Черный Карлик. Легенда о Монтрозе (сборник)

– Мы требуем, чтобы вы выдали нам вашу пленницу, – отвечал Эрнсклиф.

– А какое вам до нее дело? – осведомился негодяй.

– Этого, – сказал Эрнсклиф, – вы не имеете права даже спрашивать, потому что держите ее насильно!

– Ну ладно, я и сам могу догадаться, зачем она вам понадобилась, – сказал разбойник. – Что же, господа, мне не хочется затевать с вами вековечную ссору и проливать вашу кровь, даром что Эрнсклиф со мной не поцеремонился, да и мастер же он целиться! Итак, во избежание дальнейшей распри я согласен выдать вам пленницу, раз вы непременно этого желаете.

– А имущество Габби Эллиота? – воскликнул Саймон из Хэкборна. – Не думаете ли вы, что вольны грабить хлевы и амбары родовитого Эллиота, словно это какой-нибудь бабий курятник?

– Клянусь вам насущным пропитанием, – отвечал Уильям Грэм, – вот не брать мне больше хлеба в рот, коли у меня осталась хоть единая скотина! Они уж давным-давно угнаны за болото, и в башне у меня ни одного копыта не осталось. Но вот что: я посмотрю, нельзя ли чего из этого добра получить обратно. Дня через два назначаю я Габби свидание в Кэстлтоне; я захвачу с собой двоих свидетелей, и он пусть приведет своих двух приятелей. Тогда и сведем счеты, и пусть он выскажет, чем я его обидел!

– Ну, вот и отлично! – сказал Эллиот и, оборотившись к своему кузену Саймону, промолвил шепотом. – Бог с ним, с имуществом! Ради самого Бога, дружок, не поминай ты о моем добре. Пропадай оно совсем, лишь бы как-нибудь выцарапать бедняжку Грейс из когтей старой чертовки.

– Можете вы дать мне честное слово, Эрнсклиф, – сказал мародер, все еще стоявший у бойницы, – согласны вы поручиться мне своей совестью и честью, своей рукой и перчаткой, что никто не шелохнется, покуда я уйду и назад ворочусь, и вы дадите мне пять минут на отпирание двери и пять минут на запирание и закладку болтов? Меньшего никак нельзя, потому что они давненько не были смазаны. Можете поручиться?

– Мы дадим вам довольно времени, – отвечал Эрнсклиф, – за то вам порукой моя честь и совесть, моя рука и перчатка!

– Ну, так сейчас, погодите, – сказал Уэстбернфлет, – а впрочем, еще вот что, отойдите-ка от двери на пистолетный выстрел. Вашему слову я верю, Эрнсклиф, а так все-таки вернее будет.

«Ох, приятель, – думал про себя Габби, отходя подальше от дверей, – попадись ты мне на Турнирном лугу, да будь при мне пара свидетелей из порядочных людей, я тебя так угощу, что рад будешь хоть с переломанными ногами уйти, за то, что осмелился прикасаться к тому, что мне принадлежит!»

– А ведь он оказывается просто трусом, этот Уэстбернфлет, – сказал Саймон из Хэкборна, несколько разочарованный тем, что разбойник так скоро сдался, – он своему отцу и в подметки не годится.

Между тем внутренняя дверь из башни растворилась, и в сводчатом проходе между нею и наружной дверью показалась фигура старухи, матери разбойника. Потом вышел сам Уилли, ведя за руку молодую женщину, а старуха тщательно заперла за ними дверь и сама осталась караулить ее в качестве неусыпного стража.

– Пусть двое из вас подойдут сюда, – сказал Уэстбернфлет, – и примут ее с рук на руки, в целости и добром здравии.

Габби с живостью бросился вперед навстречу своей суженой, а Эрнсклиф потише последовал за ним, на всякий случай. Но вдруг Габби, с выражением глубочайшего огорчения, замедлил шаг, тогда как Эрнсклиф, напротив, побежал скорее и на лице его отразилось нетерпеливое удивление.

Оказалось, что освобожденная ими пленница была совсем не Грейс Армстронг, а мисс Изабелла Вэр.

– Где же Грейс? Где Грейс Армстронг? – воскликнул Габби вне себя от досады и негодования.

– Она не в моих руках, – отвечал Уэстбернфлет, – коли не верите, позволяю вам обыскать башню.

– Подлый негодяй, ты мне ответишь за нее, или я убью тебя на месте! – сказал Эллиот, прицеливаясь из ружья.

Но подошедшие товарищи окружили его и отняли у него ружье, заговорив все разом:

– А как же рука и перчатка? Ведь на честь и совесть! Габби, погоди, постой! Мы обязаны сдержать свое слово, хотя бы Уэстбернфлет и оказался величайшим плутом.

Видя со всех сторон такую поддержку, разбойник снова принял самоуверенную осанку, которую было совсем потерял, когда Эллиот начал угрожать ему.

– Я свое слово сдержал, господа, – сказал он, – и надеюсь, что после этого никто из вас не поднимет на меня руки. Если это не та пленница, которую вы искали, – продолжал он, обращаясь к Эрнсклифу, – возвратите мне ее обратно. Я за нее отвечаю перед теми, кто имеет на нее права.

– Ради самого Бога, мистер Эрнсклиф, защитите меня! – сказала мисс Вэр, прильнув к своему избавителю. – Не покиньте меня хоть вы… а то все меня покинули!

– Не бойтесь ничего, – шепнул ей Эрнсклиф, – я буду вас защищать до последней капли крови! – Потом, обратясь к Уэстбернфлету, он сказал: – Негодяй, как ты осмелился оскорбить эту леди?

– На этот счет, Эрнсклиф, – отвечал мародер, – я буду отвечать перед теми, кто больше вашего имеет права задавать мне подобные вопросы; но раз вы явились с вооруженными силами и самовольно отнимаете ее у тех, кому она поручена своими родными, я желал бы знать, как вы за это ответите? Но это уж ваше дело… Не могу же я один защищаться против двадцати! Этого никто с меня и не потребует.

– Он лжет самым бессовестным образом, – сказала Изабелла, – он силой отнял меня у родного отца!

– А может быть, он нарочно подстроил, чтобы вы так думали, голубушка, – возразил разбойник, – но все равно, это меня не касается, и пусть будет по-вашему… Так не желаете отдавать мне ее обратно?

– Обратно, вам? Уж конечно, нет, – отвечал Эрнсклиф, – я беру мисс Вэр под свое покровительство и провожу ее в сохранности всюду, куда ей угодно.

– Ладно, ладно; может быть, вы с ней заранее сговорились на этот счет, – сказал Уилли Уэстбернфлет.

– А что же Грейс? – прервал его Габби, вырываясь из рук товарищей, которые все время тщетно ставили ему на вид нерушимость поручительства, на основании которого мародер решился выйти из своей башни. – Где Грейс? – крикнул опять Габби и, обнажив саблю, кинулся на Уэстбернфлета.

Испуганный разбойник закричал:

– Ради бога, Габби, сперва выслушайте меня! – И бросился бежать без оглядки.

Мать его держала дверь открытой и захлопнула ее в ту самую секунду, как ее сын вскочил в башню; но Габби преследовал его по пятам и с размаха с такой силой ударил саблей, что оставил порядочную щель на косяке, где она видна и поныне и служит очевидным доказательством того, какие водились силачи в старые годы. Прежде, нежели Габби успел повторить удар, дверь затворили и задвинули внутренними засовами; а спутники его собрались снять осаду уэстбернфлетской башни и потребовали, чтобы он непременно уехал вместе с ними.

– Вы и так уж нарушили законы перемирия, – сказал ему старый Дик из Дингла, – а потому мы должны присматривать за вами, чтобы не наделали еще каких-нибудь бед, а то вы сами станете посмешищем всего округа, да и нас подведете под обвинение в измене. Подождите до тех пор, пока встретитесь с ним в Кэстлтоне; если там окажется, что он не хочет вас удовлетворить, ну, тогда мы повыжмем из него сок. Но теперь надо вести себя благоразумно и не нарушать договор; так будет вернее, и ручаюсь вам, что воротим и Грейс, и коров, и все такое!

Злополучный жених с большим трудом подчинился таким хладнокровным увещаниям; но так как иначе не мог обеспечить себе содействия соседей и родных, то поневоле был вынужден согласиться с их доводами насчет святости круговой поруки и необходимости действовать по закону.

Между тем мисс Вэр настойчиво просила отвезти ее в отцовский замок Эллисло, и Эрнсклиф, обратившись к товарищам, пригласил нескольких присоединиться к нему ради ее охраны. Пять или шесть молодых людей немедленно выразили готовность сопровождать ее, и они отправились. Но Габби не поехал с ними. Измученный событиями этого дня и в особенности последним разочарованием, он совсем упал духом и уныло направился домой, чтобы как-нибудь устроить и обеспечить свое семейство, а также и для того, чтобы условиться с соседями насчет дальнейших мер к отысканию Грейс Армстронг. Остальная компания разъехалась в разные стороны, как только все переправились через болото. Разбойник и мать его все время наблюдали за ними с вершины сторожевой башенки и смотрели до тех пор, пока последний всадник не скрылся из вида.

Глава X

Покинул я родной приют
В снегу холодном, в час ночной;
А возвращусь туда весной,
Как глянет солнца луч златой
И розы пышно расцветут.

    Старинная баллада

Взбешенный тем, что друзья, по его мнению, так хладнокровно отнеслись к вопросу, столь для него важному и близкому, Габби кое-как отвязался от всех и один поехал домой.

– А, чтоб тебя черт искалечил! – говорил он, гневно пришпоривая свою утомленного и спотыкавшегося коня. – И ты туда же, вслед за другими! Стоило ли тебя поить и кормить, растить на своем дворе и холить собственными руками, чтобы ты тут-то и споткнулся и сломал мне шею, когда мне всего туже приходится? Но и ты, видно, такой же, как все… Ведь вот все приятели, все родня… никак не дальше десятого колена… и я день и ночь, во всякое время, готов им служить, душу за них положу… А они… Да им, кажется, этот вор и мерзавец Уэстбернфлет милее меня! Что же это, однако, не видать огней в Хейфуте?.. Эх, горе мое! – продолжал он, спохватившись. – Теперь уж в Хейфуте не будут больше мелькать ни свечи, ни красные угли на очаге! Кабы не матушка, да не сестры, да не бедная моя Грейс, дал бы я шпоры коню да с размаху и бухнулся бы в речку с головой! Тут бы и конец всему!

В таком безутешном настроении повернул он лошадь в сторону того коттеджа, где приютилась его семья.

Подъехав к двери, он услышал, что сестры шепчутся и пересмеиваются между собой.

– Черт их знает, этих женщин, – проворчал Габби, – они станут хихикать, болтать и судачить, хоть бы самый близкий человек лежал перед ними мертвый… А впрочем, я рад, что они не упали духом, бедные дурочки; и то сказать, им-то легче, нежели мне!

Раздумывая таким образом, он привязал лошадь под навесом и обратился к ней опять с такой речью:

– Обойдешься сегодня без попоны и без покрышки, бедная скотина; оба мы с тобой воротились домой ни с чем. Лучше бы нам вместе свалиться в омут под водопадом!

В эту минуту выбежала из коттеджа младшая из его сестер и натянутым голосом, как бы силясь подавить волнение, закричала ему: