Князь Барятинский 4. Операция «Кронштадт»

Надо мной тянулся ряд зарешеченных окон со старым и мутным стеклом.

Я поставил ногу на ручку двери, подпрыгнул и схватился за решётку ближайшего окна. Уперся ногами в стену и что есть силы рванул назад.

С тихим, но в этой мрачной тишине показавшимся оглушительным шумом решётка вылетела из подгнивших старых кирпичей.

Приземлившись на ноги, я отбросил решётку и повторил маневр, только теперь закрепился на подоконнике. Совершенно некстати мелькнула мысль: «И этот человек жаловался, что не может выбраться через окно из комнаты! Скажи уж честно, просто хотелось лишний раз заглянуть к Кристине».

Впрочем, я тут же отмахнулся от этой мысли. Кристина осталась в другой жизни, как и все остальные. Сейчас есть только я и этот чёртов завод.

Пару мгновений я потратил, вглядываясь сквозь мутное стекло в недра завода. Окно принадлежало к одному из цехов – пустой коробке, где, наверное, некогда стояли станки. Сейчас – ни души, ни движения.

Ну что ж… Момент истины.

Я саданул по стеклу локтем. С печальным звоном осколки осыпались внутрь. Я спикировал на пол одновременно с последним из них, метнулся к открытой двери. Вернее – к пустой дверной коробке, единственному выходу из цеха. Прижался к стене, затаил дыхание.

Тишина. Никто не нёсся меня убивать, не было слышно недоуменных переговоров. И вдруг я заметил на стене – той, что с окнами, – знаки. Они выглядели, как в банальных ужастиках о призывах нечистой силы. Круги, вписанные в них звёзды и треугольники с какими-то надписями. Не русский, не латынь, не английский и не французский – всё, что я мог о них сказать.

Глава 3. Хобби

Сосчитав до десяти, я достал один из револьверов, взвёл курок и вышел из цеха в коридор. Пять минут мне потребовалось, чтобы понять: завод пуст. Здесь не то что не было людей, здесь вообще ничего не было. По крайней мере, на первом этаже. Ни одного станка, ни даже ржавого болта на полу.

Зато на стенах повсюду красовались пентаграммы и прочие таинственные «узоры». Мысленно я выругался – чуть ли не впервые с тех пор, как попал в этот мир, пожалел о его недостаточном развитии. Будь у меня сейчас нейроимплант… Да хотя бы смарт-очки, или самый дешёвенький телефон! – и я бы смог сделать снимки. Потом показать их кому-нибудь. Хоть тому же деду. Или самому поискать – библиотека в Академии обширная, наверняка что-то подобное найдётся.

Кстати, в моём родном мире я бы смог не только сфотографировать эти символы, но и тут же прогнать их по сети. Найти соответствия и за пару минут узнать вообще всё, что мне требовалось!

Ладно. Постараюсь хотя бы запомнить эти круги. Фотографическую память я в себе-прошлом развил весьма успешно. Однако там это, опять же, имело чисто практический смысл: я мог при помощи нехитрых технологий выгрузить воспоминания на накопитель в виде файлов, а потом – распечатать их. Здесь же всё равно придётся повозиться. Плюс, я не уверен, что фотографическая память сработает в мозгу Кости. Он, конечно, уже начал перестраиваться, но там ещё работы – вагон.

Так, сканируя взглядом стены, я прошёлся по первому этажу и добрался до лестничной клетки. Ступеньки вели и вверх, и вниз. Я заколебался, выбирая, и вдруг заметил внизу, у основания лестницы, какой-то предмет.

Шагнув ближе, почувствовал, как сердце на миг замерло.

Почти у самой двери в подвал – она была приоткрыта – лежал чемодан. Знакомый до дрожи. С таким чемоданом ходил Вишневский.

Нет, – понял я, спустившись, – не с таким, а именно с этим! Вот и монограмма на золочёной пластине…

Я осторожно открыл чемодан – пусто. Ни соринки, ни единой паршивой бумажки. И что это значит? Случайно обронили? Оставили, как знак?

Положив чемодан, я открыл дверь в подвал – та мерзко заскрипела. Внизу, за дверью, начинался самый настоящий мрак. Там не было даже пыльных окон. Никто в здравом уме не пошёл бы туда без фонарика.

Вернее… любой маг сотворил бы магический свет, прежде чем пойти. И, скорее всего, на магию там и стояла ловушка.

Мне же потребовалось лишь несколько секунд, чтобы глаза перенастроились на самый серьёзный режим. Я увидел уводящие вниз ступеньки, увидел стены. Улыбнулся: как вам такое?..

И начал уверенно спускаться вниз, сжимая рукоятку револьвера.

Когда ступеньки закончились, я оказался в огромном зале с колоннами. Чувствуя себя персонажем компьютерной игры, двинулся вдоль стены, пытаясь составить впечатление о размерах и назначении зала.

На стенах, колоннах и на полу живого места не было от всё тех же символов, которые я про себя назвал сатанистскими. Но больше – ничего. Абсолютно пустое помещение.

Пустое помещение с кучей колонн, за каждой из которых может таиться враг… Ох и велик соблазн воспользоваться Щитом! Но я всё ещё не верил, что мне не оставили сюрприза, завязанного на магию.

В конце-то концов, я же сам сказал, что цель у меня – разведка, а не война…

И вдруг я замер. Посреди зала кто-то стоял.

Ствол моего револьвера смотрел прямо в грудь замершей фигуре. Фигура не шевелилась, я – тоже.

Выждав секунд десять, я начал медленно двигаться навстречу фигуре. Проходя каждый новый ряд колонн, быстро оглядывался по сторонам, чтобы убедиться, что меня не собираются атаковать с флангов. Но зал по-прежнему был пуст, если не считать этой странно неподвижной фигуры.

Подойдя ближе, я чуть не рассмеялся от облегчения. Это было просто чучело. Соломенное чучело. Но что оно делает в подвале завода?!

Лица у чучела не было, однако на груди висел на верёвке белый мячик, испачканный чёрной краской. На плечи чучела набросили куртку – в точности такую же, как на мне. А когда я обошёл чучело, то увидел сзади косу – сплетенную не то из ниток, не то из чего-то похожего.

– И что это ещё за вуду-извращения? – в голос произнёс я, почувствовав, как жуть уступает место раздражению. – Я должен испуга…

Я не договорил, потому что взгляд мой опустился, и я увидел то, что стояло на полу за чучелом.

«Авиационная бетонобойная бомба, – мелькнуло у меня в голове. – Российского производства. Модель АБ-117 или АБ-117Б, они внешне практически иденти…»

– Сука! – выдохнул я и, развернувшись, бросился бежать.

Я не знал, как бомба может сдетонировать, не знал, собирается ли она в принципе этим заниматься. Знал лишь одно: стоять и ждать не собираюсь.

Я успел взлететь по ступенькам наверх и броситься к двери, когда пол под ногами содрогнулся. Не думая уже о конспирации, я вынес дверь чёрной магией, прыгнул в дохнувший холодом проём, на лету перевернулся и выставил перед собой Щит.

Завод превратился в груду летящих осколков, клубы огня и дыма. По ушам ударил адский грохот, а по Щиту заколотили куски кирпича и бетона.

Я закричал, чувствуя, как все мои контуры напрягаются сверх всякой меры, пытаясь сдержать напор летящей на меня со всех сторон смерти. Упав в снег спиной, я почти сразу отключился.

***

Пришёл в себя от боли и холода. Болело всё, но больше всего – левое плечо. Приоткрыв глаза, я зарычал: сквозь левый бицепс прошёл обломок арматуры. Он так и торчал в плече. Я потянулся было к нему, потом спохватился. Вынимать нельзя. Костя Барятинский – не Капитан Чейн, привычный к боли. Если я сейчас снова отключусь от болевого шока, вытаскивать меня отсюда некому.

Впрочем, негативные ощущения быстро пересилила простая человеческая радость: я жив! И вслед за этой потрясающей мыслью полились в голову другие.

Убить хотели меня – об этом говорит чучело в моей одежде, с моей косой, с мячиком на груди, изображающим жемчужину. И меня совершенно точно хотели убить, а не напугать, иначе не положили бы в подвал такой мощи бомбу. Причём, если проанализировать то, что я слышал и чувствовал, выскакивая из завода, бомба была не одна. Возможно, даже в подвале их было больше, но я бы предположил, что несколько штук положили и на втором этаже. Всё-таки авиабомба – это авиабомба, она раскрывает свой потенциал, когда падает с огромной высоты, а не лежит спокойно в помещении. Поэтому, чтобы разворотить завод наверняка, лично я бы использовал несколько снарядов.

Итак, меня хотели убить. Хотели настолько сильно, что даже не пощадили заводское здание. «Производство», чем бы оно ни было, свернули и перенесли в другое место, а в цеху соорудили трусливую и подлую ловушку. К моему приходу готовились. Знали, что исчезновение Вишневского я просто так не оставлю. А это значит, что? Это значит, меня боятся. И не зря! Потому что после вот такого я их точно живьём сожру.

Раньше я действовал ради Империи и Клавдии, именно в таком порядке. Но теперь приоритеты изменились. За эти бомбы кто-то должен поплатиться.

Я, шипя сквозь зубы от боли, поднялся на ноги. Кости целы, артерии не задеты, даже рана почти не кровит. По счастью, арматурина оказалась тонкой и без куска бетона – просто оконную решётку разорвало на части, и обломок прута угодил в меня.

Кашляя, я окинул взглядом завод. Собственно, никакого завода передо мной уже не было, была лишь груда дымящихся развалин. Даже забор не устоял… Тут почему-то у меня в голове мелькнула скорбная мысль о резиновом коврике из машины Федота – опять у него из-за меня сплошные убытки, даже жалко мужика.

Я сплюнул, поймав себя на такой дурацкой мысли, и понял, что звука плевка не слышу. И вообще, не слышу ничего – лишь своё размеренное сердцебиение. Неслабо контузило, давно такого не было… Впрочем, это у Капитана Чейна давно не было, у него организм и не к такому привык. А вот тельце Кости Барятинского ещё немного нервничает. Ну ничего, какие наши годы. Наловчимся и мы авиабомбы на завтрак жрать, запивая нитроглицерином…

Ладно. Что совершенно точно понятно – так это то, что отсюда надо валить, и чем скорее – тем лучше. Пока я не могу толком оценить, насколько сильно переохладился, валяясь на снегу. Судя по кучности дыма над обломками, пролежал не дольше нескольких минут. Но тут ещё контузия, ранение, кровопотеря… В общем, мне срочно нужно попасть в тёплое место, где какой-нибудь надёжный человек вытащит из меня арматурину и заштопает дырку. А я знаю только одно такое место и одного такого человека. Но поскольку Федот наверняка, увидев фейерверк, слинял (если не слинял, то я буду сильно сомневаться в его адекватности) – добираться до клиники баронессы Вербицкой придётся на своих двоих. Та ещё задачка…