В стране озёр

И я опять услышал те два таинственных слова.

Со стариком мы сошлись и познакомились скорее, нежели с его супругой. Он недурно говорил по-русски и хотя и переполнял свои фразы финскими словами, всё же я понимал его речь. Заметил я только одну странность: старик совсем не говорил со мною в присутствии супруги. Потом я узнал от г?жи Р., что г?жа З. вообще запрещает супругу пускаться в разговоры с русскими.

Но, несмотря на это запрещение, мы всё же часто беседовали с ним. О себе он избегал говорить и только однажды пожаловался на жену, назвав её жадной женщиной. Как оказалось потом, г?жа З. копила деньги на поездку в Швецию и избегала расходов, без которых можно обойтись. С этой целью она не держала прислуги, пользуясь услугами мужа, скудно питалась, держала впроголодь старика и даже целыми неделями не сменяла белья и платья, лишь бы избежать расходов. Я не знаю, как это мирилось с теориями шведского воспитания и заморской гигиеной, о которой г?жа З. всегда говорила так много.

Как-то раз я сказал г?же З.:

– Ваш муж очень стар, ему трудно работать…

Она внимательно посмотрела в мою сторону и сказала:

– Умирать мы сюда приехали… Какая же работа!?. Ему семьдесят три года…

– Тем более! Отчего бы вам не нанять прислуги!?

Я потом очень сожалел об этой нечаянно сорвавшейся с языка фразе: она разобидела мою хозяйку.

– Уж извините! – прошептала она, разводя руками и сверкнув глазами. – В моём хозяйстве мне советов не надо.

Она прикусила губы и отвернулась. Я сконфуженно молчал.

– Мы всю жизнь сами на себя работали и прислуги не держали, – продолжала она, но уже тоном примирения. – И вам бы, молодой человек, надо так же жить… А вы вот приехали – и сейчас вам подавай прислугу…

Это замечание показалось мне не лишённым оригинальности, и я принялся уверять г?жу З., что охотно буду делать всё для себя сам, без помощи прислуги. Моё решение, по-видимому, понравилось моей собеседнице, и она сказала:

– Работать очень полезно, здорово… Не стыдитесь ни заступа, ни топора. Без заступа могилы не выроешь, без топора – гроба не сколотишь!..

Афоризм г?жи З. понравился мне, и я ещё раз уверил её в своей готовности к физическому труду. Она улыбнулась и сказала:

– У меня вон огород есть… Поливайте утром и вечером… Дорожки в саду делайте, сучья собирайте в лесу…

С этого дня я приступил к поливке огородов, до обеда ходил по лесу и собирал сучья и валежник. Однажды принёс даже большую сухую ольшину, вывороченную с корнем, и тем окончательно завоевал симпатии дачевладельцы. В белые ночи, когда дневная жара спадала, я снимал в саду дёрн для будущих дорожек, а г?жа З. давала мне указания и при этом всегда добавляла:

– Работать очень полезно… Работать очень полезно.

* * *

Вечером, при закате солнца первого дня пребывания моего в сосновом лесу, ко мне пришла г?жа Р. Это была ещё нестарая женщина, с умными серыми глазами и открытым лицом. Одета она была в бумазейное платье и тёмный жакет. Волосы её были гладко зачёсаны, обрамляя крутой лоб. Глядела она внимательно, и зоркие глаза её мгновеньями загорались. Говорила она тихим вкрадчивым голосом и как-то особенно подчёркивала последние слова фраз, как будто желая придать своей речи бо?льшую убедительность.

Постучавши в дверь, она вошла только после того, как я сказал: «Пожалуйста!» Она вошла медленно, представилась мне и осмотрелась по сторонам.

– Г?жа З. говорила, что вы хотите иметь обед?

Я попросил её сесть. Она медленно опустилась на стул, облокотилась локтем в край стула и в ту же секунду отдёрнула руку. Но, увы! Рукав её жакета и рука были уже замазаны смолою.

– Ах, Господи! Смола! – воскликнула она. – Новый стол!

Она сняла с рукава каплю смолы, замазала пальцы и, вынув платок, принялась стирать смолу с руки и с рукава.

При появлении г?жи Р. я стал испытывать какую-то особенную неловкость. Я не знал, как держать себя с нею, а она так пристально всматривалась в меня серыми умными глазами. Моя гостья, между тем, продолжала:

– Только… я должна вас предупредить, что я… что у меня стол вегетарианский… Я, по убеждению, не могу убивать животных…

– Вегетарианский?! – воскликнул я в ужасе.

– Да… Кушанье из молока, яиц… Ну, иногда рыбы… Я могу разрешить себе… Мой муж на воскресенье приезжает из Петербурга, рыбу ловит…

Далее она поспешила отозваться с похвалою о вегетарианском столе и говорила о том, как это полезно для здоровья: жить в сосновом лесу, кушать черничный суп, молоко, яйца, простоквашу и изредка позволять себе питание рыбой.

Я вспомнил проповедь г?жи З. о полезности физического труда и думал о том, как же я буду возмещать затраченную энергию черничным супом, и что из меня получится после летнего отдыха при таких условиях?

Условившись относительно вегетарианского стола, я думал, что беседа наша кончена. Но, как оказалось, г?жа Р. была особа разговорчивая и даже больше – она была пропагандистка самых разнообразных учений.

Бесцеремонно осмотрев мои книги, сложенные на краю стола, она воскликнула:

– Всё – светские! А Евангелия или Библии у вас нет?

– Нет, – отвечал я.

– Как же это без таких книг?! И сочинений Толстого у вас нет?

– Нет. Но почему же у меня должны быть Евангелие, Библия и сочинения Толстого? – спросил я и дал ей понять, что её допрос не очень-то мне нравится.

Она не обратила внимания на моё замечание и спросила:

– Вы – христианин?..

– Да.

Не давая мне проронить ни слова, г?жа Р. быстро протараторила отрывок из какой-то проповеди, в которой, по-видимому, говорилось о связи Евангелия и Библии с учением Толстого. Говорила она и о том, как нехорошо быть христианином и не иметь в числе настольных книг Евангелия или Библии.

– Лет семь или восемь тому назад ездила я в Ясную Поляну к Толстому, – вдруг неожиданно выпалила г?жа Р.

– Вы ездили к Толстому? – почему-то с изумлением спросил я.

– Да… и знаете ли… книги Толстого следует читать…

Она каким-то глухим, вдохновенным голосом произнесла несколько фраз, быстро поднялась, крепко пожала мне руку и, пригласив на завтра на обед, ушла.

* * *

На другой день в два часа дня я пошёл к г?же Р.

Интересная «дама-крестьянка», как впоследствии прозвали мои знакомые г?жу Р., встретила меня с мягкой улыбкой на лице, долго извинялась за некоторую неряшливость комнаты, куда мы вошли, и провела меня на террасу.

Кто-то из путешествовавших по Финляндии заметил, что финские крестьяне любят жить «в нескольких комнатах». Это наблюдение подтверждается действительностью. Жилища финских крестьян в большинстве случаев состоят из двух-трёх и даже большего числа комнат. Исключение составляют безземельные, торпари и так называемые muonamies[6 - нахлебники – фин.], – сельские рабочие, ютящиеся в хатках в одну комнату.

Г?жа Р. – из зажиточных крестьян. Её муж – владелец дворового участка, is?nt?[7 - хозяин – фин.]. В его уютном домике четыре комнаты и открытая терраса в сад с яблонями, рябинами, крыжовником и смородиной. Первая от входа комната – кухня, опрятная, с плитой и с половиками на полу. Вдоль стен длинные скамьи, шкафики с посудой и утварью и большие столы. Две следующие комнаты, целомудренно скрытые от взора посетителей – для семьи; четвёртая – приёмная, с мягкой мебелью и кисейными гардинами на окнах. Здесь шкафы с посудою, две этажерки с книгами и швейная машинка. На стенах – плакаты с духовными изречениями. Никаких изображений Божества в переднем углу я не заприметил: крылатые фразы и афоризмы из духовных писаний, Библии и Евангелия, очевидно, достаточно символизировали собою представление о Боге.