Тритоновы очки. Сказки

Все бывшие друзья прекратили общение с Тритончиком, и вскоре он остался один.

И тогда всю свою нелюбовь, которую прежде выплёскивал на ближних, Тритоша обратил на… себя.

И его душу охватил полнейший мрак.

Однако очки любви, несмотря на их безвозвратную утрату, проявили чудесное действие ещё раз. Или это добрый Царь не мог оставить своё создание на произвол судьбы?..

Тритошу вдруг потянуло к отцу. Он вспоминал разговоры с ним, вспоминал его любящий взгляд и надеялся, а может, даже и чувствовал, что эта любовь никуда не ушла, не пропала, и ему очень хотелось ощутить её, оказавшись в её животворных лучах.

Но почувствовать любовь никакому тритону не просто, если он находится в помрачении.

– И зачем только я на свет появился?! – стенал Тритоша. – Везде только тьма, неустроенность, непонимание. И вообще, одна тоска вокруг!

– Тоска не вокруг, она – внутри тебя, – уговаривал отец, ласково глядя на мятущегося сына. – Каждому тритону надо уметь настроиться! Ведь мы имеем в себе три тона, три жизненных тональности. Например, настрой на телесные потребности – это одна тональность. Поесть, поплавать, побегать-порезвиться… Другая тональность – душевная: дружба, любовь, чувства и переживания от красоты природы, от музыки ветра или пения птиц, от общения… Наконец, есть и третья, высшая тональность, благодаря которой мы ощущаем связь с Царём Природы…

– В тебе, может, и три тона. А во мне так только три… стона! Никакие красоты и трели меня не волнуют! Общение с разными уродами и фальшивыми гадами меня не привлекает. А еда?! Что за радость набить пузо и ждать, пока вновь проголодаешься!..

– Особой радости в этом, конечно же, нет. Поэтому твои стоны оправданны. Ты тоскуешь по настоящей жизни – той, которую ты видел через очки. Но раз очков не стало (уж не будем говорить почему), надо учиться жить без них!

Тритоша был ужасно разочарован!

Хорошо отцу говорить: живёт себе в своём выдуманном мире, рассуждает о каком-то Царе, которого никто никогда не видел и потому непонятно, существует ли Он на самом деле…

Какие тональности?! На что настраиваться? Как?..

– Их нужно услышать самому, – ответил папа Тритон. – Главное, внимательно вслушиваться в своё сердце!

Сын негодовал. Вместо любви, которой он так жаждал, Тритоша подвергся наставлениям и нравоучениям!

И тут Отеческая любовь Царя Природы – самая чудотворная сила в мире – начала действовать и преображать душу Тритончика.

Встретится он с Хамелеоном или Агамом, подумает о них по дурной привычке с неприязнью или отторжением и… старается определить, что за тональность звучит в его сердце. А если перейти на более высокий тон? Попытаться настроиться на общение с… добрым Царём?

Кажется, получается!

Тритоша начал видеть и свои недостатки – и его неприязнь к другим стала пропадать!

Вспомнит он Зелёную Ящерку и, если почувствует раздражение, сразу определяет: какие чувства заглушают любовь к ней? Тритоша устремляется на более высокий тон, обращается от всей души к Царю Природы…

И светлое чувство возвращается в его сердце.

Если раздражение на кого-то или озлобление даже после этого не проходили, Тритончик понимал, что ему не удалось взять нужный тон. Он думал о бесполезности своих усилий, и от безысходности у него даже вырывался стон. Потом Тритоша вновь делал попытки настроиться на камертон добра – и вновь обнадёживался.

Так после долгих, иногда очень долгих, дней сердечной сухости и тоски он почувствовал возвращение тепла в сердце и расположение к своим близким.

В эти моменты даже природа меняла свой лик!

Деревья и трава приобретали весеннюю свежесть и яркость. Небо голубело во всю ширь. Солнечный свет пронизывал всю толщу воды, играя в лазурных волнах и делая их живыми…

Когда Тритончику удавалось настроиться на высший тон, тогда и остальные тональности звучали в нём нужным образом, не заглушая другие тона, а словно перекликаясь и помогая друг другу. В такие моменты в его душе звучала неповторимая музыка жизни и мир виделся ему в сотни раз более прекрасным, чем через чудесные очки!

Он чувствовал не только любовь Тритона-отца, искусно владеющего настроем всех трёх тональностей, но и безмерность Отеческой любви Царя Природы, сотворившего ширь неба и глубокую, такую же, как сама Царская любовь, безмерную душу!

И всё чаще Тритончик в порыве благодарности восклицал:

– Слава Тебе, триединый Отче!

Лягушка-царь

Жил на Верхних прудах Головастик.

С малых своих – если говорить о лягушачьем веке, то – дней считал он себя особенным и оттого был очень заносчивым. Чту заставляло его превозноситься над другими головастиками и лягушатами, было не очень понятно. Однако он не упускал повода посмеяться над другими, выказать себя с наиболее выгодной стороны и унизить прочих.

Когда он вырос и превратился в самостоятельного Лягушонка, то стал ещё более самоуверенным. Он ловко нырял, быстро плавал, скакал через поле к Нижним прудам и всё, что попадало в поле его зрения, подвергал немилосердной критике.

– Мы живём на Верхних прудах, – разглагольствовал он. – Верхние пруды выше, чем нижние, значит, и мы выше тех, кто населяет Нижние пруды!

Впрочем, свои Верхние пруды Лягушонок тоже не жаловал:

– Скукотища тут! То ли дело жизнь во дворце!..

И он начинал представлять себя царём.

Вот он прыгает по дворцу в золотой короне. На плечах – зелёная с золотым отливом мантия. Придворные бегут за ним, придерживая эту мантию, высоко поднимая её края на лестнице. Вокруг него всё крутится, кипит, всем он раздаёт приказы и отчитывает тех, кто эти приказы исполняет нерадиво…

Так мечтал он, пока не влюбился.

Ему очень понравилась Жаба, жившая на Нижних прудах. Её буро-зелёная кожа была усыпана тёмно-коричневыми пятнами, словно бородавками, а рот был такой огромный, что каждому, кто её видел, казалось, будто она его сейчас проглотит. А словоохотливому ухажёру Лягушонку очень интересно было с ней поболтать. Жаба была столь же искусной в разговорном жанре, как и он, и не уступала Лягушонку в умении посмеяться над другими. Бывало, он и сам попадал на её острый язык, но это ему даже нравилось.

Однако чаще инициатором словесных баталий выступал он сам:

– Ваши Нижние пруды совсем превратились в болото! Скоро в них не останется воды, и вам придётся перебираться к нам.

– Размечтался! – отвечала Жаба. – Скорее вода из Верхних прудов перетечёт к нам, и вы переселитесь сюда!

– Нет, вода с Верхних прудов никуда не собирается перетекать. У нас тишь да гладь – Божья благодать. И рыбки плавают, и рыбаки по берегам сидят, – парировал Лягушонок.

Так они встречались и спорили, пока Жаба вдруг не исчезла.

«Куда она запропастилась?» – думал Лягушонок, не решаясь напрямую спросить об этом у обитателей Нижних прудов.

«Ведь ты всегда всё лучше других знаешь, – могли сказать они. – Что же ты к нам обращаешься?»

Несколько дней он держался, а потом стал, как бы между прочим, спрашивать про Жабу всех, кто ему встречался.

– Не видать тебе больше твою Жабу, – наконец внесла ясность всеведущая Выдра, старейшая обитательница прудов. – Она дерзко разговаривала с Болотной феей, и та заколдовала её.

«Ах, если бы она была моя!» – грустно вздохнул Лягушонок.