Русские своих не бросают. Четвертая книга о Серой Мышке

Русские своих не бросают. Четвертая книга о Серой Мышке
Василий Иванович Лягоскин

Афганистан, 2001 год… Для советских офицеров, попавших в плен, но не изменивших Родине, эта война еще не закончилась. А их пытаются вовлечь в другую, тайную – грязную и кровавую, – в которой нет никаких правил, кроме одного: «Убей врага, или он убьет тебя». Главная цель, которую ставят заокеанские нелюди, не жалеющие даже своих сограждан, – очернить Россию. – Ну что ж, господа, – решает Серая Мышка, вступая в новый бой, – вы сами предложили это правило…

Русские своих не бросают

Четвертая книга о Серой Мышке

Василий Лягоскин

© Василий Лягоскин, 2016

ISBN 978-5-4483-2747-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1. 31 мая 2001 года. Иерусалим. Стена Плача

Ирина Рувимчик, она же Шайтанкыз

– А ведь ты, уважаемый, вполне мог стать моим «клиентом» – если бы ГКЧП не провалил так бездарно свой путч.

Наталья не поменяла выражения лица, едва не столкнувшись в толчее с бывшим Генеральным секретарем ЦК КПСС и первым Президентом Советского Союза, страны, которая осталась лишь на старых школьных картах и в воспоминаниях людей. Десять лет, что прошли после бесславного сидения в Форосе, сильно изменили бывшего лидера страны. Лицо стало уставшим, обрюзгшим, хотя губы по-прежнему кривились в подобии доброжелательной улыбки. Сейчас в ней, в улыбке, больше проглядывали какие-то жалкие нотки. Четче на покрытом жидкими прядями волос черепе выделялось родимое пятно, в которое (это опять подумала Мышка) было бы так удобно целиться из снайперской винтовки.

Впрочем, былой злости к Михаилу Сергеевичу подполковник Крупина не испытывала. Время пригасило злой огонек в груди; к тому же пришло понимание, что перемены в стране были неизбежны, и скорее не вина, а беда этого человека состояла в том, что он не смог возглавить этот процесс.

– Духа не хватило, – резюмировала Наталья, отступая в сторону, чтобы не акцентировать на своей персоне внимание охраны, которая все-таки была.

Пусть охранявшая не русского гостя Израиля, а его министра иностранных дел Шимона Переса. Горбачев, о чем-то оживленно беседовавший с министром (через переводчика, естественно), наткнулся на ее взгляд, чуть прищуренный, словно у глаза действительно застыл оптический прицел, и замолчал. А потом несколько раз оглянулся на эту еврейку, явно имевшую какой-то интерес к нему, бывшему властителю одной шестой части мира.

– А может, – подумала Наталья, – когда-то моя фотография мелькнула перед твоими глазами? Может, ты подумывал, да так и не решился отдать приказ ликвидировать одного из тех, кто пришел тебе на смену?

Никакого уважения к этому пожилому человеку, вопреки своему первому мысленному обращению к нему, она не испытывала. И любопытство Натальи тут же погасло – она вспомнила достаточно широко разрекламированную акцию, которую задумал Михаил Сергеевич. Встретиться с несколькими политиками, определяющими не только настоящее, но и будущее цивилизации; создать цикл передач, которые назвал…

– Не важно, как, – не стала напрягать еще раз память Крупина, – вот и шел бы в тележурналисты. Сейчас получал бы нормальную пенсию, а не ту, которой тебя «отблагодарила» родина за многолетнюю плодотворную службу.

Она имела в виду сейчас ту унизительную минималку, что назначил для проживания («Точнее, доживания», – усмехнулась Мышка) бывшему президенту страны Пенсионный фонд России.

Наталья повернулась налево от места встречи с прошлым. Именно в этом месте людской поток делился надвое. Налево устремилась к древним камням мужская его часть. В нем уже растворилась фигура Николая Емельянова. Точнее двух Николаев – старшего и младшего, которого после ожесточенного, но короткого спора уступила отцу мать, Лидия. Конечно, подполковнику Николаеву вряд ли удалось бы победить в этом споре, если бы его не поддержала другой подполковник – Крупина.

– Не будем лезть в чужой монастырь со своим уставом, – отрезала она, и молодая мама смирилась.

«Монастырем» в данном случае выступала знаменитая Стена Плача, иерусалимская святыня. Это была первая поездка семьи Емельяновых за пределы крошечного особняка, что утопал в зелени в тель-авивском предместье Бат-Яме. Не считая, конечно, короткого вояжа из перинатального центра в госпитале «Ихилов», где Лидка благополучно разрешилась четырехкилограммовым богатырем Коленькой. Уже пять месяцев Наталья наслаждалась спокойной, почти семейной жизнью. Конечно, пеленки она не стирала и обеды с ужинами не готовила. Но вполне оттаяла, и душой и телом, от той кровавой мясорубки, которую сама же и устроила в древнем японском храме.

За пять месяцев она лишь дважды покидала уютный уголок на берегу Средиземного моря, в самом сердце сразу нескольких древних цивилизаций. Впрочем нынешняя, израильская, тоже стремительно становилась одной из основополагающих в мире. Не в последнюю очередь благодаря усилиям торговцев всего и вся. Именно благодаря работе одного из таких ярких представителей своего народа, бывшего россиянина, а ныне правоверного иудея Баруха она и слетала пару раз в такие же теплые, как в Бат-Яме, края – на острова, окруженные бескрайним океаном. Увы – оба острова ей не понравились. Они поразили буйством зелени, мельчайшим и чистейшим песком пляжа лишь взгляд Мышки. Ее сердце они оставили равнодушным. Скорее всего, потому, что перед глазами до сих пор стоял остров Зеленой лагуны.

Однако ни она, ни тем более Барух не отчаялись.

– Будем искать, – бодро заявил израильтянин.

– Ищи, – благосклонно кивнула ему очень выгодная клиентка Ирина Рувимчик, с которой, помимо хорошо барыша, можно было еще и поговорить на русском, несмотря ни на что, родном языке.

Теперь же она проводила взглядом две головы – взрослую и совсем крошечную, детскую – украшенные легкими белыми кипами, которые прямо тут, в проходе, раздавал анонимный благотворитель. Говоривший, кстати на русском языке с заметным грузинским акцентом. Наталья повернулась направо, нашла взглядом Лидию, медленно бредущую к огромным каменным блокам, из которых и были сложены остатки древней стены. Она даже сделала шаг в этом направлении, постаравшись открыться душой навстречу тем волнам благости, а больше великого ожидания чуда, которые тут веками оставляли миллионы паломников. Только вот раскрыться полностью не получилось. Потому что взгляд тут же вернулся назад, на мужскую половину, что была отделена от женской сеткой в крупную ячею – туда, где что-то царапнуло сердце. Это был араб, обычный, каких здесь было много. Но подполковника Крупину учили распознавать мельчайшие оттенки в поведении человека. Вот такие именно напряженные взгляды; незаметное, казалось, для остальных осторожное сканирование окрестностей, заполненных людьми; наконец, рвущуюся изнутри, несмотря на жесткий самоконтроль, обреченность террориста-самоубийцы. А еще – какой-то налет облегчения; словно этот молодой араб, который шел на смерть, в расчете разменять ее на что-то весомое, а именно гибель десятков врагов, говорил себе: «Я ведь не один такой! Перед аллахом, всемогущим и милосердным, я предстану в отличной компании».

Наталья эту «компанию» вычислила за пару десятков секунд. Подполковнику сейчас казалось, что всех их – шестерых террористов – связывают незримые нити. А седьмая, самая толстая, тянется, опутывая всех… именно к тому грузину, что раздал богомольцам уже почти все свои «подарки». К нему Крупина и шагнула в первую очередь, понимая, что если сейчас не успеет; если хоть один из смертников нажмет на кнопку там, в толпе, где не было видно двух Николаев, она до конца жизни не простит себе. Что она будет мстить – жестоко и кроваво – но язву в душе эта месть не зарастит.

Так что грузин (самый настоящий – Мышка в этом не сомневалась) упал на землю, точнее на камни, первым. Но упал так, чтобы очнуться к концу того беспощадного действа, что собиралась устроить Крупина на древней площади. И теперь многолюдство, которое всегда отличало этот участок Иерусалима, было ей только на руку. Она ускорилась – так, что за спиной не раздалось ни одного возмущенного мужского возгласа. Сейчас по площади скользила не женщина, а агент три нуля один. Неприметная и опасная Серая Мышка. Смертельно опасная.

Первый боевик умер мгновенно. Никаких секретов, что она предполагала выдоить у носатого грузина, от этого человека ей не было нужно. Не старалась она и создать видимость несчастного случая. Напротив – после того, как она выполнит задачу, поставленную самой себе – израильские службы должны были всполошиться, взять обе половины площади и подступы к ней под плотную охрану. А пока за спиной второго смертника выросла хрупкая фигурка, взмахнувшая рукой, и этот правоверный тоже отправился на встречу с аллахом – чуть раньше, чем планировал.

Третий араб оказался опытным, битым зверем. Свою смерть он успел встретить лицом к лицу. Это не помогло ему оттянуть собственный конец даже на секунду.

– А еще – и это главное, – подумала Наталья отстраненно, вырастая за спиной четвертого боевика, совсем мальчишки, – он не успел нажать на кнопку. Ну, или сделать какое-то другое движение, которое привело бы к страшным последствиям.

Потому что, уже опуская ставшее неимоверно тяжелым тело на камни, она успела нащупать твердый тючок, который был ничем иным, как мощным зарядом взрывчатки. С поражающими элементами, естественно.

К молоденькому, лет четырнадцати, арабчонку она никакой жалости не испытывала. Это был для нее не человек, а «объект повышенной угрозы для мирного населения», который нужно было обезвредить так быстро, чтобы еще два «объекта», остающиеся в живых, не успели почувствовать, как лопнули те незримые нити. Она успела – как раз в то мгновение, когда раздался первый встревоженный крик.

– Это обнаружили первый труп, – поняла Наталья, бросая на камни последний, шестой, уже без всякой осторожности.

Суматоху, что должна была подняться на площади, она тоже предвидела; больше того – планировала использовать ее в собственных целях. К группе, что ощетинилась сейчас у самой стены короткими дулами «Узи», она приближаться не стала. Николай с сыном были далеко от застывших вип-персон с растерянным (Михаил Сергеевич) и напряженным, готовым дать немедленный отпор (израильский министр) лицами. Наталья буквально выдернула Емелянова из застывшей у Стены плотной людской массы и толчком в спину придала подполковнику начальное ускорение.

– Бегом за Лидкой и домой! – прошипела она в короткое, без отгрызенной мочки, ухо голосом, от которого бледнели даже генералы, – Кольку не потеряй.

Конечно, идеальным вариантом было бы самой найти Лидию, и увезти всех, а главное мерно сопящего мальчугана, в безопасное место. Но тут уж надо было выбирать – или положиться на опыт бывшего «афганца», подполковника Московского СОБРа и последовать за той самой толстой нитью, которая уже удалялась от площади, или…

Ноги сами сделали выбор, направив Мышку, на которую уже стали изумленно оглядываться, с запретной для женщин территории. Направили со скоростью, которую тренированный СОБРовец при всем желании развить не мог; тем более с ребенком на руках. Десяток секунд – и она выскользнула из толчеи. Но за пособником, а может быть координатором террористов, не помчалась. Ирина Рувимчик в Иерусалиме была не первый раз. И по мере возможности (точнее необходимости) изучила центральную, историческую часть города. Впрочем, в этом городе вообще все дышало историей. И древний храм, с портика которого на спешащую, но внешне очень напоминавшую сейчас восторженно глазевшую по сторонам туристку, Наталью строго посмотрел кто-то из святых; и низенькая оградка, за которой застыл в тягучей жаре оливковый сад. Мышка огладила самое старое здесь дерево, чудовищно толстое для оливы. Конечно, навыки мастера леса тут, в Израиле были применимы очень избирательно, но она почему-то верила, что этой оливе больше двух тысяч лет, и что ее, быть может, действительно поливал Иисус Христос.

– Ну, хотя бы видел его; одарил благодатью, – улыбнулась Наталья, – вряд ли у него было время заниматься садоводством и огородничеством.

Этой улыбкой она невольно успокоила грузина, оглянувшегося сейчас по сторонам, прежде чем сесть в маленький автомобильчик, притормозивший здесь в нарушение всех правил. Мужчина явно устал; его носатое загорелое лицо сейчас переполняла не только скрытая тревога, но и чувство облегчения. Он, быть может, ожидал, что сейчас в него вцепятся длинные и неумолимые руки Моссада. Теперь же, после полутора часов бесцельных, на первый взгляд, блужданий по залитым пеклом улицам он решил, что опасности нет. Что люди, кишевшие кругом – да хотя бы вот эта европейская туристка, переносящая эту самую жару еще хуже него и потому сейчас улыбнувшаяся ему как-то очень жалко – никак не могут быть тайными агентами спецслужб.

Останавливаться рядом, даже с каким-нибудь вполне естественным вопросом уставшей от беспощадной жары туристки Наталья не стала; не захотела и проводить здесь захват. Здесь – это на многолюдной улице. Не потому, что стеснялась, или боялась оскорбить взоры паломников жестокой картинкой – могла оформить все красиво и вполне благообразно.

– Но зачем? – задала она себе вопрос, и сама же ответила, – зачем, если эта нитка еще не порвалась, и продолжает вести меня в логово… Пауков? Змей? Не зайчиков точно!

Она расслышала, как грузин отдал водителю нервный приказ; причем на языке, который никак не ожидала сейчас услышать – на пушту:

– В Старый Город.

Наталья удивилась – зачем нужно было петлять по старинным улицам, страдать от пекла, которым дышал здесь каждый камень, если от той же площади перед Стеной Плача до входа в Старый Город было дойти – пару минут. Единственным объяснением была возможная паника грузина, его желание увести преследователей подальше от кого-то, кто не стремился привлечь к себе чужого внимания. Она вернулась к вопросам филологии, к языку, на котором говорили в афганских горах.

Этот язык Наталья Крупина знала – еще с тех времен, когда была старшим лейтенантом. Услышать же его здесь и сейчас не ожидала по простой причине – Ближний Восток, в частности Израиль, не был зоной внимания афганских моджахедов, их террористических ячеек. Мышка меньше удивилась бы, если бы услышала эту фразу где-нибудь в Москве.

Сплевывать, чтобы не сглазить, она не стала. Решила, что своими действиями в еврейской столице – уже совершенными и планируемыми – поможет не только новым соотечественникам, но и настоящим, русским. Потому она проводила взглядом отъехавший автомобиль и подняла руку. Рядом, опять-таки нарушая правила, тут же остановилось такси. В него села уже не туристка, а израильтянка Ирина Рувимчик, богатая настолько, что ей ничего не стоило переплатить вдесятеро, только чтобы домчаться до Старого Города быстрее… чем кто-либо еще. Таксист – смуглый длинноносый еврей лет сорока – молча кивнул. Только что он был расположен поговорить, поразвлекать туристку с единственной целью – раскрутить ее на длинную поездку под аккомпанемент негромко тикающего счетчика.

Теперь за рулем сидел сосредоточенный гонщик, превосходно знавший все закоулки древнего города. В его голове – в этом Наталья не сомневалась – уже сложился маршрут; в обход центральных улиц, светофоров и постов военной и гражданской полиции. Машина рванула вперед, а Крупина продолжила неспешно рассуждать о странностях неудавшегося террористического акта. А главное – о его очень неожиданных исполнителях. Сейчас, разворачивая картинку событий назад, в то самое мгновение, когда она сорвалась с места, чтобы вклиниться меж тел паломников, она поняла, что никакие это были не арабы; что они чувствовали себя на этой земле чужеродцами, в отличие от тех же палестинцев, которые до сих пор считали Иерусалим своим городом. А уж его сердце, Старый Город, тем более.

Таксист как раз резко затормозил, останавливаясь на площадке, дальше которой проезда не было. Заехал он, кстати, со стороны, противоположной той, где до сих пор сверкали сиренами полицейские автомобили.