Сотник Лонгин

– Дай мне его.

Служанка повернулась, взглянула на госпожу и передала ей ребенка. Корнелия обнажила свою грудь, полную молока, и младенец жадно прильнул к ней губами.

– Найди кормилицу, – почти шепотом проговорила Корнелия, не глядя на рабыню. – Ни сегодня, так завтра молоко кончится, и что будем делать?

– Да где ж я ее найду? – всплеснула руками Лидия. – Мы, чай, не в Риме. Я тут никого не знаю.

– Не найдешь, велю выпороть, – тихо, но с угрозой проговорила мать, передавая дитя служанке.

В Тарсе Киликийском нашли пристанище старик Луций Кассий и его невестка. За тысячу аттических драхм в год они снимали в этом городе квартиру в доме наподобие римской инсулы. Когда до Киликии долетела весть о поражении республиканцев под Филиппами, старик Кассий долго не решался сообщить об этом Корнелии, которая была на седьмом месяце беременности. Но однажды все-таки проговорился. Они возлежали за обеденным столом, и он сказал осторожно:

– Дочка, я тебя ненадолго оставлю. Мне надо съездить по делам.

– Как? И вы меня хотите бросить? – заволновалась Корнелия и тотчас дала волю слезам.

– Дочка, да не волнуйся ты. Я вернусь скоро, – пытался успокоить ее старик Кассий.

– И Луций так говорил, – всхлипывала Корнелия. – Но ушел на войну, оставив меня одну. Теперь и вы…

– Но я же уезжаю не на войну. Она закончилась… – начал, было, старик Кассий, но его голос осекся. Он понял, что сболтнул лишнее.

Корнелия изменилась в лице и испуганно проговорила:

– Закончилась? А Луций? Где он? Вы что-то знаете? Говорите!

Старику Кассию пришлось все рассказать, при этом он постарался утешить ее словами:

– На войне бывает всякое, – поверь, мне доводилось участвовать во многих сражениях и далеко не всегда удачных. Я слышал, Валерий Мессала остался жив. А он был легатом у Брута. Я поеду в Грецию и всё разузнаю. Нельзя терять надежду…

Корнелия поднялась из-за стола и, молча, пошла в свою комнату, – в дверях она вдруг обернулась и проговорила с лихорадочным блеском в глазах:

– Он вернется. Непременно вернется!

Старика Кассия не было уже третий месяц, и его долгое отсутствие тревожило Корнелию. Она понимала, что тех денег, которые остались, надолго не хватит, а с рождением ребенка траты непомерно выросли. Приходилось во всем себя ограничивать, и такая жизнь римлянке, привыкшей к роскоши, была не по нраву. Она еще лежала в постели, отягощая себя размышлениями о своем туманном будущем, когда вбежала сияющая служанка и объявила:

– Госпожа, хозяин вернулся!

– Луций, – встрепенулась Корнелия и бросилась навстречу любимому мужу. Но на пороге комнаты появился старик Кассий. Он склонился над колыбелью и долго рассматривал спящего младенца, как будто не замечая присутствия невестки.

– Отец, – тихо, бледными губами произнесла она. – Вы нашли его?

Старик Кассий, наконец, удостоил своим вниманием взволнованную женщину, мельком взглянув на нее, потом махнул рукой, дескать: «После, потом поговорим», – и поспешно вышел из комнаты. Впрочем, за обеденным столом он все же рассказал о своем путешествии:

– Я добрался до Смирны и собирался садиться на корабль, идущий в Грецию, когда один торговец из Эфеса рассказал мне о Марке Антонии и его милости жителям города. Я поспешил в Эфес… – рассказчик вздохнул, собрался с мыслями и продолжал. – Я поспешил в Эфес и…

Старик Кассий нашел Антония в храме на акрополе совершающим жертвоприношения Зевсу Олимпийскому. Там он пал к ногам его и со слезами на глазах молил:

– Император, будь милостив ко мне и моей семье.

Марк Антоний исподлобья глядел на униженного старика, но Мессала, стоявший рядом с ним, что-то шепнул ему на ухо, и он внезапно повеселел:

– Луций Кассий, поднимись. Не подобает достойному сыну Отечества стоять на коленях! Ты всегда преданно служил сенату и римскому народу. И ни чем себя не запятнал. А за деяния брата своего ты не в ответе. Будь гостем у меня…

Старик Кассий был приглашен на обед и за пиршественным столом возлежал рядом с Мессалой, – от него он узнал о кончине Гая Кассия.

– А что с моим сыном? – спросил бледный, прослезившийся старик Кассий.

– В последний раз Луция я видел накануне первого сражения, – рассказывал Мессала. – Он командовал легионом, который отстоял далеко от меня, на другом крыле. Я слишком рано потерял его из поля зрения и с тех пор не видел. О судьбе его мне, увы, ничего не известно.

– Может, он в плен попал? – с надеждой в голосе спросил старик Кассий.

Мессала тряхнул кудрявой головой:

– Тем хуже было б для него. Наш император, – хвала ему! – великодушен к побежденным, в отличие от Октавиана, который всякий раз, не внимая мольбам о пощаде, говорил пленным: «Ты должен умереть». За здоровье императора! – воскликнул он, поднимая кубок, полный вина. И все собрание дружно подхватило этот тост. Выпив, Мессала продолжил вспоминать прошлое:

– По распоряжению Марка Лепида ваш дом в Риме, вилла в Тускуле, – все ваше имущество было продано с аукциона.

Старик Кассий побледнел:

– Как продано? Но… моего имени не было в списке проскрипций.

– Лепида это не остановило, – усмехнулся Мессала. – Жадность обуяла этого человека. Он воспользовался тем, что вы бежали из Рима…

Старик Кассий закончил свой печальный рассказ и умолк надолго. Корнелия сказала:

– А Луций? Его ведь никто не видел мертвым.

– Дочка, – покачал головой старик Кассий, – забудь о прошлом. Жизнь продолжается. Теперь у тебя есть сын, а у меня внук. Гай – это наше будущее. Тебе надо подумать о себе…

– Нет. Он вернется. Непременно вернется. Он скоро даст о себе знать, – стояла на своем Корнелия, и надежда светилась в ее глазах.

Она ждала. Но время шло, а Луций не объявлялся. Вскоре в Киликию прибыл Марк Антоний, который по договору с Октавианом получил всю восточную часть империи.

***

Ветер надувал паруса. Гребцы дружно налегали на весла…

Жители окрестных селений давно привыкли к кораблям, которые мимо них следовали в Тарс. Но теперь они выбегали из своих домов, собирались шумными толпами и высыпали на берег реки. Вверх по Кидну плыла ладья под алыми парусами, сверкая в лучах восходящего солнца вызолоченной кормою и посеребренными веслами. Сладостные звуки разливались по округе, лаская слух, – это пела флейта, поддерживаемая свистом свирелей и бряцанием кифар. Дивные благовония растекались по берегам, восходя из бесчисленных курильниц, окутывающих ореолом таинственности ту, которая покоилась на ложе под расшитою золотом сенью в уборе богини. Мальчики с опахалами и красивые рабыни, переодетые нереидами, прислуживали ей. Толпы, завороженные необычайным зрелищем, провожали ладью по обеим сторонам реки. И повсюду разнеслась молва, что Афродита шествует к Дионису на благо Азии.

Говорят, Антоний влюбился в Клеопатру с первого взгляда. Об этой женщине исстари слагают легенды, но, увы, всё, что исходит от человека, как правило, далеко от истины…

Дочь наложницы о царстве и не мечтала. В детстве она любила прогулки по саду, великолепному дворцовому саду с тенистыми аллеями и зелеными лужайками, где был пруд с золотыми рыбками. Она подолгу наблюдала за ними, забывая обо всем на свете, но, увидев свое отражение в зеркале кристально чистой воды, девочка вздыхала и огорчалась. Природа, к несчастью, не наделила ее красотою, которой славились дочери востока. Чересчур большие глаза, выступающий подбородок и нос с горбинкой, – слишком много в ее облике было мужского, унаследованного от венценосного отца Птолемея. Девочка, сознавая свое уродство, бежала от навязчивых мыслей в Александрийскую библиотеку, часами просиживая в экседре за чтением сочинений древних мыслителей. Тысячи свитков папируса… Ее никто не учил. Она всё постигала сама, освоила ряд языков и в совершенстве познала греческую философию: ее мыслями владели идеи Платона о воспитании благочестивого правителя, бесстрашие перед лицом смерти Сократа, учение о переселении душ пифагорейцев. Девочка, не блиставшая красотой, подавала большие надежды в науке. Но однажды всё изменилось…

В тот день в покоях царских было необычайно душно, и девочка под присмотром няньки вышла в сад. В легких сандалиях она побежала по траве, чтобы схорониться от жары под сенью ветвистого теревинфа, – там, где было ее любимое место. Служанка замешкалась и вдруг услышала пронзительный крик. Она подбежала к упавшей девочке и успела заметить чешуйчатое тело змеи, уползающей за дерево. Девочка сидела на траве и глазами, полными ужаса, рассматривала свою ногу, где виднелись два крохотных пятнышка – то был след змеиного укуса. Служанка, завопив на всю округу, бросилась во дворец с криками: «На помощь!» Девочка осталась совсем одна. Она чувствовала, как холодеют ее ноги, как нечто пугающее растекается по ее телу, хватает за горло, мешает дышать… «Радуйтесь! Пречистая родила. Свет победил!» – молнией перед глазами девочки проносились воспоминания о ее короткой жизни, в которой самой яркой страницей осталось торжество со дня рождения бога солнца. Она распласталась на траве, – дышать становилось все тяжелее, хрип вылетел из груди ее, когда внезапно послышались тяжелые шаги… Некто, лицо которого заслонял образ змеи, наклонился над страдающей, задыхающейся девочкой. Прозвучал притворно-ласковый голос: «Клеопатра, хочешь жить?» Выпучив глаза, девочка смотрела на незнакомца, не будучи в силах произнести ни слова. «Если да, то кивни», – сказал незнакомец. «Да, да, да. Я хочу жить. Я так люблю жизнь!» – говорили глаза девочки. Она наклонила голову и вскоре почувствовала холодное, как чешуйки змеи, прикосновение, а затем наступило забытье. Во сне девочка увидела того же незнакомца со змеиной головой. Она, приняв его за божество, пала перед ним на колени и услышала его веселый громкий смех. Змея высунула свой раздвоенный язык и проговорила: «Я спас твою жизнь, и отныне она принадлежит мне. Я всегда буду рядом с тобой, я буду подсказывать тебе, давать советы. И если будешь меня слушаться, обретешь власть над мужчинами, которая не снилась даже Нефертити и Елене Спартанской. Но ты, если хочешь, можешь отказаться и вернуть все, как было. Смерть избавит тебя от страдания». «Я хочу жить, я хочу быть красивой, я хочу, чтобы меня любили», – сказала Клеопатра. И мир погрузился во тьму. Она очнулась в шелковой постели под расшитым золотом балдахином и властно крикнула слугам:

– Приготовьте мне ванну из лепестков роз… Нет, я хочу искупаться в молоке. Молоко полезно коже…

Вскоре в спальню дочери вошел ее отец – Птолемей. Его бритая голова, покрытая платком с золотыми и синими полосками, вызвала улыбку на лице Клеопатры.