Миллион в воздухе

– Отрываться от земли и парить над ней? – Амалия блеснула глазами. – Восхитительно!

– Между прочим, – сообщил Кристиан, широко улыбаясь, – я умею управлять воздушным шаром.

Мэй позеленела.

– Это прекрасно, – серьезно ответила Амалия и заговорщицки улыбнулась девушке. – Если когда-нибудь мы захотим прокатиться, то будем иметь вас в виду. Только не думаю, мисс Мэй, что у вашей бабушки есть свой шар.

«И слава богу!» – мелькнуло в голове у Мэй.

Вокруг мелькали пальмы, цветы, плодовые деревья. Потом путешественники свернули и поехали вдоль моря. Оно было синее-синее и совсем не походило на Ла-Манш, который даже в хорошую погоду имеет стальной оттенок.

В другое время Мэй искренне восхитилась бы красотой окружающей природы, но сейчас она еще пребывала во власти опасений и чувствовала себя не совсем уверенно. Мотор «Менье» кряхтел, ворчал, фыркал и, казалось, безостановочно бурчал на своем моторном языке неизвестные людям ругательства. Поэтому Мэй предпочитала держаться поближе к Амалии. Ей почему-то казалось, что рядом с баронессой не может произойти ничего плохого.

– Долго еще? – спросила Амалия у шофера.

– Несколько минут, сударыня, – отозвался тот, и в это мгновение автомобиль остановился. Мотор зашелся в надсадном кашле и умолк. Эмильен, ехавший за ними, придержал лошадей.

– Так я и знал, – сказал он, качая головой. – Эти штуки всегда ломаются в самое неподходящее время.

Шофер сердито выпрямился.

– Кто бы говорил! Как будто лошади не могут, к примеру, взбеситься или понести.

– Зато, по крайней мере, – парировал Эмильен, задетый за живое, – они не станут поперек дороги, точно ослы, ни туда, ни сюда.

– А еще ваши лошади могут умереть, – поддел его шофер. – И что тогда вы будете делать?

– Пока я управляю экипажем госпожи баронессы, – торжественно объявил Эмильен, – это невозможно!

– Но когда-нибудь они все равно умрут, – настаивал шофер. – Техника ломается, лошади умирают, и ничего особенного в этом нет. – Говоря, он нет-нет да поглядывал на Амалию, словно ожидая, что она выскажет свое мнение, но та молчала.

Мэй оглянулась. С одной стороны были горы, с другой – море, а сверху расположилось солнце, и светило оно вовсе не по-английски скупо и даже не по-парижски ласково, а щедро и расточительно, как и полагается примерному солнцу на Лазурном берегу. Мэй почувствовала, что ей стало жарко, и заметила, что Амалия тоже расстегивает пальто. Из кармана его выпала сиреневая перчатка, и Мэй поспешно подобрала ее, – так поспешно, что стукнулась лбом о какую-то противную железяку. Девушка сдавленно охнула.

– Вы не ушиблись? – обеспокоилась Амалия.

– Нет, – героически ответила Мэй, хотя на глаза даже слезы навернулись.

– Ну конечно, ушиблись, – возразила Амалия. – Не стоило так поступать. Все равно вторая перчатка куда-то делась.

– Я все время теряю перчатки, – призналась Мэй.

– А я никогда ничего не теряю, – ответила баронесса с металлический ноткой в голосе. – Ума не приложу, куда она могла запропаститься.

– Наверное, найдется, – несмело предположила Мэй. – Если вы не оставили ее в купе.

Амалия покачала головой.

– Нет. Я смотрела, там ничего не было.

«Так вот почему она хмурилась тогда!» – подумала Мэй.

– Может быть, – продолжала она, – перчатка вылетела в окно, когда мы открыли его и ушли? Ужасно обидно, конечно, но… такое ведь могло случиться.

– Пожалуй, это самое правдоподобное объяснение, – вздохнула Амалия. – Но у нее не было никакого права так поступать. – Тон молодой женщины был серьезным, однако глаза улыбались, и Мэй поняла, что ее знакомая вовсе не принимает пропажу близко к сердцу.

Шофер тем временем возился с черным ящиком спереди машины, затем для чего-то забрался под машину, а когда вылез оттуда, то его вид наводил на мысли о трубочисте, которому пришла в голову шальная мысль искупаться в чернилах. Достав из кармана большущий платок, он протер лицо и руки.

– Теперь все, – доложил он, широко улыбаясь, – можно ехать.

«Никогда больше не буду ездить на автомобилях!» – содрогнулась Мэй.

Бах, пых, чпых!

Гррррры!

Так они и добрались до утопающей в цветах и зелени виллы «Маршал», на которой жила Кларисса Фортескью, в замужестве Уинтерберри, бывшая недостойная жена, а ныне весьма достойная миллионерша.

* * *

– Нет, – горячо воскликнула Мэй, – вы не можете меня покинуть!

– Почему же? – забавляясь, спросила Амалия. – Я доставила вас до места в целости и сохранности. Теперь вы знаете, что ездить на автомобилях вовсе не так страшно, и мне пора удалиться.

Но Мэй настаивала. Она не может отпустить миледи, которая была так к ней добра. Ей ужасно неловко прощаться с госпожой баронессой у ворот. Может быть, та все-таки зайдет в дом? Мэй будет счастлива представить ее своей бабушке!

В то время как у ворот виллы «Маршал» развивалась эта волнующая дискуссия, на террасе виллы «Эгмонт», расположенной напротив через дорогу, два флегматичных рыжих джентльмена типично британского вида обсуждали прибывших к соседям гостей. Оба джентльмена имели славное военное прошлое, только один – мистер Роджер Барнаби – служил в сухопутных войсках и был полковником в отставке, а другой – мистер Филип Картрайт – дослужился на флоте до чина капитана.

– Кажется, к мадам Клариссе снова гости, – доложил Барнаби.

– Подайте-ка мне мой морской бинокль, – лаконично распорядился мистер Картрайт.

Последующие несколько минут прошли в полном молчании. За это время ворота виллы растворились, пропустив автомобиль и карету, и затворились вновь.

– Лично мне и без бинокля все видно, – заявил полковник Барнаби. – Они решили пустить в ход тяжелую артиллерию.

– Вы о юной даме? – осведомился капитан Картрайт. – Та, что в сиреневом, баронесса Корф, и она не наследница. Если хотите знать мое мнение, то не думаю, что эта попытка абордажа будет иметь успех.

– Мне кажется, в конце концов они принудят старую даму к капитуляции, – продолжал полковник.

– Ничего подобного, она уплывет от них на всех парусах, – возразил капитан.

– Хотите пари? – загорелся полковник.

Картрайт вздохнул.

– Дорогой Роджер, вы уже проспорили мне стоимость хорошей яхты.

– Значит, проспорю вторую, – не остался в долгу полковник.