Воловановъ взглянулъ и зам?тилъ, что платье поставлено на десять рублей дороже, ч?мъ онъ платилъ раньше.
– Почему же десять рублей накинули? Я считалъ, что по прежней ц?н? сд?лаютъ, – выразилъ онъ неудовольствiе.
– Франсускiй работъ, мосье, – пояснилъ портной. Франсускiй работъ никакъ не можетъ на такой ц?на. Когда я буду открывать свой магазинъ, ви мн? два раза дороже платилъ.
Иванъ Александровичъ вынулъ деньги, отдалъ, и по уход? портнаго простоялъ н?сколько минутъ въ задумчивости передъ зеркаломъ. Несомн?нно, платье сид?ло скверно; но онъ пришелъ къ заключенiю, что какъ-никакъ, а французская работа все-таки сейчасъ видна.
– Вицъ-мундиръ прикажете подать? – спросилъ Матв?й.
Но Волованову не хот?лось разстаться съ новою парой. Онъ р?шилъ, что можно иногда показаться въ канцелярiи и въ партикулярномъ вид?, т?мъ бол?е что сегодня онъ не чувствовалъ расположенiя къ серьезнымъ занятiямъ, и предполагалъ посид?ть больше въ курительной комнат?.
По дорог? онъ за?халъ къ Доминику, выпилъ водки, закусилъ двумя парами пирожковъ и просмотр?лъ новый номеръ «Стрекозы». Потомъ принялъ серьезный видъ и по?халъ въ должность.
Столоначальникъ взглянулъ на него косо, но съ любопытствомъ, относившимся къ новой пар?. Иванъ Александровичъ это зам?тилъ, и нарочно поверт?лся передъ нимъ.
– Немножко опоздалъ, виноватъ; портной задержалъ, – объяснилъ онъ, хотя его объ этомъ не спрашивали. – Такой болтливый французъ попался, все твердитъ: пардонъ, пардонъ, а самъ не уходитъ.
– Вы нынче у француза стали одеваться? – брюзгливымъ тономъ полюбопытствовалъ столоначальникъ.
– Да, я теперь р?шилъ все у французовъ шить; у нихъ отд?лка лучше, – отв?тилъ скромно Иванъ Александровичъ, и черезъ минуту проскользнулъ въ курительную комнату.
Тамъ уже набралось челов?къ двадцать молодежи. Одни стояли группами и разговаривали; другiе, забравшись на громадные клеенчатые диваны, забавлялись т?мъ, что расковыривали протертыя въ обивк? дырки и вытягивали оттуда конскiй волосъ и мочалу. Одинъ чиновникъ извлекалъ ногтями мелодическiе звуки изъ пружины, и такъ ловко, что выходилъ ц?лый мотивъ.
Волованова поздравили съ обновкой, пощупали рукава, заглянули на подкладку. Общее мн?нiе, впрочемъ, склонялось къ тому, что платье скверно сшито.
– Какъ вы мало, господа, понимаете толкъ въ этомъ, возразилъ Воловановъ. – Эту пару французскiй закройщикъ д?лалъ. Плевушинъ изъ Парижа француза выписалъ.
– А этотъ французъ тамъ, в?роятно, въ колбасной служилъ, – предположилъ одинъ изъ молодыхъ чиновниковъ.
– И научился гарнировать телячьи головы, – зам?тилъ другой.
– Или въ солдатской швальн? шилъ капоты для piou-piou, – вставилъ третiй.
Иванъ Александровичъ фыркнулъ на это съ недовольнымъ видомъ, бросилъ окурокъ папироски, и ушелъ въ канцелярскую залу.
См?шливая веселость молодыхъ чиновниковъ возросла съ его уходомъ.
– Господа, давайте, вышутимъ Волованова, – предложилъ тотъ, который обладалъ искусствомъ извлекать музыкальный мотивъ изъ диванныхъ пружинъ. – Я назначу ему свиданiе отъ неизв?стной дамы, а мы пойдемъ смотр?ть, какъ онъ будетъ ходить взадъ и впередъ по панели.
Черезъ четверть часа сторожъ подошелъ къ Волованову и шепнулъ ему на ухо:
– Васъ посыльный спрашиваетъ, письмо лично передать долженъ.
Иванъ Александровичъ встрепенулся, вышелъ въ прiемную, и черезъ минуту вернулся съ розовенькимъ пакетикомъ въ рук?. Держа его нарочно такъ, чтобы вс? вид?ли, онъ вскрылъ его, и прочелъ заблиставшими глазами:
«Приходите отъ 4 до 6 часовъ въ большую Морскую, буду ждать васъ около памятника. Незнакомка».
За полчаса до назначеннаго времени Воловановъ улизнулъ изъ канцелярiи и скорыми шагами пошелъ въ Морскую. На улицахъ уже блистали огни. Иванъ Александровичъ прошелъ прямо къ памятнику; огляд?лся, постоялъ, и принялся медленно шагать поперекъ площади. Вс?мъ проходившимъ дамамъ онъ до неприличiя заглядывалъ подъ шляпки, но ни одна не обратила на него вниманiя.
Такъ прошелъ часъ. Ноги у Волованова начинали слегка ломить, онъ весь иззябъ. Въ пять часовъ его громко окликнули:
– Прогуливаетесь, Иванъ Александровичъ? Это былъ одинъ изъ молодыхъ чиновниковъ. Черезъ минуту прошелъ другой, и т?ми же словами окликнулъ его. Потомъ третiй, четвертый, пятый, десятый – чуть не вся канцелярiя прошла мимо, и каждый по очереди произнесъ: – Прогуливаетесь, Иванъ Александровичъ?
Зат?мъ началось обратное шествiе. Первый чиновникъ, поровнявшись съ нимъ, сказалъ: – Поджидаете, Иванъ Александровичъ? – и разсм?ялся ему прямо въ лицо. Зат?мъ второй, третiй, десятый, вс? до конца, и каждый произносилъ съ отвратительнымъ, дребезжащимъ см?хомъ:
– Поджидаете, Иванъ Александровичъ?
Воловановъ наконецъ побагров?лъ отъ досады, кликнулъ извозчика, и по?халъ въ Малоярославецъ об?дать.
«Удивительно, до чего бываетъ глупо наполненъ петербургскiй день», – изумлялся онъ, меланхолически разбирая карту рублеваго об?да.
III.
Иванъ Александровичъ Воловановъ, об?дая въ общей зал? «Малоярославца», усп?лъ уже скушать и супъ бискъ съ отзывавшимися подогр?тымъ саломъ пирожками, и судака подъ голландскимъ соусомъ, и ломтикъ телятины со шпинатомъ, когда вдругъ надъ нимъ прогрем?лъ, съ жирнымъ хрипомъ, зычный окликъ:
– Ваня! Да ты ли это? Вотъ Богъ посылаетъ! И въ ту же минуту дв? могучiя длани обняли его, и онъ почувствовалъ на самыхъ губахъ тройной, присвистывающiй, мокрый поц?луй.
Предъ нимъ стоялъ, упершись въ него животомъ, его дядя, родной дядя, Яковъ Порфирьевичъ Воловановъ, мужчина л?тъ пятидесяти, высокiй, толстый, съ смугло-с?рымъ лицомъ, коротенькимъ носомъ, густыми усами и подстриженной до корня бородой, чуть чуть пробритой посредин?. Од?тъ онъ былъ въ синiй пиджачекъ широчайшаго покроя, съ отвислыми карманами.
– Дяденька! какими судьбами? – отозвался Иванъ Александровичъ. – Давно ли въ Петербург?? На долго ли?
– Какъ Богъ дастъ, голубчикъ, какъ Богъ дастъ, – отв?тилъ дядя, и грузно опустился на стулъ, который словно прис?лъ на своихъ буковыхъ ножкахъ подъ его тучной тушей. – А прi?халъ я только сегодня. Ты что это, дрянь какую-то об?даешь? Брось, сейчасъ брось. Эй, человекъ! Вотъ что, милый ты мой, – обратился онъ къ подб?жавшему слуг?, – покорми ты насъ, пожалуйста, хорошенько, по-русски, знаешь? Дай ты намъ что-нибудь такое… этакое. Чтобы утроба возликовала. Я, милый ты мой, челов?къ прi?зжiй, изъ медв?жьяго угла прi?халъ, такъ хочу утробушку свою пот?шить.
– Уху стерляжью не прикажете-ли, съ растегаемъ? – тотчасъ предложилъ слуга.
– Во, во, во! – одобрительно прогуд?лъ Воловановъ-старшiй. – Да чтобы налимьей печенки тоже положили бы. А потомъ дай ты намъ что-нибудь такое… что-нибудь этакое…
– Поросенка подъ хр?номъ надо подать. Московскiе есть.
– Во, во, во. Вижу, братецъ, что ты челов?къ съ понятiемъ. А потомъ… потомъ… совс?мъ что-нибудь этакое…
– Утку можно зажарить, а не то каплунчика, – предложилъ слуга.
– Утку, любезный, дашь намъ, уточку… да съ груздиками, да пожирн?й. И бутылочку заморозь, знаешь какого-нибудь этакого, нов?йшей марки.
Слуга отошелъ. Воловановъ-дядя грузно повернулся на подгибавшемся подъ нимъ стул?, и поставивъ локти на столъ, воззрился на племянника.
– Ну, какъ же ты тутъ, въ Петербург? вашемъ? служишь? – спросилъ онъ.
– Да, дядюшка, служу. Только, по правд? сказать, невыгодная у насъ совс?мъ служба: ходу никакого н?тъ. И товарищи пренепрiятный народъ: насм?шники все какiе-то.
– А ты къ намъ въ провинцiю просись! Въ провинцiи теперь хорошо служить, почетно. Чиновнику теперь вс? кланяются. Обыватель смирный сталъ, уважаетъ. Форсу-то этого н?тъ больше. Прежде, бывало, станового въ контору отошлешь, а теперь самъ на крыльц? встр?чаешь: съ ч?мъ, молъ, пожаловали. Такъ-то.
– Не хочется, дяденька, въ провинцiю: привыкъ уже, знаете, къ развлеченiямъ. Театры тутъ, рестораны; образованность везд? зам?чается. – А вы какъ же сюда, по д?ламъ?
– По д?ламъ, голубчикъ, по д?ламъ. Перво-на-перво, въ дворянскiй банкъ.
– Объ отсрочк? недоимочки?