Теперь ответа ждали все без исключения.
– Я думаю… – он на секунду задумался, подбирая слова, – это от недостатка веры.
– Вот и я об этом! – подхватил жрец. – Именно об этом я и говорю! Неверие не позволило им впустить в свои сердца смирение, и оттого…
– Им не хватило вашей веры.
– Что-что? – ошарашенно переспросил жрец. – Я не понимаю, о чём ты говоришь.
Щёки жреца побледнели, и Куова позволил себе незаметно возгордиться эффектом сказанных слов. Он не мог позволить себе большего, пока в зале находился куда более опасный противник. Абрихель не вмешивался, но взгляд его уже сделался убийственным. В воздухе повисло леденящее напряжение.
– С нас хватит! – рассержено бросил мясник. – Этот человек говорит, что веры у тебя меньше, чем золота в одежде.
– Не простакам вроде тебя рассуждать о вере! – подался вперёд жрец.
– И не продажным дельцам вроде тебя! – с несвойственным для него энтузиазмом выпалил Гольяс.
Старый аптекарь повернулся к Куове:
– Мил человек! Так, по-твоему, Спаситель не завещал нам падать на колени, чуть ветер дунет?
– Кого ты слушаешь? – проскрежетал жрец. – Ты первый раз в жизни его видишь!
– Ну это определённо всё меняет! – съязвил в ответ Гольяс. – Я вот не впервые вижу, как ты говоришь о вере и добродетели. А сколько ты месяц тому с меня содрал за то, чтобы, простите, люди, сыну моему кусочек кожи отрезать? Что же ты о своих добродетелях умалчиваешь?
– Да за бесплатно тебя похоронили бы раньше! Вот какова твоя благодарность, книжник?!
– Головной верблюд задаёт темп каравану, – подловил его аптекарь. – Как на брюхо завалится, так ещё долго остальные на месте топтаться будут.
– Какой верблюд?! Какой караван?! Я говорю, что нечего слушать кого попало! Неужели не понятно?
– Да уж понятно! – бросил мясник. – Тебя мы тоже знать не знаем!
Приглушённый смех сменился откровенным улюлюканьем.
– Храм Спасителя – не место для шутов и смутьянов, – раздался жёсткий голос, и все мгновенно замолчали.
Куова понял, что всё это время Абрихель подмечал слабости обоих оппонентов, а теперь наконец сам вступил в игру. Все застыли, ожидая, что он скажет.
– Вы собрались порассуждать о вере, о свободе, – продолжил он полным презрения тоном. – Что вы знаете о свободе? Свобода – это не вечная беззаботность и благоденствие. Это бремя веры в то, что в нужный момент сможешь остановиться перед соблазном.
Он подплыл к ограждению и удовлетворённо усмехнулся, когда прихожане в страхе отпрянули от него. Прошёлся вдоль, ведя длинными пальцами по бледной каменной поверхности.
– Всё, что этот бродяга вам наговорил – пустой звук, – заключил Абрихель. – Если дать каждому волю, то в конце пути нас будут ждать хаос и отчуждение.
Он бросил пренебрежительный взгляд на жреца, так что тот поспешил спрятать трясущиеся руки в рукавах. Потом пристально взглянул на Куову; в светло-карих глазах сверкнула искра гнева.
– Задайтесь вопросом, – сказал он. – Спросите себя, для кого вы только что послушно раскрыли уши? Неужели вас не смущает, что нынче кто угодно может войти в храм и начать поносить его? Вы так наивны, чтобы думать, что, надев наряд фокусника, кто-то имеет право подвергать сомнениям веру? Что ему лучше первосвященника знать, что завещал нам Спаситель?
Абрихель перевёл взгляд на Гольяса.
– Я вижу, Гольяс, ты заводишь себе странных друзей. Может, ты поведаешь, почему он достоин хоть слово сказать?
Воцарилась мёртвая тишина, люди вокруг даже дышать старались тише.
«Твоё главное оружие – страх, Абрихель? А может быть, и твоя главная слабость…»
– Может, дядюшка Калех прав? – вдруг пропищал Иона. – В жёлтом «Писании» о смирении ничего нет. Только что Спаситель очень любил сушёный инжир.
Прихожане с облегчением рассмеялись.
– Давайте сравнивать детские книжки со Священным Писанием, – фыркнул Абрихель.
– Что то книжки, что то, – отпарировал Гольяс. – Все написаны руками смертных.
– Не всё так просто, сынок, – вмешался старый аптекарь. Он ещё колебался в выборе стороны. – Тех смертных мы знаем, так познакомиться бы и с этим.
Взгляд Гольяса буквально кричал о глупости затеянного, но всё-таки он нашёл в себе силы взглянуть в глаза Куове.
– Ты ведь… расскажешь им?
Пока длилась перепалка, Куова внимательно наблюдал за колдуном, сдерживая напряжение. Теперь, когда все взгляды устремились к нему, он одарил Абрихеля насмешливой улыбкой и встал в центре небольшой группы прихожан.
***
– Я понимаю, вы хотите знать обо мне больше, – медленно начал Куова. – Убеждаете себя, что охотнее поверите слову близкого приятеля, чем незнакомца, стоящего за трибуной. Что же, я человек простой и бесхитростный. – Он помолчал и смущённо улыбнулся. – Ну ладно, немного хитрости никому не помешает, иначе ведь на ярмарке в День Перерождения разориться можно! – По залу прокатились приглушённые смешки. – За стакан горячего лимонада торговцы просят целый ильташи! Обычно мне удаётся сбить цену до сорока агоров, но потом я задумываюсь: что движет этим человеком? – Он выдержал паузу. – Простота. Маленькие земные желание. И оказывается, что торговец – пусть бесчестный, неправедный, но простой человек. Как и уважаемый жрец, забывший о заветах Спасителя, чтобы не нуждаться в деньгах и тёплом крове. Как и я. И даже сам Спаситель, если приглядеться, тоже окажется простым человеком.
– Только ты не Спаситель, – резко заметил Абрихель. – Придержи свою заносчивость.
– Кто бы говорил! – яростно крикнул мясник. – У самого-то под рёбрами один большой кусок высокомерия!
– Ну уж нет! – ревностно выпалил Абрихель. – Моё сердце принадлежит народу Кашадфана. Ему я служу! А этот человек – шарлатан.
– Неужто судишь по одежде? – подловил его мясник, решительно шагнув вперёд. – Чем же ты лучше?
– Я не такой как он! – отрезал Абрихель. – И это не имеет значения. Лучше задайтесь вопросом, что этот фигляр скрывает от вас.
Мясник встал, широко расставив ноги, прямо напротив колдуна. Он выглядел здоровым и разъярённым, точно бык.
– Пока мы слышим только твоё слово против его.
– У-у-у, – издевательски завыл старый аптекарь, – ну уж колдуну-то скрывать нечего!
– Тебе не понять, болван! – громко зашипел Абрихель. – Я хожу тропами, которые ты даже во снах не увидишь!
«И это всё, – догадался Куова. – Нет никакой святой идеи. Он опирается не столько на слова первосвященника, сколько на своё колдовство. То, что позволяет ему по-настоящему чувствовать за собой силу…» Только сейчас Куова заметил неровную осанку колдуна, его подрагивающие веки и неестественно напряжённые мышцы возле правой скулы. Без тёмной магии он был бы обычным человеком, в расцвете сил страдающим от болезни. С ней – живым бичом вероотступников.
– Я пытаюсь добиться ответа от вас, – всё больше распалялся Абрихель, – какое право имеет проходимец вещать о заветах Спасителя?