палаты и взглянула на доктора. В его ответном взгляде не было обвинения, не было подозрений или презрения. Это был взгляд человека, который периодически отрывается от газеты, глядя на новости по телевизору, чтобы узнать, не начался ли интересующий его репортаж. Майор сознательно не смотрела на Айрин, прикладывая к этому все усилия. Хлоя знала, что она была готова обвинить любого в трагедии, а Айрин подходила на эту роль больше остальных. Но сдержанность Лизы ещё была в её власти, та просто не смотрела ни на кого, кроме Алекса.

– Вы можете сказать что-нибудь что нам поможет? – Наконец нашелся доктор Хайс. Увидев сомнения в глазах девушки, он вернулся к своим действиям, не дожидаясь ее ответа.

– Что вам удалось понять? – она сама не узнала свой голос, потому что этот вопрос пришел откуда-то извне, и ей было не ясно, зачем она его задала и что он мог ей дать.

– Мы знаем, что его организм, – он не отрывался от своих манипуляций, – просто теряет кровь через все отверстия тела. Будто она просачивается сквозь вены, которые стали пористыми. Но никаких признаков инфекции или инородных тел, – он вздохнул, словно уже миллион раз говорил это. Но скорее эти слова прокручивались в его голове, и ответа они не приносили. – Я просто не знаю, что ещё можно проверить, чтобы найти причину. Заживление раны не помогает, она снова открывается. Ни закрывающий гель, нинаниты не могут с этим справиться.

Айрин подошла ближе и заглянула под спавший с раны край пленки. Не зная, что именно она хотела разглядеть, неуверенным движением потянула ткань в сторону, чтобы открыть место ожога полностью. Она почувствовала капли пота, стекающие со лба, делая её русые волосы влажными на висках. Девушка ощущала биение своего сердца, сильные, но неуверенные удары. Будто мышца пыталась найти опору, которая помогла бы вернуть четкий ритм. Её хрупкие плечи были опущены, но грудь вздымалась в такт неровным ударам в груди.

Стоявшая рядом Хлоя подумала, что девушка до этого момента была изящной, а ее фигура пропорционально стройной. Но сейчас она видела тощего человека, похудевшего не физически, а морально.

Внимательно вглядываясь в рану, Айрин сама не знала, почему именно это она так хотела разглядеть. В голове вспыхнули воспоминания, двойные воспоминания произошедшего. Неожиданная, оглушающая волна энергии не навредила людям, и они быстро восстановились, когда та отступила. Возвращаться к мыслям о том, что это она сама своими мольбами ее выключила, девушке не хотелось, и она откинула эту часть воспоминаний. Шаг за шагом Айрин шла от мысли к мысли, от образа к образу. Искра, загоревшаяся в ее глазах, сначала напугала Хлою, которая внимательно следила за Айрин с другой стороны койки. Но потом она поняла, что это не взгляд безумца или преступника, а свет истины – ответа. Справившись с желанием тряхнуть её за плечи и прокричать: «Ну же, говори, что ты поняла! Чтоооо?!», – она инстинктивно напряглась, готовая в любой момент среагировать.

Повинуясь какому-то странному желанию, Айрин вцепилась глазами в рану, на которую смотрела до этого, но видела не её. Внимательно скользя глазами по разорванным и обожженным неизвестным импульсом ткани, перед глазами упорно всплывал момент, когда Полковник приблизился к центральному «мозгу». Вспомнила изумление Рона, который, открыв рот, назвал механизм самым таинственным клубком ниток; услышала тихий шепот Лизы о том, что излучение от него не поддается никакому известному описанию, и что искры-импульсы, вспыхивающие по всему телу объекта, больше всего напоминают гирлянду из старых фильмов, где огоньки беспорядочно мигают на рождественской елке. И только способность Эрика «видеть» о которой она думала в момент проникновения в полумир, дала всем понять логику работы.

Покорно следующий за группой брюнет ничего не говорил и даже не прислушивался к происходящему настолько, чтобы вникать. Он лишь старался не отстать и не упустить изменение направления. Войдя в зал с механизмом, который Айрин называла центральным мозгом, Эрик стоял поодаль, наблюдая, как остальные переговаривались и решали, что же делать дальше. Он слышал слова Майора о том, что сама комната наполнена каким-то излучением, видимо от «мозга» которое она не может объяснить. Которое, по сути, и излучением-то не являлось, а скорее биологической материей, имеющей все признаки потока.

Этот скомканный кусок (мозг) непонятно чего, переплетали такие же светящиеся провода, как и на колоннах. Одни были тоньше и ярче, другие: толще и тусклее. Они выходили из пьедестала, на котором располагался объект, из стен и спускались с потолка. Местами входили в него, выходили, оплетали, соединялись между собой, создавая настоящую паутину. Внутри, под таинственным материалом, отделяющим внутренности «мозга» от окружающей среды, мигали искры. Эти вспышки были скорее похожи на снежинки или звезды, и они были с лучами, как будто их рисовали дети.

Эрик обошел «мозг» два раза, прежде чем понял, что искры уплотняли свои ряды там, где он находился. Они не двигались за ним, но вспыхивали с той стороны, с которой он приближался к объекту. Потом он заметил, что все остальные столпились в одном месте, и там тоже было скопление искр. Его теория была подтверждена быстро, после чего и произошло несчастье с Полковником.

Айрин «перемотала» разговоры о том, может ли это быть источником питания для другой системы, которая пустила импульс, или «мозг» сам его пустил. Споры о системе управления этого механизма и детали теории Лизы, которая сообщила, что работа механизма действительно схожа с нервными импульсами разумного мозга, предполагая, что он каким-то образом ощущает их присутствие. Датчики или изменение в поле, которое его окружало, давало ему нужную информацию. Она не останавливалась и на молчании Полковника, который слушал Майора, но смотрел на неё – Айрин, которая стояла поодаль и теребила свои волосы. Алекс ждал действий, а она ждала знака свыше, чтобы узнать, что от неё требуется.

И вот сам момент ранения: Полковник медленно подносит руку к мозгу, искры вспыхивают на том участке поверхности, где находится его рука, сливаются и превращаются в одно пятно света, в точности повторяющее форму его ладони. Вот он смотрит на Айрин, пытаясь в последний раз найти подвох, обман или угрозу, и, не получив этого, с облегчением касается «мозга». Потом секундная заминка и вспышка. Мозг засиял не хуже звезды, во все стороны рассыпались лучи света, ослепив всех остальных. Айрин снова видела то, что ее озадачило тогда. Она четко могла различить лица остальных, которые закрывали глаза от яркого света, корчились и отворачивались. Но она видела их в каком-то голубоватом свечении и немного в другом спектре, словно на рентгеновском снимке, но не насквозь, а чуть четче, чем обычно. Потом она заметила, что Полковник продолжает держать руку на мозге, и инстинктивно направилась к нему. Двигаясь быстрее, чем обычно, она не ощущала веса своего тела, будто это пространство двигалось ей на встречу, а она сама стояла на месте. Айрин потянулась к Рохасу, стоя у него за спиной. И почти прикоснулась в момент, когда из объекта вырвался новый луч красноватого цвета и прожег грудь Алексу. Дальше она вспоминать не хотела, да и не нужно было. Она начинала понимать.

Ещё внимательнее всматриваясь в рану, она заметила или ей показалось, что она увидела искру, точно такую же как вспыхивала в «мозге». Ещё несколько минут и снова искра… Почти уверенная, что это не обман зрения, Айрин выпалила на одном дыхании:

– Доктор, ваши приборы не способны уловить энергию, разрушающую его тело!

– Что? – Хайс удивленно уставился на неё.

– Психоэнергия, – проговорила она одними губами, сама себе.

Сила абсолютного разума, разума самой Вселенной, доступная тем существам, что были рождены в ее чреве. Сила способная созидать и разрушать целые миры. Людям она была не доступна во всем своем величии, лишь ее тень, размытая и слабая – все на что могли рассчитывать ее сородичи. Создатели артефакта на планете смогли локализовать, укротить и направить свою психоэнергию для только им одним известных целей… им и Айрин.

Она выглядела не так, как прежде – замкнутой и растерянной. Теперь она была полна сил и решимости действовать. Плечи были расправлены, во взгляде читалась ясность. Она не просила Роберта о чем-то, она приказывала ему. Наблюдавшая за ней Хлоя еле уловимо улыбнулась. Она надеялась на нечто подобное, даже скорее ждала. Лиза изумленно уставилась на Айрин, но молчала, стараясь сохранить на всякий случай свой гнев и вылить его на неё позже, если она не сможет спасти командира.

– Лиза, проверьте Полковника тем же устройством, что и сканировали мозг на планете. Вы видите? Это похоже на то излучение, что было в помещении с «мозгом»?

Лиза, недоумевая, посмотрела на девушку, затем на нарукавный дисплей так и не снятого скафандра, потом на Хлою, опять вернула взгляд к Айрин и только после этого внимательно изучила показания прибора. И ей не нужно было говорить результаты. Мимика была богаче слов. Да, это было то самое излучение, и оно исходило из командира, из ее… Их командира. А именно из его груди, из раны…

– 4 –

«И всё же это генетический материал, который выглядит и ведет себя как энергия, или радиоволна или…» Хайс запнулся, не зная, как охарактеризовать результаты его исследования, которое он надиктовывал в первую очередь для своего архива и во вторую – для рапорта. Откинувшись на спинку кресла, он склонил голову сначала вправо, потом влево, пытаясь снять накопившуюся усталость после почти двух суток на ногах и переживаниях за жизнь Рохаса. Облегчение не наступило, когда Рохас вышел из комы, а его рана на глазах стала уменьшаться, а потом и вовсе затянулась полностью. Оставалось напряжение от того, как он вылечился, как Айрин это сделала, как поняла, что нужно делать? Его тревожило (не пугало, пока нет… лишь тревожило) то, что действий этих он не понимал, как и не понимал то, что она одним приложением руки вытянула из него инородную энергию, не оставив на себе и следа этих неизвестных частиц. Он прервал запись рапорта, потому что не знал, что должен сказать. Рапорт не мог содержать теоретическое словоблудие, или ни на чем не основанные догадки. Это могли позволить себе политики, философы, но не врачи и уж тем более не военные врачи на секретном объекте.

Поднявшись с кресла, доктор решил, что ему нужно поспать. Пациент внутри него уже был готов выть от недосыпа и напряжения, и он должен дать ему отдых. После он обязательно поговорит с Айрин и с Полковником, но не сейчас. Его тело слишком устало, а мозг перегружен, чтобы принимать еще порцию информации для изучения. Медленно двинувшись по медблоку в сторону выхода, он почти бессознательно глянул на показания датчиков единственного больного в отсеке, не запомнил ничего из увиденного, но знал, что с ним все хорошо. Потом помахал рукой Лесли – дежурному врачу на эту ночь, не скрывая усталости, бросил ей легкую улыбку и поймал ответную. Ноги двигались уверенно, тело несло его к тишине каюты, где он мог предаться своему забвению и дать разуму необходимую передышку. По его уверенной бодрой походке, движениям рук, покачиванию головы нельзя было понять, насколько он вымотан. Автопилот вел его физическое существо к цели, в то время как разум мог доверять физическим реакциям и не тратить на это силы. Лесли пришла мысль о том, что если бы она не знала, сколько часов или даже дней доктор был на ногах, она бы никогда не подумала, что ему сейчас нужен отдых гораздо сильнее, чем кислород.

«Я не могу быть настолько беспомощным», – думал Хайс, подходя к каюте.

«Конечно, я не изучал технологии, настолько далекие от Земных и неизвестно насколько более развитые. Но я был лучшим на Земле, меня выбрали на Приор, потому что я мог дать этой миссии больше, чем кто-либо другой. А сейчас я не знаю даже с какой стороны подступиться к разгадке?» Эти размышления были больше похожи на отчитывание нерадивого студента, который обладал интеллектом, но не тратил его на что-то стоящее. Роберт не был заносчивым или чрезмерно гордым. Он прекрасно знал себе цену, вместе с той ответственностью, которая ложилась на него за выдающиеся способности. Объективно понимая, что он лучший ум в медицине и ксенобиологии, он не мог позволить себе сдаться и не найти ответа.

«Хоть бы теорию, обоснованную достаточно, чтобы её можно было развивать, или которую можно изучить или опровергнуть тем, кто будет после меня», – Хайс вдруг сформировал свое желание и окунулся в небытие сновидений. Он спал как младенец, без снов и движений. Мозг покорно выключил все, кроме системы жизнеобеспечения и дал себе и своему телу набраться сил. Доктор не знал, что ответы, которые он искал, которые мучили его ещё до того, как сформировались, ищет не он один.

Всего в нескольких сотнях метров от него другой разум мучился такими же вопросами, искал ответы, которые, казалось, слишком сложны для понимания, но слишком очевидны, чтобы их игнорировать. В тесной темной каюте девушка, которую Хайс собирался расспросить обо всем ему непонятном, металась из угла в угол, только чтобы её мозг мог отвлечься хотя бы на примитивные движения. Сон к ней не шел, как бы она не старалась. Внутри все кипело и бурлило от странных мыслей о том, что она не знает своего тела, не знает, что оно может и вообще кто она такая. То, как она спасла Рохаса, было странно для всех остальных, а для нее это было кошмарно. Но хуже было то, как Рохас вообще пострадал. Травма и спасение Полковника слились для нее в одну ленту Мебиуса: когда ответ на первый вопрос вроде находился, второй оказывался на другой стороне неразрешимой головоломки. Айрин остановилась на секунду, глянула на дверь и подумала, что, если сейчас кто-то войдет, она все ему расскажет. Всё, что знала, видела и чувствовала. Пусть это будет его проблемой. Даже если придет уборщик, которых, кстати, на Приоре не было.

Подождав несколько минут желанного гостя, она отвернулась от двери и продолжила ходить из стороны в сторону. Обогнув диван, сделала пару шагов к кровати, коснулась стены плечом, повернулась на девяносто градусов, обойдя кресло нервным движением, как будто собиралась в него упасть, щелкнула по стойке с посудой и вернулась к дивану. Сколько кругов она совершила, ей и знать не хотелось. Ей хотелось совсем другого. И чем больше она этого хотела, тем меньше вариантов это найти у нее было. Она поворачивала свои знания и так, и эдак: вспоминала, выкручивала, додумывала, тянула за тонкие нити событий, скручивала их в петли и распутывала снова. Периодически она закрывала глаза и пыталась почувствовать снова то, что чувствовала в момент агонии Рохаса и в момент его исцеления. И когда ей казалось, что вот она нашла это состояние, открывала глаза и понимала, что ничего не поменялось. Айрин была готова снова отправиться на планету, снова осмотреть мозг и даже потрогать его, но кто бы ей позволил?

Девушка обессиленно упала на диван, позволяя телу, наконец, расслабиться. Веки опустились, и она совершила последнее усилие над собой, чтобы понять. В какой момент она увидела первые тонкие намеки на отклонения от своей природы? Когда в ослепительной вспышке все видела? Или, когда стояла и смотрела на извивающиеся от боли фигуры ее спутников? Нет… Что-то она упускала, но не могла поймать постоянно ускользающее воспоминание. Тряхнув головой, она отмотала все события назад и стала прочесывать бесконечные дни в заключении на Приоре. Потом беседы с Полковником, допросы, встречи с Эриком – все, что могло что-то навести ее на мысль. Потом планета… Она вскочила и забегала глазами по комнате, будто искала что-то ценное. Но не тут оно находилось, не на корабле…

– Я чувствовала это, – произнесла Айрин вслух и снова обессиленно опустилась на диван.

Ей уже не нужно было насиловать свой мозг в поисках зацепок, она просто переживала одно воспоминание, снова и снова, силясь понять хотя бы его. Это не были картинки, скорее чувства, ощущения, которые тогда повергли ее в шок. А затем ей стало не до них. Они стерлись из памяти, как сон, который ты знаешь, что видел, но как не стараешься, не можешь восстановить в памяти.

– Я чувствовала это, – одними губами повторила Айрин и затихла.

А потом резко вскочила и вылетела из каюты. Она даже не вспомнила о том, что дверь могла быть закрыта, будто она открыла ее силой своего разума. Она шла туда, где надеялась получить подсказку или опровержение того, что она поняла… желая получить это опровержение всем сердцем.

Бессонная ночь была не только у Айрин. Эрик тоже не спал. Он не страдал от поиска ответов, от ускользающего смысла и потери почвы под ногами. У него и так все пропало, когда он очнулся на этом корабле. Он лишь не мог переварить то, что увидел и узнал. Космос, инопланетяне, мозги, которые чуть не убили Полковника, звездочки и колонны, дроны-преследователи, импульс боли – все смешалось у него в голове. Отличить одно от другого он уже не мог. И отдавшись на волю разума, который он считал сильным, но уже сомневался в этом, решил просто дать себе время это все понять или позволить себе сойти с ума. После возвращения он не говорил ни с кем. Собственно, с ним тоже никто не разговаривал, всем было не до этого. Никто даже не подумал его вернуть в каюту; дорогу он нашел сам, даже удивившись этому. Эрик мог пойти куда угодно на корабле, посмотреть другие отсеки, увидеть своими глазами работу команды Приора и инопланетян. Он сделал бы это, если бы ему было интересно. Но ему было не интересно… Все это казалось страшным сном, в котором не хотелось разбираться, не хотелось узнать, чем он кончится… просто хотелось проснуться и больше никогда его не вспоминать.

Когда Айрин задавалась вопросом: «Зачем он здесь?», она не понимала, насколько этот вопрос важен для самого Эрика. До боли в груди, до зуда на коже, до желания выколоть себе глаза… Но сейчас, после потрясений на планете, у него не осталось сил на вопросы. Он просто тихо лежал на кровати, позволяя себе сходить с ума. Парень почти не отличал реальность от снов, когда услышал странный звук, похожий то ли на стук, то ли на звон. Звук повторился несколько раз, прежде чем он понял, что это кто-то пришел и стоит за дверью, вызывая его. Единственный раз он уже слышал это, когда к нему зашел доктор, потом они улетели, и, кажется, с того момента прошло пару лет, хотя на самом деле всего сорок пять часов. Неуверенным голосом он повторил то, что слышал от других при необходимости выйти или войти куда-то: «Открыть».

– Ты должен мне кое-что рассказать, это важно… Что ты почувствовал в момент, когда въехали в нулевую отметку?

Айрин влетела в его каюту так, словно мяч врывается в ворота, чудом избежав нападения вратаря. Она стояла, тяжело дыша и нервно повторяя свой вопрос из раза в раз, надеясь получить на него ответ. Но Эрик не мог ответить. Он не понимал, что она говорит и о чем. Понадобилось несколько минут, чтобы он пришел в себя и понял, что она здесь и что она требует ответа. Его глаза округлились, и он вроде понимал, что что-то невнятно отвечает, но сам не мог разобрать что. Его поразило две вещи: первая, что она вообще пришла, что кто-то обратил внимание на его существование здесь, что он не один в этот момент. Второе – это ее мольба во взгляде. Девушка жаждала ответа, надеялась, что он ей его даст и умоляла это сделать. Но вопроса ее он не понимал и переспросил несколько раз, прежде чем она его услышала.

– Айрин, – чуть повысив голос, резко произнес Эрик, чтобы, наконец, привлечь внимание девушки, которая металась по его каюте, повторяя свои вопросы и изредка бросая на него испытывающие взгляды. И это сработало. Она очнулась и уставилась на него широко раскрытыми глазами. Но не ее имя привлекло внимание девушки. А то, что он впервые назвал ее имя. И это сочетание: его голоса и ее имени казалось ей чем-то не из этой реальности, чем-то иррациональным и диким. Прошли долгие минуты, прежде чем она вспомнила, где она и зачем пришла.

– Ты что-нибудь почувствовал, когда въехал в нулевую отметку? – Уже ровным, почти безжизненным голосом медленно произнесла Айрин.

Парень недоуменно уставился на нее, не понимая смысла вопроса, но ответил так же медленно:

– Да. Почувствовал. Тоже, что и все… Наверное

– Что именно?

– Будто меня вывернули наизнанку, а потом запихали внутренности обратно.

Потом последовал его ожидающий взгляд. Айрин изучала лицо Эрика, силясь понять, все ли он сказал. Но его сдвинутые к переносице темные брови, напряженное лицо и губы, превратившиеся в тонкую линию, говорили о том, что он не понимает, что еще может сказать. Айрин повернулась к нему спиной, опрокинула голову вниз, словно последние силы оставили ее. Руки повисли вдоль тела, не в силах держать тот груз, который на них навалился.

Тихо, еле слышно она задала последний, как ей казалось, возможный вопрос:

– Перед самым входом туда, когда мы уже почти оказались там, были ли странные ощущения? Не физические, а скорее… предчувствие? – она не повернулась к нему, просто задала вопрос в воздух перед собой и, услышав короткое: «Нет» поняла, что ее последняя надежда растворилась. Больше нечего было спросить и нечего было говорить. Она снова почувствовала ту брошенность, одиночество, которое ушло, пока они летали на планету и спасали Рохаса. Но, вернувшись, это ощущение стало еще болезненнее. Жгучее и давящее мучение, которое она не могла и не хотела преодолеть. Ей хотелось раствориться в нем, отдаться пустоте и ничего больше не ждать, не надеяться, не делать.