Анекдоты для Геракла. Удивительные приключения Алексея Сизоворонкина – бухгалтера и полубога

Он опять повернулся к Оре Весны, одновременно вскакивая на ноги. Вскочил одним стремительным и плавным движением, о каком стосорокакилограммовый бухгалтер Алексей Сизоворонкин раньше не смел даже и мечтать. Из тряпки, в которую превратилось одеяние Оры, он тут же соорудил платок, и протер им вспотевшее от умственного напряжения лицо. Да и кто бы не напрягся, увидев себя в обличие Геракла, каким его изображают в учебниках истории. Лешка еще к месту и закон сохранения масс вспомнил (или открыл?). Так что сейчас его сто сорок килограммов были горой мускулов, способной сокрушить все вокруг.

– Вокруг?! – он, наконец, оторвался от лицезрения божественной Оры и огляделся.

Это действительно был дворец. Нет – Дворец! Именно так повелел называть свое жилище громовержец Зевс. Сизоворонкин вспомнил о молнии, что прервала его натужный бег по темному пустырю; оценил мощь и скрытую силу бородатого мужика, сидящего на троне посреди огромного зала, вдоль стен которого сидели и стояли не менее колоритные представители местной знати. Слуги, или там какие-то рабы не могли с такой надменностью рассматривать Алексея. Кто-то внутри него, а затем и сам Сизоворонкин, рассердился:

– Ну, Зевс, ну другие боги Олимпа! Так че теперь, можно рассматривать меня, как вошь? А я вам не вошь, я вам вот!

Он отбросил в сторону комок ткани и напряг монументальную фигуру, обратив столь же гордый, и даже немного снисходительный взгляд сразу ко всем богам, но прежде всего, конечно, к Зевсу. И тот перестал ухмыляться. Физиономия главного олимпийца стала немного задумчивой, а потом такой хитрой и довольной, что сам собой вспомнился анекдот, о чем Лешка всем и сообщил:

– Слушайте анекдот:

– Бывает, придешь в дом, а там на тебя все орут, ругаются, пытаются выгнать из дома. Ты сперва обижаешься, а потом понимаешь, что это не твой дом…

Видимо, талант рассказчика новому телу передался. Потому что после короткой паузы мелко захихикал отвернувшийся на всякий случай от верховного бога Гермес – темноволосый типчик с хитрым лицом и глазами, шныряющими по углам с навечно застывшим в них вопросом: «Что бы еще тут стибрить?». Это Лешке тоже сообщил внутренний голос, который, как оказалось, знал здесь всех. И Геру, морщившую лицо рядом с супругом-громовержцем, и богиню любви Афродиту, начавшую с интересом поглядывать на рассказчика; причем не на его рот, только что выпустивший в мир немудреную историю, а много ниже – в место, до сих пор недвусмысленно реагировавшее на прелести богини Весны. Место это было едва прикрыто накрученной тряпкой, хитрый узел на которой был готов лопнуть от напряжения. И Лешка не выдержал, начал новую историю голосом Афродиты, который вроде бы ни разу не слышал:

– Расскажи мне сказку на ночь, дорогой.

«Дорогой», он же Алексей Сизоворонкин, гордо ответил:

– Я сам сплошная сказка!

Богиня любви зарделась и в жизни, и в исполнении Лешки:

– Даже не знаю, как спросить… а конец у тебя плохой или хороший?

Теперь первым рассмеялся, скорее даже расхохотался Зевс, извергая при этом из могучей груди раскаты грома. Остальная кодла представителей божественного меньшинства дружно присоединилась к своему предводителю; даже Афродита, успевшая, впрочем, метнуть в сторону рассказчика не очень дружелюбный и что-то обещающий взгляд.

– Почему меньшинства? – спросил у себя Сизоворонкин, и тут же ответил, – потому что вас, ребята, должно быть больше – десятки, если мне память не изменяет. А тут…

Он продолжил перечисление олимпийских богов, уже не удивляясь, что знает их как давних знакомцев, с которыми не раз сиживал за столом с «мальвазией», и про которых мог рассказать сейчас такие пикантные подробности, что весь Олимп мог бы утонуть в стыде:

– Гефест, бог кузнечного ремесла; кстати – муженек Афродиты. Вон как зыркает глазищами из-под мохнатых бровей. Хотя смеется так же раскатисто, как шеф. Арес – его братец, бог войны. Еще две сестрицы, дочки Зевса от разных матерей – Артемида-охотница и Афина-воительница. Хотя нет – Афину бог-отец, кажется, сам сподобился родить. Интересно, миллион долларов за это он додумался стребовать? Плюс четыре Оры… Итого у нас получается… Тринадцать! Чертова дюжина. Себя считать не буду; не бог, все-таки.

– Ты не прав, Геракл, – громыхнул, наконец, с трона Зевс, – это твой дом, и ты призван защищать его.

В груди Сизоворонкина при слове «защищать» что-то заныло; личность, любезно представившая ему окружение, тоже не проявила энтузиазма.

– Эге, – подумал Алексей, – а тебе, друг, прежних двенадцати подвигов с головой хватило, как я погляжу?

Внутри согласно кивнули, заставив его вспомнить еще один из старых анекдотов:

– Устроился деревенский парень сантехником. Первый вызов – забившийся унитаз, соответствующее амбре в туалете. Парень не брезгливый – становится на колени, начинает рукой вычерпывать содержимое. А потом поворачивает к застывшим в дверях владельцам квартиры: «Вы что, сюда срете, что ли?».

– Вы это к чему, уважаемый? – осторожно спросил он у Зевса, – если насчет Авгиевых конюшен, то я пас. Я вам, ребята, не Маяковский – не ассенизатор, и не водовоз. Сантехника, понимаете ли, совсем не мой конек.

– Какой конь? – удивился громовержец.

– Да и остальное все… Гидры там многоголовые, львы с быками… Это не ко мне. Это вам нужно к профессиональному охотнику обратиться. Если пожелаете, я и адресок могу дать.

Такой знакомый у Лешки действительно был. Правда, Сизоворонкин не был уверен, что тот согласился бы повторить любой из двенадцати подвигов без надежного карабина. А здесь… Он огляделся еще раз. Самым грозным оружием был лук в руках Артемиды, да устрашающего вида копье, которое кто-то (Арес, скорее всего) прислонил к мраморной стене.

– Ну, еще, громы с молниями самого Зевса, – предположил Лешка, остановив взгляд на мощных – не меньших, чем у него самого, Геракла – руках громовержца.

Сейчас они были пустыми; никаких приспособлений для метания молний не было. Но такие руки вполне были способны порвать пасть не самому хилому льву.

– Вот и рвал бы сам, – подумал Лешка-Геракл, пытаясь вспомнить подходящий анекдот.

Раньше свое слово сказал желудок. Видимо, для мощной мускулатуры и костяка плоти самого Алексея не хватило; весь сегодняшний ужин вместе с литром водки производства рублевского ликерно-водочного завода тоже трансформировался в мышцы, о чем желудок и заявил громким и требовательным урчанием. А Зевс вроде только этого и ждал. Он улыбнулся, показав крупные ровные зубы, и ответил – не самому Сизоворонкину, а его желудку:

– А не перекусить ли нам? – и хитро подмигнул Лешке.

Тот отказываться не стал, хотя предположил, что его сейчас будут банально охмурять.

– Может, даже, и подсыплют чего-нибудь такого, что я вприпрыжку побегу эти самые подвиги свершать. Ну и хрен с вами, – махнул он бесшабашно рукой Геракла, – пошли.

– Зашел мужчина в ресторан, сел за столик. Подошла официантка:

– Здравствуйте, что заказывать будете?

– Как обычно: первое, второе, третье и на десерт что-нибудь.

– Первое есть, а вот второго нет – хоть сама ложись.

– Тогда два вторых!

Идти пришлось совсем недалеко. Лешка даже не успел выбрать из вереницы богинь – кого бы он в первую очередь выбрал в качестве «второго». Прямо за троном Зевса пряталась дверь, в которую все боги, кроме Ор, и Алексей за компанию с ними (с главными богами) прошли, не теснясь и не стараясь протиснуться вперед, поближе к богу-отцу. Как-то так получилось, что следом за Зевсом с Герой в пиршественный зал вошел Геракл. Вошел и остановился с удивленной миной на лице. Огромный стол посреди этого зала был практически пуст. Небольшой кувшин, да десяток бокалов непрозрачного камня – вот и все, что «украшало» столешницу массива какой-то древесины медово-желтого цвета. У самого Сизоворонкина, несмотря на холостяцкое состояние души и быта, хранился на кухне чайный сервиз на двенадцать персон. Так там бокалы были куда солидней.

– Значит, – предположил Лешка, – бокалы, да и сам кувшин непростые.

– Точно, – подтвердил внутри гид, очевидно хорошо знакомый с реалиями божественной кухни, – таких бокалов и такого кувшина больше нет… И не будет. С ними разве что Святой Грааль сравниться сможет… когда-нибудь. Но его пока нет.

– И не будет! – громыхнул рядом голосом-громом Зевс.

Он явно мог слышать голос невидимого собеседника Алексея.

– Не будет! – повторил громовержец, – ни Грааля, и ничего Сущего, если ты, Геракл, не справишься с миссией.

– Почему я-то?! – опять возмутился Сизоворонкин, – вон у тебя сколько героев. Бессмертных, между прочим.

Он сам не заметил, что перешел на «ты» с верховным олимпийцем, а тот вроде бы и не возражал, только махнул рукой: «Об этом потом. А пока…». Зевс совершенно по-простонародному потер ладошками и поднял единственный тут кувшин на уровень собственных глаз. Так, не сев в массивное кресло, он и наклонил его. Из кувшина в бокал потекла дугой нескончаемо длинная струя ярко-красной жидкости. Такое количество просто не могло поместиться в бокале, который вместимостью вряд ли превышал обычный граненый стакан. Гид внутри принялся объяснять.

– Прежде, чем налить амброзию в бокал, представь себе, что бы ты хотел выпить… И закусить. Или наоборот – вкусом какого блюда хотел бы насладиться, и каким напитком подчеркнуть этот вкус.

– Ага, – начал представлять Сизоворонкин, выбрав почему-то шашлык по-карски и «Хеннесси» – не тот, который подпольно разливали на заводе родного города, а настоящий, французский.

Лицо внутри Алексея поморщилось от такого выбора – совершенно невообразимого на его вкус – но новый хозяин гераклова тела только отмахнулся: «Это я так, для пробы!».

Зевс, между тем, умудрился не пролить на столешницу ни капли; он передал кувшин Гере, и прильнул к бокалу. По мере того, как жидкость исчезала внутри божественной сущности, его лицо расплывалось в экстазе. Так, наверное, не был счастлив ни один умирающий путник в пустыне, случайно обнаруживший родник с чистой холодной водой. В какой-то момент Зевс начал что-то жевать; даже разгрызать – с хрустом и звуками из работающих челюстей, удивительно похожими на рычание Камня.