Черный Карлик. Легенда о Монтрозе (сборник)

– Вот негодяй! – воскликнул ему вслед карлик. – Хладнокровный, закоренелый, неумолимый злодей, и этот мерзавец, каждое помышление которого пропитано преступлениями, одарен такими нервами и мускулами, настолько ловок и силен, что может принудить благородное животное везти себя туда, где он намерен совершать свои пакости, а я… Будь я настолько малодушен, что пожелал бы предупредить его жертву об угрожающей ей опасности, спасти от погибели целую семью, я не мог бы этого сделать: все мои добрые намерения должны разбиться о неодолимую преграду моей собственной немощи! Она приковывает меня к месту!.. Впрочем, к чему желать, чтобы это было иначе? Что за дело мне, с моим скрипучим совиным голосом, с моей безобразной фигурой и страшным лицом, что мне за дело до баловней природы? Разве я не знаю, что даже мои благодеяния принимаются с невольным ужасом и плохо скрываемым отвращением? С чего мне заботиться о племени, которое считает меня диковинным выродком, отверженным и сообразно этому поступает со мной?.. Нет, клянусь всей неблагодарностью, испытанной мной в жизни, всеми оскорблениями и несчастьями, какие я перенес, клянусь моей тюрьмой, моими узами и оковами: я не дам себе поддаваться одолевающим меня чувствам сострадания! Что за вздор, в самом деле, изменять моим правилам всякий раз, как людям вздумается взывать к моей чувствительности! Раз никто мне не выказывает сочувствия – и я не обязан никому сочувствовать. Пусть же судьба гонит свою тяжкую колесницу, вооруженную смертоносными остриями, через трепещущую толпу поверженного ниц человечества! Неужели я буду такой глупец, что брошу и свое безобразное, старческое тело под ее колеса, чтобы этот карлик, это чудовище, этот горбун защитил своей персоной и спас от гибели какую-нибудь красивую женщину или статного молодца, а свет стал бы рукоплескать и кричать, что так и следовало? Нет, никогда!.. А между тем этот Эллиот… этот Габби… такой молодой, такой прямодушный, добрый… Нет, не буду больше думать об этом. Ведь я не в силах помочь ему, если бы и захотел. А я решил… да, твердо решил, что и не стал бы помогать, хотя бы для этого стоило только пожелать, и он бы спасся. – С этими словами он встал и ушел в свою хижину.

Пора было искать защиты от быстро надвигавшейся бури: начинали падать крупные капли дождя, последние лучи солнца потухли окончательно, и вдали, в горах и лощинах, раза два или три прокатились раскаты грома, точно отголоски отдаленной битвы.

Глава VII

Горделивая птица, собью тебе спесь!
Воротившись домой, что застанешь ты там?
Обгорелую землю на месте жилья,
Да услышишь тоскливый, среди пустыря,
Обезумевшей матки пронзительный крик;
Ищет корма она для голодных птенцов.

    Кэмпбел[22 - Кэмпбел Томас (1777–1844) – шотландский поэт и критик.]

Ночь была мрачная и бурная, но утро настало ясное, как бы освеженное проливным дождем. Даже Меклстон-мур, с его широким простором оголенных холмов и болотистых участков стоячей воды, словно улыбался навстречу сияющей синеве небес, подобно тому как радостное расположение духа придает иногда невыразимую прелесть самому некрасивому человеческому лицу. Вересковые заросли достигли полного развития своей густоты и обильного цветения. Пчелы, которыми отшельник в недавнее время пополнил свое хозяйственное обзаведение, предавались хлопотливой деятельности, и в воздухе гудело их приятное жужжанье. Когда старик вышел из хижины, обе его козы подошли и стали лизать ему руки в благодарность за зеленый корм, который он приносил им из своего садика.

– По крайней мере, хоть вы, – сказал он, – не разбираете различий в наружности человека, и ваша признательность не меняется оттого, что вам благодетельствует урод. Пожалуй, вы остались бы равнодушны, а может быть, испугались, если бы вместо безобразного старика, к которому вы привыкли, появился перед вами красивейший человек, стройный, как изящная статуя… Пока я жил в мире, видал ли я когда изъявление такой искренней благодарности? Нет, слуги, выросшие у меня в доме, гримасничали, стоя за моим креслом; товарищ, с которым я делил свое богатство и ради которого даже запятнал… – Он оборвал свою речь, и судорожный трепет пробежал по его членам. – Даже он счел, что меня приличнее держать в доме умалишенных, подвергать тем же позорным притеснениям, тем же жестоким лишениям, лишь бы не допускать в общество остальных людей. Один Губерт… но придет время, когда и Губерт от меня отступится… Все на один покрой… все погрязли в пороках, в эгоизме, в неблагодарности… все негодяи… грешат, даже когда Богу молятся. Они до того зачерствели, что даже не умеют от души поблагодарить Бога за чистый воздух и жаркое солнце!

Бормоча такие мрачные фразы, он услышал по ту сторону своей ограды лошадиный топот и басистый мужской голос, который звонко и оживленно распевал самым веселым тоном:

Габби Эллиот, Габби милый мой,
На край света я убегу с тобой!

В ту же минуту большая гончая собака перепрыгнула через стенку. Всем охотникам тамошних диких пустынь давно известно, что общий вид и запах козы до такой степени похож на ту дичь, которую они обыкновенно выслеживают, что даже собаки, наилучшим образом дрессированные, по ошибке часто бросаются на коз. Так и эта гончая мигом напала на одну из коз, принадлежавших отшельнику, и задушила ее; а Габби Эллиот, подъехавший следом, соскочил с лошади и, невзирая на все усилия, не мог освободить невинную тварь от клыков своей собаки. Карлик несколько секунд смотрел на судорожные вздрагивания своей издыхающей любимицы, покуда бедная коза не вытянулась в предсмертной агонии. Тогда на него нашел припадок безумной ярости; он выхватил из-под полы своего кафтана длинный, острый нож или что-то вроде кинжала и хотел швырнуть им в собаку; но Габби, угадав его намерение, бросился вперед и, крепко удержав его за руку, воскликнул:

– Ну, оставь ее, оставь собаку! Нет-нет, хоть и надо ее проучить, а только другим манером!

Бешенство карлика обратилось против молодого фермера: внезапным движением он вырвал у него свою руку с такой силой, которой Габби никак не ожидал от него, и направил кинжал к его груди. Все это совершилось в одно мгновение, и обезумевший карлик имел полную возможность завершить свое мщение, вонзив нож в сердце Эллиота; но вдруг в нем самом произошло нечто такое, что заставило его воздержаться от удара и откинуть кинжал далеко в сторону.

– Нет! – воскликнул он, сам себя лишив таким образом средства к удовлетворению своей ярости. – Это больше не повторится… не повторится!

Габби отступил шага на два, и лицо его выразило удивление и некоторое брезгливое неудовольствие оттого, что он подвергался такой серьезной опасности со стороны существа, с его точки зрения презренного.

– Черт его дери, какой сильный да злющий, – проворчал Габби и вслед за тем стал извиняться в том происшествии, которое породило их ссору. – Я ведь не говорю, что моя собака совсем не виновата, и, право же, не меньше вашего сожалею, что вышел такой случай; и вот что, Элши, мы поправим это дело тем, что я вам пришлю еще пару коз да двух ярочек в придачу. Вы человек разумный и потому, верно, не станете сердиться на бессловесную тварь; ведь коза-то приходится сродни оленю, стало быть, моя собака поступила согласно своей природе. Будь тут вместо козы любимая овечка, тогда другое дело, я бы и говорить не стал. А вы напрасно не держите овец, Элши, как же можно уберечь коз в таком месте, где то и дело пробегают охотничьи борзые и гончие… Ну, да я вам пришлю и коз и овец!

– Негодяй, – сказал отшельник, – твоя жестокая забава причиной, что погибло одно из двух существ, которые одни во всем мире смотрели на меня с любовью!

– Господи, Элши, – сказал Габби, – мне очень горько, что вам приходится так говорить, но, право, я тут ни при чем… хотя, правда, что мне бы следовало помнить про ваших коз и заранее придержать собак на привязи. Мне бы легче было, кабы они затравили лучшего барана из моего стада. Ну, полно, позабудьте и простите! Мне досадно не меньше вашего… Но я, видите ли, женюсь на этих днях, так немудрено, что все остальное вылетело у меня из головы. А свадебный обед или, по крайней мере, изрядную часть провизии для него мои братья везут на санях окольным путем, через Верховую тропинку! Трех добрых оленей везут, «таких не видно с давних пор среди родимых наших гор», как говорится в песне. Потому и везут окольным путем, что низовыми дорогами слишком вязко, не провезешь… Я бы вам прислал кусок дичины, да вы, может быть, побрезгуете принять, потому что вот этот самый пес и затравил всех трех оленей.

Покуда добродушный охотник произносил эту длинную речь, стараясь всеми мерами успокоить и задобрить карлика, тот сидел, уставившись глазами в землю, погруженный в глубокое раздумье; но тут он вдруг поднял голову и заговорил:

– Согласно природе?.. Да, и в самом деле таков обычный ход событий в природе. Сильный хватает и душит слабого, богатый притесняет и обирает бедного, счастливый… то есть тот, кто по своей глупости считает себя счастливым, издевается над печалью и отнимает последнюю отраду у несчастного. Ступай прочь, ты, принесший еще одно лишнее горе злополучнейшему из людей… Ты лишил меня того, что я считал почти источником утешения. Ступай прочь и насладись тем счастьем, что ждет тебя дома!

– Постойте-ка, – сказал Габби, – я бы как-нибудь прихватил вас с собой, коли вы скажете, что вам было бы интересно побывать у нас на свадьбе в понедельник. Одних верховых Эллиотов будет до ста человек! Ничего подобного у нас не бывало со времен старого Мартина из Прекин-тауэра… Я, пожалуй, пришлю за вами санки, запряженные добрым пони…

– Это мне ты предлагаешь опять вмешиваться в толпу простых смертных? – сказал отшельник с отвращением.

– Не очень-то простых! – возразил Габби. – Мы, Эллиоты, хорошего, старинного рода.

– Прочь! Убирайся! – повторил карлик. – И пусть на тебя обрушится такая же печаль, какую ты мне причинил! Меня ты с собой не прихватишь, но не уйдешь от моих приспешников, Злобы и Горя. Они побывали у твоего порога, и посмотри, что они тебе приготовили!

– Ну вот, зачем же так говорить, – сказал Габби. – И то правда, Элши, что никто вас не считает добряком; однако вот что я вам скажу: вы сейчас пожелали, и даже прямо накликали беду на меня и на моих домашних, так если, боже сохрани, стрясется какая-нибудь напасть над Грейс, или надо мной, или хотя бы что случится с этой бедной бессловесной тварью, если будет нам телесное повреждение, увечья или убытки, я уж буду знать, кому я этим обязан, и небось не позабуду!

– Прочь отсюда! – воскликнул карлик. – Ступай домой! Поезжай к своему жилью и припомни меня, когда увидишь, что там случилось!

– Ладно-ладно, поеду, – молвил Габби, влезая на лошадь. – С этими калеками никогда не столкуешься: знай себе злятся целый век. Только и вы знайте, соседушка, что если с Грейс Армстронг не все благополучно, я вас в смоле сожгу; хотя бы пришлось все пять приходов обыскать, уж я отыщу бочку с дегтем!

С этими словами он уехал. Элши посмотрел ему вслед, усмехнулся гневно и презрительно, потом взял кирку и лопату и пошел рыть могилу для своей умершей любимицы.

Это печальное занятие было прервано тихим свистом и сдержанным возгласом:

– Эй… Элши… эй!

Карлик поднял голову и увидел уэстбернфлетского разбойника. Подобно убийце Банко[23 - Подобно убийце Банко… – Банко – персонаж из трагедии Шекспира «Макбет». Убийца, подосланный Макбетом к полководцу Банко, является доложить о совершенном преступлении со следами крови на лице.], его лицо было в крови, а шпоры и бока его взмыленной лошади тоже были измараны кровью.

– Ну что, негодяй, – спросил карлик, – обделал свои дела?

– Еще бы не обделал! Все обошлось как не надо лучше, – отвечал злодей. – Уж когда я выехал со двора, моим недругам несдобровать. В Хейфуте сегодня света было много, а радости мало. Теперь там чисто, просторно, и небось все еще воют и плачут по красавице невесте.

– По невесте?

– Как же! Чарли Висельник, как мы его прозвали, то есть Чарли Фостер, из Тиннингбека, обещал подержать ее в Камберленде, покуда суматоха не уляжется. Она видела меня и узнала, потому что маска на минуту свалилась у меня с лица; я сообразил тогда, что для меня может выйти очень опасная штука, в случае если эта девушка когда-нибудь снова попадет сюда. Этих Эллиотов у нас в краю тьма-тьмущая, и все друг за друга горой стоят. Так вот я и приехал к вам, чтобы посоветоваться, как бы от нее отделаться попрочнее.

– Стало быть, думаешь ее убить?

– Гм… нет! Нет, я бы охотно избежал этого, если можно. Но я слыхал, что если умненько пробраться в один из портовых городов, то там можно сбыть такой товар на продажу на заморские плантации, а за хорошеньких девушек даже и очень хорошую цену дают. Там, за морем, вишь, больно нуждаются в этом бабье, а у нас его и так довольно. Но для этой девочки я хочу устроить что-нибудь получше. Есть тут одна барышня, которую на днях насильно ушлют за границу, если только она не перестанет упрямиться и не станет покорным дитяткой; вот я и думаю приставить к ней Грейс вместо горничной, – она славная девочка. И веселое же времечко переживет Габби, когда воротится домой и увидит, что ни невесты, ни добра больше нет!

– А тебе не жалко его? – сказал отшельник.

– А как вы думаете, пожалел бы он меня, кабы видел, как я поднимаюсь на Замковый холм в Джеддарте?[5 - Место казни под Эдинбургом. – Примеч. авт.] Вот девочку мне немножко жалко, а он другую найдет, ему и горя мало: что одна, что другая, не все ли равно?.. Ну-ка, вы такой охотник до молодецких потех, слыхали ли вы когда о чем-нибудь лучше нашей сегодняшней проделки?

– И воздух, и океан, и пламя, – произнес карлик, рассуждая сам с собой, – землетрясение, бури, огнедышащие вулканы – ничто в сравнении с человеческой злобой. И что такое этот человек, как не существо, изощренное в искусстве достигать своих целей?.. Слушай, подлец: съезди опять туда же, куда я тебя посылал в прошлый раз.

– Это к управляющему?

– Ну да, и скажи ему, что Элшендер-отшельник приказал выдать тебе золота. Но слушай: пусть девушка будет отпущена на свободу и без всякой обиды; возврати ее родственникам, только возьми с нее клятву не выдавать тебя.

– Клятву? – сказал Уэстбернфлет. – А что, если она не сдержит слова? Женщины не очень благонадежны по этой части. Вы умный человек, сами небось знаете… А что до того, чтобы без обиды… Кто же может поручиться за разные случайности, раз она пробудет некоторое время в Тиннингбеке? Чарли Висельник довольно беспардонный парень! А впрочем, коли отсчитаете золотом монеток двадцать, я думаю, можно бы поручиться, что через сутки она будет доставлена своим родственникам.

Карлик достал из кармана записную книжку, написал несколько слов, вырвал эту страницу и подал ее разбойнику.

– Вот тебе, – сказал он, – но помни, ты знаешь, что обмануть меня нельзя; если ты осмелишься поступить не так, как я приказал, ты мне ответишь за это собственной головой!

– Знаю, – сказал разбойник, потупляя глаза, – знаю, что вы человек властный и большую силу имеете на земле, хоть и не знаю, откуда берется ваше могущество; вы делаете много такого, чего никто другой не может: и от болезней пользуете, и вперед видите будущее; по вашему слову и золото сыпется так густо, как осенние листья падают с ясеня в морозное утро. Я вас не ослушаюсь.

– Так ступай же прочь отсюда: мне ненавистно твое присутствие!

Разбойник пришпорил коня и уехал, не проронив больше ни слова.