Опустошённые души

– В Бога надо верить… Его нельзя познать и постичь разумом.

«Ужели же и нынешняя интеллигенция ищет народ в образе такого же Бога, в которого надо только верить… слепо верить, не постигая разумом?» – спрашивал Травин самого себя.

«А впрочем, не всё ли равно… Пусть ищут кого хотят»…

И с этой думой он заснул.

С Николаем Николаевичем разговор о религиозных исканиях как-то не удавался. Вначале Верстов отмалчивался и только усмехался, особенно возмущая своим небрежным отношением Соню.

Девушка аккуратно посещала лекции и рефераты на тему «исканий», внимательно читала соответствующую литературу и не могла выносить молчания Верстова. И говорила ему:

– Вы, конечно, можете иметь на этот счёт и своё мнение, но я не могу понять ваших ехидных усмешечек…

– Софья Александровна, зачем вам их понимать?

– Как зачем?.. Я же хочу знать, что вы думаете?..

Николай Николаевич только усмехался.

В беседе с Травиным и Загадой, Соня с явным неудовольствием говорила:

– Мне кажется, Николай Николаевич просто отстал от жизни. Ему ещё надо пережить какую-то полосу, которую мы перешагнули.

– Да, ему надо перешагнуть эту полосу, – перебил Соню Травин. – Надо ему захлебнуть и нашего разочарования…

И, подумав, добавил:

– А, может быть, он и счастливее нас: чаша наших разочарований миновала его…

Как-то раз Травин спросил Верстова:

– Почему вы не пошли с Соней на реферат?..

– И никогда не пойду, – угрюмо ответил Николай Николаевич.

– Почему?..

– А потому, что все эти «богоискания» считаю вредными. Интеллигенция разочаровалась и устала. Теперь ей только и осталось – искание Бога… потому, прежние-то идеалы подмокли… А я человек другого поколения: для меня ещё не померк и мой старый Бог…

– А в каком состоянии ваш Бог? – с ехидством спросил Травин.

Николай Николаевич смолчал…

IX

Как-то раз Соня привела к Травину доктора Ладыгина.

Раньше Травин часто встречал этого старика с бородой как у патриархов.

Доктор Ладыгин – «бывший народоволец». В период свобод он изменил себе и примкнул к кадетам.

Однажды Травин в разговоре с Ладыгиным выпалил:

– Лука Лукич, а меня не удивляет то обстоятельство, что вы перекочевали от народничества к кадетизму… Дедушке политических увлечений следует на старости лет позаботиться и о покое…

Старик Ладыгин обиделся на «ершистого» студента, и они долго ходили и сухо здоровались.

Незадолго до болезни Травин и Ладыгин встретились на каком-то реферате в «Соляном городке», и доктор сказал студенту:

– Ну, что, Николай Иваныч, теперь мы с вами опять друзья?

– То есть, почему же это?..

– Да как же… Революция ликвидирована. Надо опять сплачивать оппозицию без партийной вражды…

В ответ на эти слова Травин расхохотался и сказал:

– Ах, дедушка!.. Дедушка!..

Рассмеялся и дедушка.

После этой встречи Ладыгин перестал обижаться на Травина, и когда Соня сказала ему о болезни Травина, он выразил большое желание полечить молодого человека.

– Что же это вы, голубчик, расхворались? А я и не знал, – здороваясь за руку, говорил Ладыгин.

– Да-а, опоздали… Кровь хлынула вовсю!..

Пока доктор прослушивал пульс, прикладывал ухо к груди и спине и просматривал клочок бумаги, на котором Соня аккуратно отмечала температуру, Травин с улыбкой рассматривал морщинистое лицо доктора – лоб с редкими седыми волосами и с залысинами на висках, густую бороду и брови, – и думал: «Наверное, каждый волосок этой старой и пустой головы – свидетель чьей-нибудь смерти. Сколько людей доктор проводил на тот свет и, наверное, каждого утешал… Вот и меня будет утешать… наверное»…

Он не ошибся. Просмотрев запись температуры и соображая о чём-то, доктор сдвинул брови, а потом сказал:

– Ну, что ж! Всё идёт к лучшему!.. Комнатку-то я советовал бы вам переменить, – осматриваясь по сторонам, продолжал Ладыгин, – а то немного темновато у вас да и кухней попахивает…

– Я уж говорила, но… – начала было Соня, но Травин резко её перебил:

– Я так и знал, что вы начнёте меня утешать! Ведь это долг каждого врача!..

Ладыгин смутился, но не выказал своего смущения, взялся за цилиндр, а потом опять поставил его на стол.

– Я констатирую на основании данных, – сказал он строго. – Вычертите по этим цифрам кривую, – указал он на запись температуры, – и вы получите…

– То, что называется утешением? – прервал его Травин.

– Ну, да…

– Как жалка наука, если и она прибегает к утешениям…

– Ничего нет удивительного, – возразил доктор, – медицина имеет дело с живыми людьми.