Сотник Лонгин

– Ты ничего не помнишь? – спросил Шимон, качая головой. Не проходило ни дня, чтобы он не пожалел о том, что подобрал этого несчастного бродягу, лежащего посреди дороги.

– Отец, спасибо тебе. Да хранит тебя Господь. Я перед тобой в неоплатном долгу, – с трудом шевеля губами, выговорил Азербад. – Прошу – дай весточку моей матери. Она живет возле храма Набу.

Старый иудей на радостях тотчас отправился к почтенной женщине, которая уже не чаяла увидеть своего сына живым. Азербад, мучимый голодом, попросил какой-нибудь еды, и хозяйка дома принесла ему вина, пресную лепешку и кусок печеной рыбы (было время еврейской Пасхи).

– Вы иудеи? – осведомился Азербад. И женщина утвердительно качнула головой.

– Сколько времени я пробыл без сознания?

Хозяйка, не ответив на его вопрос, вдруг вышла из комнаты. И не появлялась до тех пор, пока не вернулся Шимон. Он пришел вместе с матерью Азербада. Старая женщина, плача, опустилась перед постелью, на которой лежал ее сын, и умыла его лицо солеными слезами. Затем долго благодарила хозяина дома и даже предлагала ему деньги, но тот, немного поколебавшись, отказался:

– Я это сделал ради Господа нашего, имя Которого не произносимо вслух.

– Иудеи, мама, как и мы, верят в одного Бога, – сказал Азербад.

– Но мы Его понимаем иначе, – заметил хозяин дома. – Не провозглашаем огонь Сыном Бога и не творим возлияний, подобных вашей хаоме. Этот напиток до добра не доводит…

Азербад вдруг вспомнил тот день, когда оказался в пустыне, и о своем отлучении от храмовой службы. Он хотел повиниться перед матерью, но женщина опередила сына:

– Учитель Хушедар приходил, расспрашивал о тебе и рассказал мне обо всем, – печально молвила она. – Он говорит, что не все еще потеряно. Есть надежда. Господь милостив…

Носильщики, нанятые матерью Азербада, перенесли больного юношу в их дом, где он пролежал на постели еще две недели, окруженный нежною заботою близких людей.

***

Теплыми южными ночами Азербад, лежа на плоской кровле дома своего, разглядывал звездное небо, не теряя надежды однажды увидеть, наконец, ту самую, новую звезду, которая, как сказал неведомый голос, ознаменует рождение царя, правителя мира. Но, увы, проходили дни, недели, месяцы, а ее все не было… И тогда отчаяние вновь захлестнуло юношу волною. С горя он пристрастился к вину, и не раз посланные безутешной матерью люди силою выводили его из таверны. Так, пролетел еще один год, и приблизилось празднование Новруза.

Мать старалась не отпускать сына ни на шаг от себя и повела его поздней ночью на площадь перед храмом Огня, где некогда находилось святилище вавилонского бога Мардука. Площадь была полна народа. Люди грелись у костров. И были в приподнятом настроении духа, – все, кроме одного человека – Азербада. Мать юноши беседовала со знакомыми, почтенными людьми из священнического сословия. Юноша стоял в сторонке и не принимал участия в разговоре. За последний год он заметно осунулся и побледнел, глаза его не излучали как прежде лучей жизнерадостного света. Он потерял надежду и веру… в себя, в людей, в будущее.

Ночь подходила к концу. Далекие звезды пропадали во мраке темной бездны. «И вскоре взойдет солнце, знаменуя начало нового года, такого же безрадостного и беспросветного как этот», – думал Азербад. Природа, как и люди на площади, притихла в ожидании чуда. И оно свершилось! На еще темном небе вдруг произошла яркая вспышка, – с той самой восточной стороны, к которой прикованы были взоры тысяч собравшихся на площади. Показалось, будто кто-то зажег там сверху светильник, – огонек блеснул в вышине так ярко, что многие не выдержали сияния и отвернулись. Удивленный шепот волною пробежал по белому морю людскому: «Что это?» На мгновенье снова повисла тишина и тотчас взорвалась. По округе прокатился ликующий голос:

– Звезда. Новая звезда. Звезда зажглась в знаке Рыбы!

Жрецы во главе с Заотаром, которые стояли наверху, возле башни, удивлены были не меньше своей паствы. Рождения новой звезды даже на памяти престарелого умудренного сединами Хушедара не происходило.

Главное чудо той ночи свершилось и, когда полыхнуло привычное пламя на башне, казалось, это уже никого не удивило. Звезда сияла некоторое время и после восхода солнца. Люди, воспев гимн Господу, заходили в храм ради причащения напитком, приготовленным на основе хаомы, разбавленной молоком и водою. Храм они покидали довольными, полными сил и вдохновленными. Море людское растекалось в разные стороны сначала полноводными реками, а затем и ручейками.

Азербад снова вошел в палату главного жреца, – спустя год после своего изгнания. Заотар молчал и выглядел растерянным. Первым заговорил Хушедар:

– Азербад, благородный юноша. Ты был прав. Твое предсказание сбылось. Звезда, как ты и говорил, зажглась. И это самое большое чудо, которое я когда-либо видел! – восторженно промолвил он. – Но как ты узнал об этом?

– Думаю, я обязан этим своему отцу, его фраваши (душе), которая меня вдохновила, – скромно отвечал юноша.

– Я хорошо помню твоего отца, сынок – он был прилежным учеником и познал Писание в совершенстве! Ты пошел в своего отца, Азербад. Я уверен, он видит сейчас тебя и гордится тобою, – со светлой улыбкой на лице проговорил Хушедар и обратился к Заотару. – Сдержи свое слово и верни сего достойного юношу на службу.

– Делайте, что хотите, – мрачно отозвался Заотар.

– Нет, так не годится, Заотар, – нахмурился Хушедар, – отмени свое решение и восстанови Азербада в его должности атравана. Сделай все, как положено.

– Пусть будет так, – неохотно пробурчал Заотар и небрежно кивнул писцу, который стоял в сторонке с необожженной глиняной табличкой в руках.

– А, кроме того, – продолжал Хушедар, – ты должен поздравить нашего царя с рождением сына.

На другой день в далекую столицу – город Ниса – поскакал гонец с донесением. Впрочем, как вскоре выяснится, о рождении царского сына там ничего не знали…

***

Старик Шимон был удивлен, увидев у ворот своего дома спасенного им год назад юношу.

– Азербад? Ты что здесь делаешь? – спросил он.

– Отец, мне снова нужна твоя помощь, – слабо улыбнулся Азербад и, не переступая порога иудейского дома, на улице все ему рассказал.

Вскоре оба: иудей и персидский священник, – подошли к высокому кирпичному зданию с колоннами, в котором находилась вавилонская синагога. Шимон исчез за дверями, а Азербад остался снаружи. Прошло полчаса. Наконец, Шимон появился, вслед за ним во двор вышел начальник синагоги, которого звали Якоб.

«Долго пришлось уговаривать его», – про себя подумал Азербад и, спрятав улыбку в уголках губ, проговорил по-арамейски:

– Мое почтение, уважаемый господин Якоб. Прошу прощения за беспокойство. Но дело, которое меня привело к вам, крайне важное…

– Оно важно для вас. А почему вы пришли к нам? – удивился начальник синагоги.

– Из известных нам народов, – спокойно объяснял Азербад, – только иудеи, кроме нас, маздаяснийцев, исповедуют веру в Единого Бога. Появление новой звезды – это послание от Всевышнего к избранным народам. Царь родился, – это мы знаем наверняка, – но он родился не в нашей державе. Стало быть, это чудо свершилось в земле Иудеи…

Якоб задумался. Он вспомнил о пророчествах, о чаяниях своего многострадального народа.

– Неужели Машиах (Мессия) пришел? – растерянно проговорил начальник синагоги, и в глазах его зажглись оживленные огоньки. Он нечасто бывал в земле Обетованной, а известия оттуда приходили с большим опозданием, но теперь он понял, что лучшего повода для поездки на историческую Родину в его жизни может уже и не представиться.

– Дайте мне немного времени для размышления, – осторожно сказал он и вернулся в синагогу, будучи в сильном волнении духа. Остаток дня старик провел, перечитывая свитки Торы и древних пророков, которые говорили о приходе Мессии, а на другой день, переговорив с главою общины, решился сопровождать посольство жрецов-магов в Иудею, рассчитывая прибыть в Ерушалаим до Пятидесятницы (Шавуот).

***

Длинная вереница верблюдов, груженных тюками с китайскими шелками и заморскими пряностями, неторопливо тянулась по бескрайним просторам Сирийской пустыни.

Остались позади пересохшие русла рек – «вади», зимою наполняемые дождевою водою, которая несется бурными потоками, а ранней весной покрываемые густою растительностью. Теперь не часто встречались заросли саксаула, и верблюдам приходилось довольствоваться редкими низкорослыми кустарниками, колючками, скудною травою, растущей на каменистой почве среди желтых песков.

Безоблачное небо неделями висело над головами путешественников. Иногда вдруг налетал жаркий южный ветер, принося с Аравийской пустыни мириады песчинок, и тогда становилось трудно дышать. Защитою от палящего солнца и песчаных бурь служили белые покрывала и повязки на лицах.

Не легок путь через пустыню: сухой воздух, горячий песок, жгучее солнце, от которого негде спрятаться, и ни одного селения на много дней пути. Жажда – спутник долгих странствий. Солнце нещадно палило днем, а с наступлением темноты земля быстро остывала. Останавливались на ночлег, разбивали шатры и разводили костры из дров, припасенных на дорогу.

Трое вавилонских магов еще в Сиппаре присоединились к торговому каравану. Престарелый Хушедар ехал на верблюде, по обе стороны от него шли Заотар и Азербад. В полуденный час, когда солнце стояло в зените, мучимый жаждою юноша, для которого это странствие было первым в его недолгой жизни, схватил мехи, жадно глотая воду. Заотар зорко следил за каждым его шагом и не преминул воспользоваться случаем.

– Береги воду, Азербад, – придирчиво бросил он. – До Тадмора (Пальмиры) путь не близок. Погонщик верблюдов сказал, что осталось еще десять дневных переходов.

Азербад не обратил внимания на слова главного жреца, – утолив жажду, он глядел на бегущего по камням огромного черного скорпиона с мощными клешнями и зловещим жалом на конце изогнутого хвоста.

Однажды, когда до оазиса Пальмиры оставалось всего несколько дней пути, случилось несчастье…

Ночная мгла покрыла землю, и наши путешественники грелись вокруг костров. Потрескивали дрова. Звучали тихие голоса на нескольких наречиях. Азербад любовался живым трепещущим неуловимым пламенем и, по-прежнему исполняя свой долг хранителя огня, подкармливал его поленьями, поглядывая время от времени на восточный край неба, где вскоре, – он это знал наверняка, – появится та самая звезда, которая возвестила им о рождении Царя. Вдруг посреди ночной тишины раздался чей-то пронзительный душераздирающий вопль.