Крангел. Собачье озеро

– С ее слов.

– Ты сама учила меня безусловно верить клиенту, какую бы лапшу он не вешал.

– Еще я учила вовремя снимать лапшу с ушей. Ты не слышишь или не хочешь слышать тревожного звоночка.

– Это не звоночек. Это рингтон. Слушаю.

Звонок от пациентки поздним вечером был не слишком желательным явлением. Поколебавшись, Аннушкин решил-таки ответить. Случай с подкроватным чувством вины показался ему подозрительно простым. Ему теперь все случаи казались подозрительно простыми.

– Я не поздно? – раздался в динамике бодрый голос. Слишком бодрый. С маниакальными нотками.

– Добрый вечер. Не очень.

– А я вам из-под кровати звоню!

– Откуда?!

– Из-под кровати! Да вы не пугайтесь. Я просто решила проверить, насколько помогла ваша терапия.

– И насколько же?

Прятки под кроватью вряд ли можно было считать терапевтическим эффектом.

– На все сто! Ни страха, ни стыда, ни совести, – пациентка истерично хихикнула. – Спаси…

Последние слова она практически просвистела, поэтому Аннушкину показалось, что в конце вместо «спасибо» вдруг образовалось «спасите». Но, во-первых, трубку клиентка уже положила. Во-вторых, терапевт должен быть терапевтом только внутри кабинета. В-третьих,..

– Загулялся я тут с тобой. У моей благоверной особые представления о финитности супружеского долга. Взыскивает получше любых коллекторов.

– Коллекторы взыскивали с тебя супружеский долг? Травматический опыт, сочувствую.

– Светлана Александровна! Что началось-то?

– Я не знаю, что у тебя в голове началось, если ты с телефонными хулиганами так мило беседуешь. Просто не отвечай на звонки, и он отвяжется.

– Кто?!

– Тебе не звонили? Странно. Всех моих знакомых донимает. Ты неправильно смотришь, ты неправильно смотришь. Потом матом кроет. Чего это тебя перекосило?

– Я…

– Светка! Ох, дремучий корень, еле нашел. Добрейшего, товарищи!

Из-за деревьев к озеру выбежал бодрый дедушка в заячьем тулупчике и с рацией.

– Здравствуйте, Семен Леонтьевич, – хором откликнулись мозгоправы.

– Тут такое дело. Над нами вертолет завис. Запрашивает посадку и срочную психологическую помощь.

– Кто-то из постоянных?

– Нет. Наоборот. Нормальный мужик, порядочный. Оборонку нашу поднял. Ты о нем поди слышала.

Вообще-то рабочий день, а также вечер и кусок ночи давно закончился, но Света никогда не торопилась к домашнему очагу. Его пламя давно не грело душу, а медленно ее вымораживало. Долго раздумывать не пришлось.

– Пусть приземляется и ждет в моем кабинете. Я скоро.

– Ударница ты, Светлана Александровна. Не бережешь себя, – неумело изобразил сочувствие Игнатий, когда смотритель парка скрылся между соснами.

– Завидуешь, – мгновенно догадалась Озерская.

– И не говори. Вместо отдыха меня ждут очередные скачки. Устал, как…

– Собака, – бормотал во сне Янковский.

Озёрская искоса посмотрела на спящего в кресле пациента. Запрашивать срочную психологическую помощь только для того, чтобы выспаться. Пожалуй, такого в ее практике еще не было. Впрочем, если клиент оплачивает посадочное место, то почему нет? Пусть отдыхает, раз уж приземлился в хвосте расписания. Пора перевести часть специалистов на ночную смену, когда из бессознательного на охоту выходит

– Собака.

Ну хотя бы и собака. Спящий пациент был знаком Светлане по выпускам новостей. Янковский, кажется. Ему принадлежал весь рынок военной микроэлектроники. Точнее, он заменил собой этот рынок. У Станислава отменный олигархический нюх, которому позавидует

– Собака.

Именно она и позавидует. Янковскому бы многие позавидовали. В агрессивной бизнес-среде обитания у него почти не осталось естественных врагов. Либо надежно рассажены по российским тюрьмам, либо не менее надежно уложены по российским же канавам. В политику Станислав демонстративно не лез, что существенно продлевало ему жизнь. Не менее важным источником долголетия и процветание служило тотальное недоверие к посредникам и управленцам. Никаких топ-менеджеров, личных водителей, консультантов, советников, охранников. Наймешь хорошего человека с опытом, квалификацией, понтами, связями, а как дойдет до кризисной ситуации, так окажется, что это и не человек вовсе, а самая настоящая

– Собака.

Пусть будет собака, хотя Станислав предложил бы ряд более выразительных слов для предателей и трусов. Больше всего на свете он ненавидел измену, трусость и обман. Несмотря на свои польские корни и три десятка лет жизни в Европе, Станислав оставался беззаветно предан России, ее ВПК и своему бизнесу. Верность он понимал по-своему, на свой восточно-европейский манер. В лучших традициях польских магнатов, олигарх видел источник державного величия в промышленном процветании. Он свято верил, что никто – кроме него – не способен организовать производство сложнейших пьезокерамических элементов, дронов, низкочастотного вооружения, средств наведения…

Эта фанатичная вера в себя, в свою миссию, в собственную исключительность однажды заставила его фанатично вгрызться в военную промышленность и ни на миг на ослаблять хватку. Там, где другие выискивали лакомые куски мякоти, Янковский перемалывал самые крепкие кости и хребты. Как настоящая бойцовая

Ну вы поняли.

Многие разговаривают во сне. Безгрешное и приятное занятие. Никто не перебивает, не переспрашивает, не требует ответить за базар. Среди спящих попадаются настоящие ораторы, которые из нечленораздельного бормотания отливают монументы красноречия.

Содержание сонного монолога не обязано соответствовать сюжету сна. Вроде человек только что разбудил свою благоверную пламенной речью о всемирном заговоре машин, французов и пингвинов. А снились ему гонки на кенгуру по пересеченной местности.

Спящий беспомощно улыбался, дыхание было ровным и мечтательным. Мысли о судьбах отечества не терзали его в эти редкие часы.

Станислав имел полное моральное право на отдых.

Над страной сгущались тучи революции. К весне ожидались обильные посадки. Камеры были готовы, майор Белкин и его брат-по-оружию Воронец приведены в состояние повышенной грозовой готовности. Оставался один маленький, чисто технический, вопросик. Кого сажать? Ответ был по-топорному прост. Всех. И своих, и чужих. И ближних, и дальних. И народных активистов, и невезучих министров. Всех, кроме Янковского. Без него вся оборонка рухнет. Олигарх-патриот – товар редкий, штучный. Кроме Станислава, России повезло еще с двумя семействами, чьи фамилии и друзья, и недруги часто с придыханием повторяли.

– Храбровы. Две штуки: угрюмый брат-мракобес и неугомонная сестренка. Янковский. Одна штука. Дочери старушки Розы. Две штуки. Сама почтенная Альтберг. Та еще штучка, единственная и неповторимая. Паровой котел скоро рванет. Все здравомыслящие толстосумы разбежались, успев урвать кусок гниющей плоти Фатерлянда. Зачем вы остались? Победить или возглавить? – бритвенно острые треугольные зубы сжимали тлеющую аргентинскую сигару, источающую аромат розового масла. – Кем вы себя возомнили? Спасателями? Или спасителями? И ведь один из вас предаст. Обязательно предаст. Кто?

Закованная в манжет черной рубахи лапа сжимала веер карт Таро, где почти все роли были щедро розданы представителям политической, интеллектуальной и финансовой элиты.

– Янковский? Слишком верный. Но что-то меня беспокоит. Что?