Да запылают костры!

– Упрямые старики, да. А что же молодые люди? Я встречал некоторых, и они показались мне довольно рассудительными.

– Молодёжи не так уж много надо, – со странным сожалением в голосе произнёс Гольяс. – Она пойдёт за любым, кто даст им хлеб и понятную идею будущего.

***

Почесав заросший подбородок, Куова снял монокль и убрал его за отворот кафтана. Массово распространившиеся благодаря моде пиджаки казались чересчур тесными, так что он решил позволить себе небольшую дань древнему прошлому. Гольяс всего раз отметил, что подобное носят только священники и цирковые маги, но переубеждать не стал.

В остальном, за пару лет, проведённых в новом мире, Куова значительно переменился. Он охотно пользовался электричеством и водопроводом, последние новости узнавал из газет и радио, а куда не доставало времени дойти пешком – добирался на трамвае. Кроме того, он научился чувствовать энергию Солнца, хоть и значительно ослабленную магической завесой. Но в то же время в эфире стали ощущаться тревожные потоки. Куова пролистывал книгу за книгой, однако ответа о сути их природы не находил, кроме очередных сказок. Болезнь? Техногенное влияние?

От роя предположений и выводов начала трещать голова. Куова бережно расставил старые тома по полкам, постоял с минуту, убеждаясь, что ничего не забыл. И пошёл к выходу.

Двери библиотеки с пронзительным скрипом затворились за спиной. Подул холодный осенний ветер – и в памяти всплыли новые беспокойные образы. Мир в огне и человек с глазами цвета стали. Его слова в видении накрепко впились в разум, и Куова не успокоился пока не перерыл словари в поисках значения зловещей фразы.

В переводе с аредианского она звучала так:

«Весь мир склонится перед величайшей нацией».

Но кем был этот таинственный человек, явившийся в снах? Ни Гольяс, ни его товарищи из библиотеки никого не узнавали в могучем бородатом мужчине с бледной кожей и серыми глазами. Он мог бы быть аредианским тираном, но все знали, что правитель умирающей империи – дряхлый старик с печальными висячими усами. Впрочем, Куову это не обнадёживало. Желание тирана из тени до боли напоминало страсти предателя Каренасса.

Возможно, его пробуждение не было случайностью. Если так, то понадобится много сил, чтобы остановить надвигающуюся тьму. И сил одного человека, пусть даже некогда великого мага, будет недостаточно. Нужно, чтобы целый народ был на его стороне. Но как убедить их?..

Из мыслей Куову вырвала волна едкого воздуха, от которого спёрло дыхание и занемели конечности. Он обернулся и увидел трёх человек в строгих мундирах и тёмно-серых плащах. Они шли по улице, не обращая ни на кого внимания и вполголоса переговариваясь друг с другом. Внешне они напоминали магов-адептов – ничего, чем можно было бы удивить, если бы не витавшие возле их пальцев дымчатые всполохи. Это не сила Солнца, вдруг понял Куова.

В душу начала закрадываться липкая и колючая тень ужаса.

Он отдёрнул взгляд от адептов, но даже так продолжал ощущать исходившие от них тёмные пульсации. Каким-то образом нечестивое колдовство, выпущенное на волю Каренассом осталось в мире и – хуже того – стало оружием.

«Неужели ты потерпел неудачу, Атиметли?»

Куова плотнее завернулся в шерстяную накидку и со всех ног поспешил домой.

Глава II

Куова, держа за руку Иону, шагал вслед за Урнунгалем Гольясом по улице с недвусмысленным названием Малая Храмовая. Рядом с ними неторопливо двигался людской поток, со всех сторон доносился типичный гомон выходного дня.

Гольяс перестал смотреть себе под ноги, будто считая шаги, и обернулся. На всём пути от дома Куова внимательно следил за перепадами настроения Гольяса. Гамма эмоций в голосе и жестах библиотекаря колебалась от наигранной расслабленности до неприкрытого волнения. Сейчас ему ненадолго удалось расслабиться. На лице даже появилась бодрая усмешка.

– Вот, пожалуйста. – Гольяс пытался сохранить легкомысленность в голосе. – Самое важное место в жизни каждого кашадфанца, в которое, тем не менее, ходят больше по привычке, чем по необходимости. Храм Спасителя, Калех. Ты хотел посмотреть на него – вот твоя возможность.

Он махнул рукой в сторону массивного здания с конической крышей.

«И это храм? – удивился Куова. – Похоже, и впрямь место для посвящённых».

Иона выскользнул из его мягкой хватки и, пробежав вперёд, принялся задорно скакать вокруг Гольяса. Проходившая мимо женщина одарила его неодобрительным взглядом и что-то проговорила неразборчиво.

Гольяс вздохнул и нахмурился, но улыбки сдержать не смог.

– Я знаю, Иона, что по сравнению с дядей Калехом я кажусь тебе домашним тираном, но всё же я попрошу тебя в храме вести себя посдержаннее. Не приведи Богиня, ещё опрокинешь что-нибудь…

Не говоря ни слова, Куова приобнял мальчика за плечо и потрепал по волосам. Иона скорчил обиженную гримасу, но вырываться не стал.

Даже в таких незначительных на первый взгляд вещах, как недовольство ребёнка, Куова научился видеть сигналы несовершенства общества. В своих повадках и взглядах на мир взрослые мужчины и женщины в большинстве своём напоминали всё тех же детей, только маскировались за звучными чинами, строгими нарядами и жизненным опытом. Опыт, как правило, заключался в том, что они с особой тщательностью искали способ заменить одну ложь на другую. И как самые настоящие дети радовались, когда им казалось, что они наконец докопались до правды. Занимаясь обучением сына библиотекаря, Куова решил, что обнаружил хороший рычаг контроля над интересом.

Приоткрыть для людей завесу над безобидной тайной – и они не усомнятся, что до того им нагло лгали. Затем они потребуют свежей и на этот рад однозначно подлинной истины.

«Что-то даже спустя тысячелетия не меняется».

– Ты хочешь сказать, – изобразив невинное удивление, заметил Куова, – что, если Иона уронит на жреца подсвечник, это не будет считаться благословением?

Иона от смеха чуть не покатился по земле.

– Скорее, первосвященник обратит суд против нас за порчу храмового имущества, – ответил Гольяс.

– Нас ждёт очередной час скуки, – раздосадовано пробубнил Иона.

Его слова стали для Куовы ещё одним свидетельством верности его недавних суждений. «Ты не один так считаешь, но другие так просто не признаются в этом вслух».

– Не впадай в отчаяние, мой юный друг, – ответил Куова. – Лучше думай о том, что часы имеют свойство заканчиваться.

Иона снова скорчил рожицу, но на этот раз в ней не мелькнуло и тени раздражения. В глазах сверкнул задорный блеск.

«Значит ли это, что ты готов мне подыграть? Или хочешь только понаблюдать?»

– Ах если бы, – вздохнул Гольяс. – Даже если и заканчивается, потом всё повторяется по новой.

«Всё повторяется…»

***

Пройдя через выцветшие дубовые двери, они миновали короткий тёмный коридор и, проскользнув под занавесью из плотной ткани, очутились в храмовом зале.

Взору предстали роскошные сапфирово-синие стены, украшенные десятками мозаик, которые изображали яркие сцены из кашадфанской мифологии. Под потолком висели трёхъярусные люстры из голубого хрусталя. Вокруг гладких толстых колонн, подобно золотым змеям, вились тексты молитв и заповедей.

Куова не слишком удивился разнице между фасадом храма и его внутренним убранством – это вполне соответствовало духу жителей Алулима. Люди здесь, следуя многолетнему этикету, всячески старались показать свои сдержанность и непритязательность, но после знакомства сразу сбрасывали маски и начинали соревноваться в роскоши и благосостоянии. Именно роскошь царила в храме, широкая душа обывателя, воплощённая в мраморе и хрустале.

В центре зала, выложенном узорчатой белой с золотом плиткой, собрались самые разные люди – мужчины и женщины, старики и дети, рабочие, мелкие торговцы и даже парочка солдат. Они толпились группками напротив трибуны, с которой, по всей видимости, вещал жрец. Все они были одеты скромно, что ещё больше принижало их на фоне окружающего великолепия.

Костяк современного общества. Плотный пучок прутьев в одной связке.

«Но даже стоя близко друг к другу вы не осознаёте своей силы».

Некоторые из людей, кто заметил появление Куовы, на время прекращали свои разговоры. Позабыв о приличиях, они открыто пялились на его одежды и пышную бороду, но, будучи застигнутыми, мгновенно тушевались, хоть и продолжали поглядывать украдкой.

Он привык к тому, что люди обращают на него внимание, но впервые за долгое время его разглядывало не менее сотни пар глаз. За несколько секунд ему удалось увидеть на лицах насмешку, удивление, интерес, даже робкое восхищение.

Куова выдерживал их взгляды с показным спокойствием, а сам скромно улыбался и кивал в ответ. Иона что-то шёпотом спросил у Гольяса, но тот лишь мягко дёрнул его за руку и потянул за собой.

Удовлетворив любопытство, люди отворачивались и, как ни в чём ни бывало, продолжали свои беседы. Гольяс поморщился и буркнул: